Анна поставила на стол кастрюлю с наваристым супом, стёрла пот со лба тыльной стороной ладони и глубоко вздохнула. Ей казалось, что её кухня с каждым днём становится всё меньше и меньше. А ведь ещё каких-то пять лет назад это было её личной гордостью: просторная, светлая, с совершенно новым кухонным гарнитуром и современной бытовой техникой, которую они с Павлом брали в ипотеку. Тогда она искренне радовалась каждой новой полочке, каждой сковороде, ведь всё это было приобретено их собственными руками. А теперь… теперь ей приходилось буквально протискиваться между табуретами, детскими игрушками и бесконечными пакетами с чужими вещами. — Мама сказала, что они заедут совсем ненадолго, — ещё месяц назад успокаивал её Павел, нервно ёрзая на диване.
— Насколько «ненадолго»? — спросила она, прищурившись. — На чашечку чая или насовсем?
— Ну… может, недели на две. У Полины ремонт, им пока негде. Ты же знаешь… семья. «Семья…» Анна тогда промолчала. Но теперь, когда «недели две» плавно растянулись уже в шестую, она понимала: зря. Сегодня утром свекровь уже в третий раз подряд делала ей замечание по поводу уборки.
— Аннушка, — с видом генеральши произнесла Лариса Валериевна, развалившись на кресле, — у вас под окнами заметная пыль. А я астматик, между прочим. Нельзя так халатно относиться к своему здоровью.
— Конечно, — улыбнулась Анна сквозь зубы. — Я ведь только что вернулась с работы, сразу же побегу окна протирать.
— Вот и умничка, — сказала свекровь и тут же вернулась к просмотру своего любимого сериала. А Полина, сестра мужа, с самого утра заявила:
— Ань, я твою кофточку надела, в магазин выбегала. Ты не против? У тебя всё равно шкаф забит битком, надо же делиться.
— Полина, у тебя рост на десять сантиметров меньше, кофточка же растянется, — спокойно заметила Анна.
— Ну, зато тебе будет просторнее, — хмыкнула Полина, откусывая яблоко. «Просторнее…» Анна чувствовала, как внутри у неё всё закипает. К вечеру кухня была забита буквально до отказа: дети Полины устроили настоящую войнушку прямо под столом, свекровь громко комментировала происходящее на экране телевизора, а Полина обсуждала по телефону «свою» будущую ипотеку, сидя в кресле, которое, между прочим, было куплено Анной. Павел вернулся с работы, уставший, как всегда, но с таким видом, будто он здесь «жертва, которую лучше не трогать». Анна всё-таки решилась. — Паш, — сказала она тихо, когда он открыл холодильник. — Нам нужно поговорить.
— Только не сейчас, я ужасно голодный, — отмахнулся он.
— Именно сейчас, — голос её дрогнул. — Твоя семья уже шестую неделю подряд живёт у нас. Я очень устала. Мне тяжело. Я хочу, чтобы они уехали. Павел захлопнул дверцу холодильника и повернулся. — Ты серьёзно? Это же моя мать и сестра. Ты хочешь выгнать их на улицу?
— Я просто хочу, чтобы в моей квартире было место хотя бы для меня, — сказала она, едва сдерживая слёзы.
— Для тебя? — усмехнулся он. — А как же я? А мои родные? Ты же прекрасно знала, что у меня есть семья. «Ты — тоже моя семья», — хотелось закричать Анне. Но вместо этого она только прошептала:
— Я знала. Но не думала, что стану чужой в собственном доме. Полина тут же встряла, подслушав разговор:
— Ань, а мы — его семья, понимаешь? Самая настоящая. А ты… ну, как бы… временно.
— Временно? — Анна подняла брови. — В браке уже десять лет — это временно?
— Ага, — хмыкнула Полина. — Могла бы уже привыкнуть. Лариса Валериевна с дивана подала голос:
— Девочки, не стоит шуметь. Аня, будь мудрее. Женщина должна поддерживать семью, а не разрушать её своими капризами. Анна почувствовала, как у неё закипает кровь. — Лариса Валериевна, у меня не капризы. У меня работа, ипотека, счета, готовка, уборка. Я вкалываю на всех вас. А в ответ слышу только претензии. — Ань, не перегибай, — вмешался Павел, но как-то слишком мягко, почти виновато.
— Перегибаю? — в голосе Анны появилась ирония. — Хорошо. Давай честно. Кто оплачивает коммунальные счета? Я. Кто покупает все продукты? Я. Кто стирает, готовит, убирает? Я. А вы, — она обвела их взглядом, — сидите и рассуждаете о моей мудрости. Повисла тяжёлая тишина. Только дети под столом продолжали кричать «бах-бах!». — Ты всегда была слишком гордая, — наконец сказала свекровь, прикуривая сигарету. — Вот и страдаешь теперь от собственного характера. Анна рассмеялась — горько, нервно.
