- Настя потом много раз прокручивала в голове тот вечер. На кухне стоял запах жареной картошки, и капельки масла лениво потрескивали на сковородке, когда Богдан, ковыряя вилкой кусок мяса, вдруг сказал: — Маму с папой надо будет приютить ненадолго. — произнёс он так, будто речь шла о двух ночёвках друзей после вечеринки. Настя застыла. Её сердце будто на секунду пропустило удар. — Ненадолго — это сколько? — спросила она, щурясь и чувствуя, как спина моментально напряглась. — Ну… месяц, два, максимум три. — протянул Богдан с виноватой улыбкой. — У них бизнес прогорел. Им пока некуда. Ты же понимаешь. Понимаешь. Это слово у него всегда звучало как заклинание, как ключ к её терпению. Настя молча перевернула картошку, и только потом произнесла: — У меня кредит на эту квартиру. Она добрачная. Это моя квартира, Богдан. — Да ладно тебе, — он сделал вид, что не заметил холодка в её голосе. — Ты же добрая. Это временно. Ну поживём чуть потеснее, зато родители не окажутся на улице. Именно в этот момент Настя впервые почувствовала липкое прикосновение будущего кошмара. Ещё ничего не произошло, а она уже знала: всё затянется. Всё.
- Они приехали через неделю. Галина Петровна — яркая женщина под шестьдесят, с громким голосом, с манерами хозяйки, которая всегда «знает лучше». Евгений Семёнович — усталый, но нагловатый. Из тех мужчин, которые за столом первым делом спрашивают: а пива нет? Настя открыла дверь и увидела их чемоданы. Слишком большие для «месяца». Она внутренне вздохнула. — Ой, какая у вас тут просторная квартира, — Галина Петровна прошла внутрь, даже не сняв туфли, и сразу заглянула в зал. — А диванчик-то старенький. Ну ничего, привыкнем. Настя улыбнулась, но улыбка вышла деревянной. — Проходите. Комната свободная, кровать застелена. — Ой, доченька, спасибо! — Галина Петровна неожиданно обняла Настю, прижав её так крепко, что та едва не выронила ключи. И снова — липкое ощущение. Как будто я подписала договор, сама не зная на что. Первые дни были терпимыми. Галина Петровна суетилась на кухне, что-то варила, бесконечно переставляла кастрюли. Евгений Семёнович сидел в зале, щёлкал телек. Казалось бы — обычная пенсионерская рутина. Но уже через неделю начались «корректировки». — Настя, ну ты, конечно, молодая, работаешь там свои компьютеры эти, но знаешь… семья без борща не семья. Полуфабрикаты твои — это, конечно, смешно. Мужику мясо надо! — заявила свекровь, разливая борщ по тарелкам и даже не глядя на реакцию. Настя закусила губу. — Богдан сам умеет приготовить. Я не обязана… — Ты что такое говоришь? — вскинулась Галина Петровна, театрально поднимая брови. — Мужик — это добытчик, женщина должна кормить, ухаживать! Что это у вас за семья, если каждый сам по себе? Богдан сидел рядом и виновато улыбался. — Мам, да ладно… не начинай. Но не остановил. Никогда не останавливал. Через месяц Галина Петровна уже переставила половину кухни. «Чтобы удобно». Полки с продуктами поменялись местами, кастрюли «нашли своё место». Настя однажды пришла вечером и не нашла свою любимую чашку. — А-а-а, это синенькая? — спокойно ответила свекровь. — Я её выбросила. Там трещина была, ты могла порезаться. Купим новую. Настя выдохнула, закрыла глаза. «Это была чашка, с которой я сдавала первую сессию…» Она села на табуретку и почувствовала, как земля уходит из-под ног. — Спасибо, что согласилась, — прошептал тогда вечером Богдан, обнимая её. — Знаешь, — ответила она, отталкивая его руки, — это начало конца. Он рассмеялся. Ему показалось, что она шутит.
