- Сберечь нервы — не значит быть бездушной
- — Мелочь — это когда ты мне цветы на 8 марта купил. За двести рублей. С огрызком открытки. А это — ПРЕДАТЕЛЬСТВО.
- Линия без возврата
- «Я знаю, ты обиделась. Но давай поговорим, окей? Я понимаю, что ты злится, и ты права, что не так должно быть. Но я не хотел, правда. Мама просто…»
Сберечь нервы — не значит быть бездушной
Анна вбежала в подъезд, хрустя в зубах злым апрельским ветром. Домофон, как всегда, не работал, и за ней влетел школьник с рюкзаком в форме автобуса. Лифт не ехал, и она, чертыхнувшись, поднялась пешком на пятый. Сердце колотилось от усталости, злоба бурлила, как чайник в режиме турбо. Она только что отчитала заместителя директора за то, что тот в третий раз забыл про презентацию, а теперь, судя по голосовому в Телеграме, её ждали дома ещё более «приятные» новости.
«Анечка, это Тамара Петровна… Ну ты прости, что снова, но у нас опять трудности. Мне нужно всего пятнадцать тысяч. Ну ты же знаешь, Алексей у тебя мужчина с золотым сердцем, но не миллионер…»
Анна нажала на паузу и приложила телефон к груди. Как будто так можно было остановить этот нескончаемый поток шантажа, обид, манипуляций и банального безденежья.
Дверь была приоткрыта. Алексей сидел на кухне, в футболке с разводами от кетчупа, ел макароны с сосисками и смотрел старый выпуск «Поля чудес». Вид у него был такой, будто он только что совершил подвиг — или хотя бы натёр пятки до мозолей в очереди за наградой.
— Ты чего дверь не закрыл? — бросила она, сбрасывая сумку в прихожей.
— Думал, ты уже…
— А если б грабители пришли? Или твоя мама?
— Смешно, — буркнул он, не отрывая глаз от экрана. — Мама — не грабитель.
Анна встала за его спиной, глядя на ту самую кастрюлю с макаронами, которую она сварила три дня назад. Сосиски явно были из морозилки, тех, что «на случай ядерной зимы».
— Алексей, — медленно произнесла она, — скажи честно. Ты перевёл ей деньги?
— Ну она просила. Там немного… Премия же у тебя хорошая вышла, я подумал…
— Ты подумал?! — она схватила его за плечо. — Ты когда-нибудь думал перед тем, как что-то сделать, а не после?! Я вкалываю с восьми утра, в этом аду под названием маркетинг, пока ты в обнимку с Гоголем стоишь в отделе, и ты решил, что я должна ещё и на твою маму вкалывать?!
— Не утрируй. Она мать. Моя мать.
— А я — кто? Доходный проект? Мать Тереза из бухгалтерии?
— Ты перегибаешь!
Он поднялся, макароны перевернулись на пол, и кошка, как снайпер, метнулась к месту происшествия.
— Ты не сказала, что эти деньги тебе на отпуск нужны!
— Мне? Мне отпуск?! Ты видел, как я выгляжу? У меня синяки под глазами, как у панды после вечеринки! Мне бы просто поспать без ваших истерик!
Анна чувствовала, как дрожит голос, но останавливаться не собиралась. Она подошла к шкафу, достала из него банковские документы и швырнула на стол.
— *Вот. Смотри. Это мой вклад. Мой счёт. Моё имя. Ни одного твоего рубля тут нет, Алексей. А ты, как последний… — она запнулась, — передал доступ твоей маме. Она платила коммуналку с МОЕГО счета. Скажи мне, ты в своём уме?!
— Она просто… не успела перевести со своего. Я думал, это мелочь!
— Мелочь?! — Анна рассмеялась так резко, что даже кошка, доевшая макароны, вскочила и убежала в спальню.
— Мелочь — это когда ты мне цветы на 8 марта купил. За двести рублей. С огрызком открытки. А это — ПРЕДАТЕЛЬСТВО.
Он замолчал. Лицо стало серым, как серый этот апрель. Он впервые посмотрел на неё не сквозь телевизор и маму, а так, будто вдруг понял: перед ним человек. Не просто жена. Не обслуживающий персонал. Человек.
— Аня, ты перегорела. Нам надо поговорить. Сесть. Всё обсудить.
— Обсудить? Отлично. — она схватила сумку и пошла к двери. — Обсуждай с мамой. Я в гостиницу.
— Анна! Стой!
Он потянул её за руку. Резко. Слишком сильно.
— Не трогай меня! — она вырвалась. — Ты не имеешь права! Я не твоя марионетка!
Он отступил. Молча. И впервые за долгое время — не перешёл в наступление.
Анна вышла на улицу, вдохнула холодный воздух и улыбнулась сквозь слёзы. Да, у неё нет запасного жилья. Да, гостиница — дорого. Но впервые за много месяцев ей дышалось легче.
«Себя, себя надо спасать в первую очередь», — подумала она и нажала «забронировать номер».
Конечно, перепишу главу с исправлениями, где диалоги начинаются с длинного тире и без кавычек.
Линия без возврата
Анна проснулась рано. Её мысли были сумбурными, а сознание — как ком в голове. Обычные утренние заботы, как уборка зубов и завтрак, уже не казались такими важными. Всё было другим. Жизнь после вчерашнего разговора с Алексеем — с тем, что было, и с тем, что могло бы быть — уже не возвращалась в нормальное русло. В глазах всё ещё стояли его слова: «Ты перегорела». Как будто она только что сгорела, сгорела заживо, и теперь её жизнь, её мысли, её чувства — всё это было пеплом.
