Суп на плите уже остыл, но Марина даже не заметила этого. Голова гудела от недосыпа — вторые сутки на ногах. В углу кухни громоздилась гора нестираного белья, на столе — разбросанные игрушки и недоеденная детская каша.
Димка температурил уже третий день. «Тридцать восемь и пять», — мелькнуло в голове, когда она в очередной раз меняла компресс. Алиска не спала всю ночь — резались зубки, десны опухли, и ничего не помогало, даже гель, который посоветовала педиатр.
«Может, всё-таки вызвать скорую?» — Марина в сотый раз пощупала лоб сына. Тот что-то пробормотал во сне и отвернулся к стенке. В детской наконец-то стало тихо — Алиса забылась тревожным сном, прижимая к себе любимого зайца.
Звук поворачивающегося в замке ключа заставил её вздрогнуть. Шесть вечера — Андрей вернулся с работы.
— Господи, что за запах? — первое, что она услышала. Муж со стуком поставил портфель у двери. — И почему везде игрушки раскиданы?
Марина попыталась собрать с пола кубики:
— Сейчас уберу, просто Димка…
— Что «Димка»? — Андрей демонстративно распахнул окно. — Опять весь день в планшете сидел? А ты куда смотрела?
— У него температура, — она устало потёрла глаза. — Тридцать восемь и…
— Температура?! — он резко развернулся. — И ты молчишь? Почему врача не вызвала?
— Я вызывала, — Марина прислонилась к стене, чувствуя, как кружится голова. — Утром приходила. Сказала — ОРВИ, прописала…
Договорить она не успела. Из детской донёсся плач Алисы.
— Чёрт, — Марина бросилась к дочке. — Только заснула ведь…
— А это что? — голос мужа догнал её в коридоре. Он держал в руках дневник. — Двойка по математике? Ты хоть раз с ним позанималась?
— Я пыталась, — она баюкала расплакавшуюся Алису. — Но он не мог сосредоточиться, температура же…
— Температура, зубы, — передразнил Андрей. — У всех дети болеют! Но другие матери как-то справляются!
Он рывком открыл холодильник:
— И жрать, конечно, нечего! Ты вообще что целый день делала?
Марина молчала, покачивая дочку. В горле стоял ком, а перед глазами плыло от усталости.
— Нет, ты посмотри на этот бардак! — Андрей обвёл рукой кухню. — Грязная посуда, игрушки везде напиханы… Ты же не работаешь! Целыми днями дома сидишь — и что?
Алиса наконец затихла, уткнувшись маме в плечо. Из комнаты донёсся голос Димки:
— Мам, пить хочу…
— Иду, солнышко, — она сделала шаг к двери.
— Стоять! — Андрей преградил ей путь. — Мы не договорили! Посмотри на себя — растрёпанная, в грязном халате… Да что ты вообще можешь?! Ни за детьми следить, ни дом в порядке держать! Ты никчёмная мать и жена!
В кухне повисла тишина. Только тикали часы на стене да сопела во сне Алиса.
Марина медленно опустила дочку в детский стульчик. Выпрямилась. И вдруг почувствовала удивительную ясность в голове:
— Знаешь что, Андрей? Ты прав — я плохая хозяйка. Я не успеваю гладить, готовить и драить полы. Зато я умею другое — любить наших детей. Не орать на них за двойки, когда они больны. Не требовать идеального порядка, когда режутся зубки. И я больше не позволю им расти в доме, где их мать считают никчёмной.
Она развернулась и пошла к сыну:
— Димка, солнце, вот твоя водичка. Давай температуру померяем.
— Ты… ты что несёшь? — Андрей застыл в дверях. — Куда это ты собралась?
— Переночуем, а утром…, — она старалась говорить ровно, хотя внутри всё дрожало. — Утром соберёмся и… — она замолчала, глотая комок в горле. — Знаешь, Андрей, я ведь не железная. Я тоже человек. И я… я устала быть виноватой в том, что не успеваю быть идеальной. Может, тебе правда домработницу нанять? Будет и ужин вовремя, и рубашки поглажены…
Димка испуганно переводил взгляд с отца на мать:
— Мам, вы опять ругаетесь?
— Нет, зайчик, — она поцеловала сына в лоб. — Мы с папой просто разговариваем. Давай-ка лучше я тебе почитаю, пока температуру мерить будем.
Андрей стоял в дверях, слушая, как жена негромко читает «Денискины рассказы». Как ловко меняет голоса персонажей, заставляя сына улыбаться, несмотря на болезнь. Как между делом поправляет одеяло и гладит по голове уснувшую Алису.
Ночью, когда дети наконец крепко заснули, он видел, как она складывает вещи в старую дорожную сумку.
— Марин…
— Не надо, — она даже не повернулась.
— Просто подумай. Я больше не буду терпеть унижения. Ради них, — она кивнула на детскую. — И ради себя.
Утром Андрей впервые за много лет проснулся в шесть. Тихо встал, стараясь не разбудить жену. На кухне вымыл скопившуюся посуду, протёр стол. Даже бутербродов сделал сам.
Когда Марина вышла из спальни, он молча протянул ей чашку кофе:
— Прости. Я был неправ.
Она смотрела на него долгим взглядом:
— В чём именно?
— Во всём, — он опустил голову. — Я… я не видел, как тебе тяжело. Орал из-за ерунды, когда ты не спала ночами с детьми. Я…
— Ты унижал меня, — тихо сказала она. — При детях. При Димке, который теперь боится громких голосов.
— Знаю, — он сглотнул. Если ты… если вы останетесь, я клянусь — всё изменится.
Марина молчала, глядя в окно. За стеклом занимался серый зимний рассвет.
— Я люблю тебя, — вдруг сказал он. — И детей люблю. Просто… я разучился это показывать. Разучился помогать. Думал, если приношу деньги — этого достаточно.
— А я разучилась себя уважать, — она повернулась к нему. — Позволяла себя унижать. Думала — ради детей, чтоб семья… А потом поняла: какой пример я им подаю?
В детской заплакала Алиса. Марина дёрнулась было к двери, но Андрей опередил:
— Сиди. Я сам.
Она слушала, как он воркует с дочкой, меняя подгузник. Как спрашивает у сонного Димки про самочувствие. Как гремит посудой на кухне, собирая завтрак.
Потом было много разговоров. Ссор. Примирений. Даже к психологу совместно ходили. Но главное — они научились уважать друг друга.
Теперь, приходя с работы в неубранную квартиру, Андрей просто молча обнимает жену. И говорит:
— Ты самая лучшая. А с посудой я сам справлюсь.
А по выходным они все вместе делают уборку — даже Алиска помогает, раскладывая игрушки по корзинкам. И если что-то подгорает или разливается — никто не кричит. Потому что главное не порядок в доме, а мир в семье.
Вечером, укладывая детей, Марина часто думает о том дне. О фразе, которая изменила всё. Иногда нужно дойти до края, чтобы понять: семья — это не функции и обязанности. Это любовь, уважение и умение прощать несовершенства друг друга.
А суп? Что ж, иногда можно и пиццу заказать. Главное — есть её вместе, глядя друг другу в глаза с любовью и благодарностью за то, что сумели сохранить самое важное.