- На третий месяц всё окончательно изменилось. Галина Петровна встала в дверях спальни Насти и, как командир, заявила: — Настенька, ты, конечно, молодец, что работаешь. Но пойми: работа — это не жизнь. Мужчина должен видеть женщину рядом. А то ты в свои компьютеры уткнулась. Ты хочешь, чтобы брак распался? Настя сжала зубы. — Вы серьёзно сейчас? — её голос дрогнул. — Абсолютно. — холодно подтвердила свекровь. — Я в свои годы уже детей поднимала, мужу борщи варила, а ты… карьеру строишь. Женщина должна жертвовать. — Жертвовать чем? — Настя почувствовала, как её лицо заливает жар. — Своей жизнью, своими деньгами, своим временем? Чтобы вам было удобно? — Не нам. Семье! — вмешался Евгений Семёнович, не отрываясь от телевизора. — Ты думаешь, квартира твоя? Всё общее. Ты же замужем. Настя в этот момент поняла, что они не шутят. Богдан молчал. Молчал, когда она пыталась с ним поговорить. Молчал, когда мать бросала очередную язвительную фразу. Молчал, когда отец впервые «взял пару тысяч до пенсии». — Это временно, Насть. Они же родители. Ну потерпи. — бормотал он. И только в голове Насти всё громче звучало: временно, временно, временно. А потом, однажды вечером, Галина Петровна аккуратно положила ладонь на стол и произнесла: — Настя, у нас с Евгением есть идея. Мы хотим снова открыть дело. Ты же понимаешь — деньги у тебя есть. Всего два миллиона. Для семьи. Настя посмотрела на неё и вдруг рассмеялась. Так громко и резко, что у самой пошли слёзы. — Вы паразиты. — прошептала она. — Просто паразиты. И в тот момент она уже знала: назад дороги не будет.
- Настя всё чаще ловила себя на том, что возвращается домой с тяжестью в груди. Как будто не в свою квартиру, а в чью-то чужую коммуналку, где она — лишняя. Ирония судьбы: владелица квартиры — лишняя. «Это ведь моя крепость, моя крепость…» — повторяла она про себя, открывая дверь ключом. Но за дверью её уже ждал чужой запах: пережаренного лука, дешёвых котлет, висящий в воздухе наравне с чужими голосами. — Настя, это ты? — с кухни донёсся крик Галины Петровны. — Иди сюда, я тебе скажу, что мы тут придумали! Настя не сняла пальто, не поставила сумку, а просто встала в коридоре, как солдат перед атакой. — Что теперь? — спросила она устало. — Ну ты не начинай! — Галина Петровна вышла в коридор, обмахивая руками от пара. — Мы тут решили холодильник переставить. У тебя же кухня неправильно организована. Надо, чтобы «зона готовки» и «зона хранения» совпадали. Настя вздрогнула. — А вам не кажется, что вы слишком многого себе позволяете? Это моя квартира. — Моя девочка, — Галина Петровна улыбнулась так, как улыбаются в театре, когда нужно показать заботу, но глаза остаются холодными, — мы же семья. Какая разница — твоя или наша? Всё для удобства. В этот момент в зал, почесывая живот, вышел Евгений Семёнович: — Насть, ну ты как маленькая. Квартиры — это наживное. Зато мы вместе. А вместе — сила! Настя почувствовала, как пальцы сжались в кулаки. — А где Богдан? — спросила она сквозь зубы. — Богдаша работает, — отмахнулся свёкор. — Мы тут сами решаем по хозяйству. «Сами решаем». «Они решают. Я молчу. Я живу в своей же квартире — как квартирант». На ужин, как всегда, был концерт. Галина Петровна разливала суп и вещала, как будто с кафедры: — Вот я всегда говорила: женщина без семьи — ничто. Деньги — пыль, работа — суета. А вот семья — это святое. — Мам, — попытался вяло вставить Богдан, — Настя тоже старается… — Богдан, не защищай её, — резко перебила мать. — Сколько можно сидеть по ночам за своими компьютерами? Мужу борщ свари, а не эти пельмени замороженные. Настя отставила ложку. — Я зарабатываю. Я оплачиваю кредит. Я обеспечиваю нас всех. Вы это вообще понимаете? — Деньги — это мужское дело! — воскликнула Галина Петровна, размахивая половником. — А у тебя муж есть, между прочим. — У меня муж есть? — Настя повернулась к Богдану. — Ты слышишь, что они говорят? Ты вообще собираешься хоть раз открыть рот и встать на мою сторону? Богдан опустил глаза в тарелку. — Насть, ну не начинай. И именно это «не начинай» стало последней каплей.