— Знаете, я поняла: гордость — это единственное, что у меня ещё осталось. Она резко развернулась и ушла в спальню, громко хлопнув дверью. В своей спальне. Которая, по её ощущениям, тоже скоро станет их. Лёжа на кровати, она думала: А если это никогда не закончится? Если они действительно решат остаться здесь навсегда? Мысль была настолько абсурдной, что даже смешной. Но смех тут же перерос в комок в горле. Она представила себя через год: чужие вещи по всей квартире, свекровь в её кресле, Полина в её одежде, муж, который всё так же отмахивается. А она — лишь тень, служанка, «временно». В тот момент Анна впервые осознала, что её жизнь просто рушится. И если она не остановит этот процесс, то попросту перестанет существовать как личность. Она закрыла глаза и сказала себе:
Завтра я поговорю с ним снова. Но уже совсем по-другому. Либо они съезжают, либо…
Утро началось с запаха жареной колбасы. Анна открыла глаза и сразу поняла: на кухне опять хозяйничает Полина. Не потому что заботливая, а потому что продукты у них «как дома». Колбасу, между прочим, вчера Анна покупала на последние деньги, чтобы хоть завтраки были нормальными. Она вышла в коридор — и едва не споткнулась о два огромных пакета. Из них торчали какие-то детские куртки, сапоги и целый ворох игрушек. — Это ещё что? — Анна приподняла брови.
— А, это мы вещи из гаража привезли, — бодро ответила Полина, переворачивая колбасу на сковороде. — Тут же теплее хранить.
— В моей квартире теплее хранить?
— Ну а что? У тебя места полно. Анна прошла к холодильнику. Места там, наоборот, не было совсем: банки с Полиныными салатами, кастрюли со вчерашними макаронами, полсковороды колбасы, коробка конфет — всё вперемешку. — Где молоко? — спокойно спросила Анна.
— Дети выпили, — не моргнув, ответила Полина. — Им же необходим кальций. «А мне — нервы из титана», — подумала Анна. Павел появился в коридоре, почесываясь и зевая.
— Доброе утро, — пробурчал он.
— Доброе? — Анна резко закрыла дверцу холодильника. — Это если ты ещё не видел, как твоя квартира превратилась в склад. Павел посмотрел на пакеты, пожал плечами.
— Ань, ну они же не навсегда.
— Шестая неделя, Паш. Шестая. Я уже могу вести календарь.
— Ну ремонт у них затянулся, что поделаешь.
— Ремонт у них затянулся, а моя жизнь встала на паузу, — с иронией сказала она. — Отличный обмен. В этот момент в кухню вошла Лариса Валериевна в халате.
— Аннушка, а почему у нас вчера полы не мытые? У меня ноги прилипли.
— Может, потому что я пришла в десять вечера после работы и просто упала без сил? — сухо ответила Анна.
— Женщина должна всё успевать, — назидательно произнесла свекровь. — Я в твои годы троих детей поднимала.
— Ага, — усмехнулась Анна. — И до сих пор поднимаете, только уже в моей квартире. Лариса Валериевна резко повернулась к сыну:
— Пашенька, ты слышал, как она со мной разговаривает?
— Ань, ну зачем ты так? — Павел развёл руками. — Нужно же уважать мать.
— Паш, я бы с огромным удовольствием. Если бы твоя мать хотя бы иногда уважала меня. Полина тут же вставила своё слово, жуя колбасу:
— Аня, ты драматизируешь. Мы тут как дома, что тебе не нравится?
— Вот именно, — сказала Анна и ударила ладонью по столу. — Вы тут как дома, а я — как квартирантка. Дети подбежали, начали тянуть её за руки:
— Тётя Аня, дай конфетку!
Она посмотрела на них и вдруг подумала: «А ведь они привыкнут, что чужое — это их. И будут жить всю свою жизнь так же. Отличный пример родители им дают». Внутри всё кипело. После работы Анна решила всё-таки поговорить с Павлом без свидетелей. — Паш, сядь, — сказала она вечером. Он включил телевизор, но она выдернула пульт. — Сядь и слушай.
— Опять? — он раздражённо фыркнул.
— Не опять. А наконец-то. У нас либо семья, либо коммуналка. Выбирай.
— Ань, ты понимаешь, что звучишь как эгоистка?
— Ага, я эгоистка. Потому что хочу иметь собственный угол. Потому что хочу зайти на кухню и найти там своё молоко, а не пустую полку. Потому что хочу лечь спать и не споткнуться о чужие сапоги. Если это эгоизм, то я готова быть самой большой эгоисткой во вселенной. Павел помолчал, потом сказал:
— Ты меня ставишь в тупик. Это моя мать и сестра.
— А я кто тебе? Соседка по лестничной клетке?
— Ты жена.
— Жена. Которую ты не защищаешь. Они замолчали. В этот момент дверь распахнулась, и Полина втащила ещё один пакет.
— Паш, помоги! Там ещё два мешка внизу, — сказала она.