В её новой реальности не было места для прощений. Она сама себе ответила на этот вопрос. Она больше не могла стоять в углу, слушая отголоски тех, кто ещё до сих пор пытался управлять её жизнью. Даже если этот «кто-то» был её мужем. Даже если этот человек называл её своей женой.
Утро тянулось так же тяжело, как и предстоящее решение: вернуться домой или уйти навсегда. Она была почти готова к тому, чтобы выйти из гостиничного номера и забыть, что вообще была в этом доме. Но… что было бы, если бы она поступила именно так? Это был бы конец. Конец всему.
Решение пришло не сразу. Она долго сидела в номере, разглядывая скромные, но уютные стены. Пальцы холодных рук пробежали по экрану телефона, где она ещё раз прочитала последние сообщения от Алексея.
«Я знаю, ты обиделась. Но давай поговорим, окей? Я понимаю, что ты злится, и ты права, что не так должно быть. Но я не хотел, правда. Мама просто…»
Сколько раз она читала это сообщение? Десять? Двадцать? И каждый раз сердце отзывалось эхом — полным боли и разочарования.
Она решила, что хватит ждать. Приехать домой — или остаться навсегда в этом номере — она всё равно была одна. В душе была пустота, которую никто не мог заполнить. И не хотел.
Так она и оказалась в квартире. Не открывая дверь сразу, она встала перед ней. Алексей явно не ждал её в такое утро. Он лежал в комнате, перед телевизором, на своей привычной диванной «территории», как обычно — с полуразвалившейся позой. Он что-то шептал, но Анна решила, что не имеет смысла его тревожить.
Она всё ждала и ждала, пока он не подошел к ней, не коснувшись её плеча. Даже не сказал «здравствуй». Просто стоял и смотрел.
— Ты не уходишь? — его голос был настороженным, и, несмотря на всю напряженность в воздухе, это не было удивлением. Её возвращение стало неизбежным, хотя он этого даже не знал.
— Я не могу просто так уйти. Ты сам знаешь, что между нами, — её слова звучали почти невыносимо резко, но они были правдой. Она действительно не могла уйти, несмотря на то, что её душа кричала о том, что она заслуживает лучшего. Она осталась.
Он подошёл к ней, обнял. И это объятие не приносило облегчения, а только усугубляло её боль. Он поцеловал её в лоб, как будто ничего не было. Она в очередной раз почувствовала эту тупую боль, этот холод, который, казалось, не покидает её даже в момент простого физического контакта.
— Ты знаешь, мне нужно поговорить с тобой. О нас. Не могу больше терпеть, — сказала она, едва сдерживая дрожь в голосе.
Анна молча смотрела на него, сжимая пальцы, чтобы не сорваться. Она ощущала, как её внутренний мир, словно шершавый камень, поднимался к горлу. Он ничего не понимал. Она думала, что будет легко сказать ему то, что она хочет сказать. Но её слова не могли покидать губы. Почему-то в её голосе сквозила тревога, а не уверенность.
— Почему ты всё время уступаешь ей? — наконец, сказала она. — Твоей матери. Ты… даже не можешь сказать ей, что я не должна быть её банком!
Алексей глубоко вздохнул, он положил голову на её плечо и тихо сказал:
— Я не могу отказать ей. Это… сложно.
— Сложно? — она подняла его лицо и посмотрела прямо в глаза. — Ты вообще не видишь, что происходит?! Это не сложность. Это манипуляция, Алексей!
Она сделала паузу, а его взгляд стал непонимающим.
— И ты оправдываешь её поведение? — продолжила она. — Ты даже не пытался встать на мою сторону. Ты ведь думаешь, что всё это нормально, правда?
Тон её голоса был всё более отчаянным.
— Я люблю тебя, ты же знаешь. Я знаю, что ты страдаешь.
— Нет. Ты любишь свою мать. Ты всегда её любил больше, чем меня.
Те слова повисли в воздухе. Его лицо потемнело. Он открыл рот, но ничего не сказал. Он мог бы оправдаться. Он мог бы что-то сказать, но вместо этого просто молча подошел к столу, на котором лежали её документы. Он развернул их, и наконец, она почувствовала, как его взгляд пронзил её.
— Ты забрала себе всю мою жизнь, и всё равно мне не хватило! — в его голосе было столько боли, столько отчаяния, что она не могла не почувствовать его. Но, несмотря на это, его слова вызвали у неё лишь чувство гнева.
— Ты хочешь оставить меня ни с чем? — повторила она. — Ты хочешь, чтобы я ушла?
Он молчал. Её вопрос повис в воздухе, и весь мир как будто замер. Она знала, что этот момент был решающим. Теперь всё зависело от того, что он скажет.
Он поднялся, сжал плечи и, наконец, повернулся к ней.
— Я не знаю. Я… — его голос сорвался.
И вот в этот момент что-то щелкнуло в её голове. Весь тот груз, что она несла, вдруг стал понятен. Она не была виновата. Она не должна была быть виновата. А он? Он был просто слабым. И это было его решением — продолжать жизнь по правилам, которых она больше не могла придерживаться.
— Я ухожу, Алексей, — сказала она и развернулась. — Уходи с твоей матерью. Я не могу больше быть частью этого.
С этими словами она направилась к двери. Больше она не хотела быть жертвой этой манипуляции. Больше она не могла быть марионеткой.