- Через неделю они перешли в открытую атаку. — Настенька, — Галина Петровна положила на стол какие-то бумаги. — Вот бизнес-план. Мы с Евгением хотим открыть павильон. Там продажи пойдут, мы разбогатеем, и всем будет хорошо. Настя молчала, рассматривая цифры. «Инвестиции: 2 000 000 грн.». — Я правильно понимаю? — её голос был ледяным. — Вы предлагаете мне отдать все мои сбережения? — Не отдать, а вложить, — поправил Евгений Семёнович. — Ты же в семье. Ты обязана. — Обязана? — Настя рассмеялась. — А ничего, что я никому ничего не должна? Это мои деньги. Моя квартира. Моя жизнь. — Ах, вот как? — Галина Петровна всплеснула руками. — Значит, мы тебе чужие? — Да. — отрезала Настя. — Чужие. Повисла тишина. Даже телевизор будто приглушил звук. Богдан стоял у двери кухни и пытался раствориться в стене. — Богдан! — Настя резко повернулась к мужу. — Ну скажи хоть что-нибудь! Он замялся. — Насть… ну это же родители. Они же для нас стараются. Может, действительно помочь? Настя почувствовала, как мир рушится у неё в голове. — Родители? — её голос сорвался на крик. — Они меня выжимают, как тряпку! Они захватили мой дом, мои деньги, мою жизнь! А ты стоишь и молчишь! Богдан шагнул к ней, положил руку на плечо: — Не кричи… Настя резко оттолкнула его. — Не трогай меня! Ты выбрал их. А не меня. В ту ночь она сидела на кухне одна. Чашка кофе дрожала в её руках. За стенкой слышалось храпение Евгения Семёновича и сиплый кашель Галины Петровны. Она смотрела на белую стену напротив и думала: «Я превратилась в банкомат и бесплатный приют. Я сама виновата. Я позволила. Я терпела». И вдруг поняла — завтра всё изменится. — Хватит. — сказала она вслух, глядя в пустую чашку. — Завтра я поставлю точку. И действительно, утром следующего дня она впервые сказала: — Собирайтесь. Вы уезжаете. Галина Петровна прыснула в ладонь и закатила глаза: — Ха! Ты серьёзно? — Абсолютно. — спокойно сказала Настя. — Вещи — и на выход. — Богдан! — закричала свекровь. — Скажи ей что-нибудь! Богдан стоял в дверях, бледный и потерянный. — Насть… ну зачем ты так? Настя посмотрела на него и вдруг поняла: этот брак мёртв. Просто похоронить его никто не решался. Она впервые за долгое время улыбнулась — не от радости, а от жестокого облегчения. — Или они уходят. Или я. Эта фраза прозвучала как выстрел. И комната замерла.
Иногда кажется, что любовь способна преодолеть всё, но что, если она сталкивается с финансовыми вопросами и давлением родственников?
Настя потом много раз прокручивала в голове тот вечер. На кухне стоял запах жареной картошки, и капельки масла лениво потрескивали на сковородке, когда Богдан, ковыряя вилкой кусок мяса, вдруг сказал: — Маму с папой надо будет приютить ненадолго. — произнёс он так, будто речь шла о двух ночёвках друзей после вечеринки. Настя застыла. Её сердце будто на секунду пропустило удар. — Ненадолго — это сколько? — спросила она, щурясь и чувствуя, как спина моментально напряглась. — Ну… месяц, два, максимум три. — протянул Богдан с виноватой улыбкой. — У них бизнес прогорел. Им пока некуда. Ты же понимаешь. Понимаешь. Это слово у него всегда звучало как заклинание, как ключ к её терпению. Настя молча перевернула картошку, и только потом произнесла: — У меня кредит на эту квартиру. Она добрачная. Это моя квартира, Богдан. — Да ладно тебе, — он сделал вид, что не заметил холодка в её голосе. — Ты же добрая. Это временно. Ну поживём чуть потеснее, зато родители не окажутся на улице. Именно в этот момент Настя впервые почувствовала липкое прикосновение будущего кошмара. Ещё ничего не произошло, а она уже знала: всё затянется. Всё.