Анна побледнела.
— Это что ещё такое?
— Мы решили временно перебраться окончательно, — улыбнулась Полина. — Ну, пока ипотеку оформим. — Что значит окончательно? — Анна вскочила.
— Ну как… У нас же тесно. А тут просторная квартира. Зачем маяться, если можно жить вместе? Анна посмотрела на Павла. Он молчал. Только виновато потупил глаза. — Паш, скажи что-нибудь! — её голос дрогнул.
— Ань, ну правда… зачем устраивать скандал? Ну поживём вместе. Это же так удобно.
— Удобно? — её смех прозвучал как крик. — Для кого удобно? Для них? Для тебя? Но не для меня! Лариса Валериевна вошла в комнату, услышав шум.
— Аня, хватит истерик. Мы приняли решение, и всё. Женщина должна быть мудрой и терпеливой.
— Мудрой? Терпеливой? — Анна сделала шаг вперёд. — Да я последние десять лет только этим и занималась! Терпела. Она вдруг схватила пакеты, которые Полина поставила в коридоре, и с силой выкинула их за дверь. — Вот мои условия! — закричала Анна. — Либо я, либо они! Дети заплакали. Полина схватилась за голову. Свекровь охнула и схватилась за сердце театральным жестом. Павел кинулся поднимать пакеты. — Ань, ты что, с ума сошла? — закричал он.
— Да! — её голос сорвался. — Наконец-то дошла до ума. Анна хлопнула дверью спальни и заперлась изнутри. В тишине слышалось только, как свекровь шипит:
— Мы ещё посмотрим, кто здесь хозяйка. И Анна знала: завтра всё решится. Либо она сломается, либо…
Утро было странно тихим. Никто не орал, не хлопал дверцами шкафов, не требовал конфет и не комментировал сериалы. Анна вышла на кухню — там сидели Павел, его мать и Полина. Все трое молчали, будто на суде. — Ну что, — первой заговорила свекровь, поправляя халат, — обсудим вчерашний цирк?
— Цирк — это то, что вы устроили в моей квартире, — спокойно ответила Анна. Полина фыркнула:
— В твоей? Ну да, конечно. Половина — Пашина. Значит, и наша тоже.
— Ваша? — Анна сделала шаг к ней. — Ты замужем, у тебя муж, дети и съёмная квартира. Почему вы решили, что я обязана кормить, обувать и стирать за вас?
— Потому что семья должна помогать, — вмешался Павел. Но голос у него был такой тихий, что даже он сам вряд ли в это верил.
— Помогать? — усмехнулась Анна. — Десять лет я помогаю. Своими деньгами, силами, временем. А вы даже спасибо не сказали. Лариса Валериевна встала.
— Аннушка, пойми: ты молодая, сильная, работаешь. А мы — твои близкие. Уважай нас.
— Уважать? — Анна посмотрела ей прямо в глаза. — Я пыталась. Но уважение — это не улица с односторонним движением. — Ань, — Павел поднялся, — ты перегибаешь.
— Нет, Паш, — она вдруг почувствовала странное спокойствие. — Я наконец-то перестала перегибаться под вас. Полина закатила глаза:
— Господи, да чего ты добиваешься? Хочешь развода?
— Да, — сказала Анна и сама удивилась, как легко прозвучало это слово. — Хочу. Все трое замолчали. Свекровь даже перекрестилась. — Аня, ты не в себе, — Павел попытался схватить её за руку. — Мы же семья. Я тебя люблю.
— Любишь? — она выдернула руку. — Тогда почему каждый раз выбираешь их? Где ты был, когда я плакала ночами от усталости? Где ты был, когда меня унижали за этим же столом? Ты всегда молчал. Твоя любовь — это пустые слова. Лариса Валериевна вскинулась:
— Да кто ты вообще такая, чтобы так с нами разговаривать?
— Хозяйка этой квартиры, — твёрдо сказала Анна. — И хозяйка своей жизни. Она пошла в комнату, достала чемодан и начала складывать вещи.
Павел стоял в дверях, бледный.
— Ты правда уйдёшь?
— Да. Потому что если я останусь, то потеряю себя окончательно. Полина шепнула матери:
— Да и чёрт с ней, меньше проблем.
— Вот именно, — добавила свекровь, но в её глазах мелькнул страх: кто теперь будет тянуть весь дом? Когда дверь захлопнулась за Анной, в квартире повисла гнетущая тишина. Через месяц суд развёл их. Квартиру продали, деньги поделили пополам. Павел остался с матерью и сестрой. Они довольно быстро начали винить его: «Жена ушла из-за тебя, безвольный». Но было уже поздно. А Анна сидела в своей новой однушке, маленькой, с дешёвой мебелью, но своей. Она пила кофе у окна и впервые за много лет чувствовала: дышит. Она улыбнулась и подумала:
Та женщина, которая терпела, осталась там, в той квартире. А я — новая. Свободная.