Они приехали через неделю. Галина Петровна — яркая женщина под шестьдесят, с громким голосом, с манерами хозяйки, которая всегда «знает лучше». Евгений Семёнович — усталый, но нагловатый. Из тех мужчин, которые за столом первым делом спрашивают: а пива нет? Настя открыла дверь и увидела их чемоданы. Слишком большие для «месяца». Она внутренне вздохнула. — Ой, какая у вас тут просторная квартира, — Галина Петровна прошла внутрь, даже не сняв туфли, и сразу заглянула в зал. — А диванчик-то старенький. Ну ничего, привыкнем. Настя улыбнулась, но улыбка вышла деревянной. — Проходите. Комната свободная, кровать застелена. — Ой, доченька, спасибо! — Галина Петровна неожиданно обняла Настю, прижав её так крепко, что та едва не выронила ключи. И снова — липкое ощущение. Как будто я подписала договор, сама не зная на что. Первые дни были терпимыми. Галина Петровна суетилась на кухне, что-то варила, бесконечно переставляла кастрюли. Евгений Семёнович сидел в зале, щёлкал телек. Казалось бы — обычная пенсионерская рутина. Но уже через неделю начались «корректировки». — Настя, ну ты, конечно, молодая, работаешь там свои компьютеры эти, но знаешь… семья без борща не семья. Полуфабрикаты твои — это, конечно, смешно. Мужику мясо надо! — заявила свекровь, разливая борщ по тарелкам и даже не глядя на реакцию. Настя закусила губу. — Богдан сам умеет приготовить. Я не обязана… — Ты что такое говоришь? — вскинулась Галина Петровна, театрально поднимая брови. — Мужик — это добытчик, женщина должна кормить, ухаживать! Что это у вас за семья, если каждый сам по себе? Богдан сидел рядом и виновато улыбался. — Мам, да ладно… не начинай. Но не остановил. Никогда не останавливал. Через месяц Галина Петровна уже переставила половину кухни. «Чтобы удобно». Полки с продуктами поменялись местами, кастрюли «нашли своё место». Настя однажды пришла вечером и не нашла свою любимую чашку. — А-а-а, это синенькая? — спокойно ответила свекровь. — Я её выбросила. Там трещина была, ты могла порезаться. Купим новую. Настя выдохнула, закрыла глаза. «Это была чашка, с которой я сдавала первую сессию…» Она села на табуретку и почувствовала, как земля уходит из-под ног. — Спасибо, что согласилась, — прошептал тогда вечером Богдан, обнимая её. — Знаешь, — ответила она, отталкивая его руки, — это начало конца. Он рассмеялся. Ему показалось, что она шутит.
На третий месяц всё окончательно изменилось. Галина Петровна встала в дверях спальни Насти и, как командир, заявила: — Настенька, ты, конечно, молодец, что работаешь. Но пойми: работа — это не жизнь. Мужчина должен видеть женщину рядом. А то ты в свои компьютеры уткнулась. Ты хочешь, чтобы брак распался? Настя сжала зубы. — Вы серьёзно сейчас? — её голос дрогнул. — Абсолютно. — холодно подтвердила свекровь. — Я в свои годы уже детей поднимала, мужу борщи варила, а ты… карьеру строишь. Женщина должна жертвовать. — Жертвовать чем? — Настя почувствовала, как её лицо заливает жар. — Своей жизнью, своими деньгами, своим временем? Чтобы вам было удобно? — Не нам. Семье! — вмешался Евгений Семёнович, не отрываясь от телевизора. — Ты думаешь, квартира твоя? Всё общее. Ты же замужем. Настя в этот момент поняла, что они не шутят. Богдан молчал. Молчал, когда она пыталась с ним поговорить. Молчал, когда мать бросала очередную язвительную фразу. Молчал, когда отец впервые «взял пару тысяч до пенсии». — Это временно, Насть. Они же родители. Ну потерпи. — бормотал он. И только в голове Насти всё громче звучало: временно, временно, временно. А потом, однажды вечером, Галина Петровна аккуратно положила ладонь на стол и произнесла: — Настя, у нас с Евгением есть идея. Мы хотим снова открыть дело. Ты же понимаешь — деньги у тебя есть. Всего два миллиона. Для семьи. Настя посмотрела на неё и вдруг рассмеялась. Так громко и резко, что у самой пошли слёзы. — Вы паразиты. — прошептала она. — Просто паразиты. И в тот момент она уже знала: назад дороги не будет.
Настя всё чаще ловила себя на том, что возвращается домой с тяжестью в груди. Как будто не в свою квартиру, а в чью-то чужую коммуналку, где она — лишняя. Ирония судьбы: владелица квартиры — лишняя. «Это ведь моя крепость, моя крепость…» — повторяла она про себя, открывая дверь ключом. Но за дверью её уже ждал чужой запах: пережаренного лука, дешёвых котлет, висящий в воздухе наравне с чужими голосами. — Настя, это ты? — с кухни донёсся крик Галины Петровны. — Иди сюда, я тебе скажу, что мы тут придумали! Настя не сняла пальто, не поставила сумку, а просто встала в коридоре, как солдат перед атакой. — Что теперь? — спросила она устало. — Ну ты не начинай! — Галина Петровна вышла в коридор, обмахивая руками от пара. — Мы тут решили холодильник переставить. У тебя же кухня неправильно организована. Надо, чтобы «зона готовки» и «зона хранения» совпадали. Настя вздрогнула. — А вам не кажется, что вы слишком многого себе позволяете? Это моя квартира. — Моя девочка, — Галина Петровна улыбнулась так, как улыбаются в театре, когда нужно показать заботу, но глаза остаются холодными, — мы же семья. Какая разница — твоя или наша? Всё для удобства. В этот момент в зал, почесывая живот, вышел Евгений Семёнович: — Насть, ну ты как маленькая. Квартиры — это наживное. Зато мы вместе. А вместе — сила! Настя почувствовала, как пальцы сжались в кулаки. — А где Богдан? — спросила она сквозь зубы. — Богдаша работает, — отмахнулся свёкор. — Мы тут сами решаем по хозяйству. «Сами решаем». «Они решают. Я молчу. Я живу в своей же квартире — как квартирант». На ужин, как всегда, был концерт. Галина Петровна разливала суп и вещала, как будто с кафедры: — Вот я всегда говорила: женщина без семьи — ничто. Деньги — пыль, работа — суета. А вот семья — это святое. — Мам, — попытался вяло вставить Богдан, — Настя тоже старается… — Богдан, не защищай её, — резко перебила мать. — Сколько можно сидеть по ночам за своими компьютерами? Мужу борщ свари, а не эти пельмени замороженные. Настя отставила ложку. — Я зарабатываю. Я оплачиваю кредит. Я обеспечиваю нас всех. Вы это вообще понимаете? — Деньги — это мужское дело! — воскликнула Галина Петровна, размахивая половником. — А у тебя муж есть, между прочим. — У меня муж есть? — Настя повернулась к Богдану. — Ты слышишь, что они говорят? Ты вообще собираешься хоть раз открыть рот и встать на мою сторону? Богдан опустил глаза в тарелку. — Насть, ну не начинай. И именно это «не начинай» стало последней каплей.
Через неделю они перешли в открытую атаку. — Настенька, — Галина Петровна положила на стол какие-то бумаги. — Вот бизнес-план. Мы с Евгением хотим открыть павильон. Там продажи пойдут, мы разбогатеем, и всем будет хорошо. Настя молчала, рассматривая цифры. «Инвестиции: 2 000 000 грн.». — Я правильно понимаю? — её голос был ледяным. — Вы предлагаете мне отдать все мои сбережения? — Не отдать, а вложить, — поправил Евгений Семёнович. — Ты же в семье. Ты обязана. — Обязана? — Настя рассмеялась. — А ничего, что я никому ничего не должна? Это мои деньги. Моя квартира. Моя жизнь. — Ах, вот как? — Галина Петровна всплеснула руками. — Значит, мы тебе чужие? — Да. — отрезала Настя. — Чужие. Повисла тишина. Даже телевизор будто приглушил звук. Богдан стоял у двери кухни и пытался раствориться в стене. — Богдан! — Настя резко повернулась к мужу. — Ну скажи хоть что-нибудь! Он замялся. — Насть… ну это же родители. Они же для нас стараются. Может, действительно помочь? Настя почувствовала, как мир рушится у неё в голове. — Родители? — её голос сорвался на крик. — Они меня выжимают, как тряпку! Они захватили мой дом, мои деньги, мою жизнь! А ты стоишь и молчишь! Богдан шагнул к ней, положил руку на плечо: — Не кричи… Настя резко оттолкнула его. — Не трогай меня! Ты выбрал их. А не меня. В ту ночь она сидела на кухне одна. Чашка кофе дрожала в её руках. За стенкой слышалось храпение Евгения Семёновича и сиплый кашель Галины Петровны. Она смотрела на белую стену напротив и думала: «Я превратилась в банкомат и бесплатный приют. Я сама виновата. Я позволила. Я терпела». И вдруг поняла — завтра всё изменится. — Хватит. — сказала она вслух, глядя в пустую чашку. — Завтра я поставлю точку. И действительно, утром следующего дня она впервые сказала: — Собирайтесь. Вы уезжаете. Галина Петровна прыснула в ладонь и закатила глаза: — Ха! Ты серьёзно? — Абсолютно. — спокойно сказала Настя. — Вещи — и на выход. — Богдан! — закричала свекровь. — Скажи ей что-нибудь! Богдан стоял в дверях, бледный и потерянный. — Насть… ну зачем ты так? Настя посмотрела на него и вдруг поняла: этот брак мёртв. Просто похоронить его никто не решался. Она впервые за долгое время улыбнулась — не от радости, а от жестокого облегчения. — Или они уходят. Или я. Эта фраза прозвучала как выстрел. И комната замерла.
В тот день квартира гудела, как улей, только вместо пчёл внутри клубились чужие голоса, упрёки и запах подгоревшей еды. Настя сидела за столом и смотрела, как Галина Петровна со свёкром суетятся вокруг своих чемоданов. — Ты пойми, мы никуда не поедем, — резко бросила Галина Петровна, держа в руках сложенные простыни. — Мы семья. Имеем право здесь жить. Ты не вправе нас выгнать! Настя встала. — Я вправе. Это моя квартира. — Она произнесла каждое слово так, будто ставила штамп. — Евгений! — взвизгнула свекровь. — Скажи ей! Евгений Семёнович, сидевший на диване, лениво почесал затылок: — Настя, ну что ты как неродная? Чего жадничаешь? Мы же вместе. Семья. У тебя деньги есть, квартира есть, а у нас — ничего. Ты должна помочь. Настя чувствовала, как внутри всё горит. — Я должна только себе. Поняли? Только себе! — Ах вот как! — Галина Петровна хлопнула ладонью по столу. — Значит, все эти месяцы мы были для тебя чем? Обузой?! — Да! — крикнула Настя, и в комнате повисла тишина. — Обузой. Паразитами. Постояльцами, которые ведут себя, как хозяева. Вы разрушили мой дом. И вы разрушили мой брак. — Настя, ну хватит… — попытался влезть Богдан, держа руки перед собой, словно боясь, что его ударят. — Ты заходишь слишком далеко. Родители просто хотели как лучше. Настя посмотрела на него. Долго, тяжело. — А ты? Ты хоть раз встал на мою сторону? Хоть раз сказал им «нет»? Ты вообще мой муж или их сынок на побегушках? Богдан нахмурился: — Не начинай. Ты же знаешь, они мне дороги. — А я? Я тебе дорога? — спросила она тихо, почти шёпотом. Молчание. Он отвернулся. И это было самым громким ответом в её жизни. — Всё, — сказала Настя твёрдо. — Вы собираетесь. И уходите. Галина Петровна схватила её за руку: — Девочка, ты пожалеешь! Мужчина без семьи не живёт. Он уйдёт. И ты останешься одна! Настя вырвала руку. — Лучше одна. Чем вот так. — Богдан! — закричала свекровь. — Ты слышал? Она выгнала нас! Ты тоже собирай вещи! Богдан молчал. Потом встал и медленно пошёл в спальню. Вернулся с сумкой. — Извини, Настя. Я не могу их бросить. И ушёл. Просто ушёл. Квартира опустела. Только запах чужой еды и сдвинутые вещи напоминали о недавнем аде. Настя села на табуретку и долго смотрела на дверь. И вдруг её прорвало. Смех. Громкий, хриплый, с надрывом. Она смеялась так, что катились слёзы. Три года. Три года моей жизни ушли на то, чтобы понять: я была для них только ресурсом. Кошельком. Тёплым местом. Смех перешёл в плач. А потом снова в смех. — Ну что ж, поздравляю, Настя, — сказала она сама себе, глядя на отражение в чёрном экране телевизора. — Ты свободна. Ценой всего, что имела. Квартира была её. Но уже не казалась домом. А внутри осталась пустота. Та пустота, которая не лечится временем.
Как вы думаете, можно ли было этого избежать, и кто, по вашему мнению, виноват в произошедшем? Поделитесь своими мыслями в комментариях! 👇