Солнце светило в глаза, отражаясь от пыльного стекла зеркала в коридоре. Воскресенье, день, когда нормальные люди жарят блинчики и смотрят кино, а я… Я пялилась на свое отражение, как на побитую жизнью кошку. Тридцать пять. Два высших. Ипотека. И он.
Двадцать тысяч, как сквозь землю провалились. Сняла вчера, кровью и потом заработанные, на анализы и обследования отцу. А сегодня – тю-тю.
Тут Димочка мой, ненаглядный, вплывает в коридор с коробкой под мышкой. Новехонький геймпад. Даже не покраснел.
– Дим, это что? – спрашиваю, стараясь, чтобы голос не дрожал.
– Да это, старый сломался, — буднично так, как будто я про погоду спросила. – Я же стримлю.
Ага, стримит он. То есть, сидит целыми днями, орет в микрофон, а я, как проклятая, в клинике горбачусь. Его эти стримы – как кость в горле. Деньги только на них и летят.
– Дим, а деньги где? Двадцать тысяч. Из кошелька пропали.
Он даже бровью не повел.
– Ну, взял немного. Верну, че ты кипятишься? Мелочи какие.
Мелочи! Две смены в реанимации, ради этих мелочей! Он хоть знает, сколько стоит отцовское лечение в этой долбаной частной клинике?
– Ты хоть представляешь, на что они? Папе на обследование! Ему и так хреново!
– Да много ли там на это обследование надо, — буркнул он, усаживаясь в кресло и распаковывая геймпад. Даже не извинился. А сам, паразит, не работает ни дня. Зато геймпад сломался, трагедия вселенского масштаба!
– Ты хоть знаешь, когда за свет платить? – срываюсь я.
– Я вообще-то дома сижу! Не гуляю, не пью, не курю! Че тебе еще надо?
– Чтобы ты сгинул! — выдыхаю я.
И ухожу на кухню, за чаем. В голове пульсирует одна мысль: бежать. Бежать, куда глаза глядят. Достаю из ящика засаленный договор ипотеки. Все на мне. И покупка, и выплаты, и ремонт… Все сама.
– Это че ты тут? – Димка возник за спиной, как черт из табакерки.
– Убеждаюсь, что я одна здесь хозяйка. Юридически и морально. Иждивенец ты, а не муж.
Вот тут его прорвало.
– Началось! Ты как все бабы! Избавляетесь, когда мужик неудобный становится!
– Ты не просто неудобный, Дим. Ты – дыра в моем бюджете.
Он молча развернулся и вышел. А у меня в ушах звенело от обиды и бессилия.
Через три часа звонок. Номер незнакомый. Беру трубку.
– Анастасия? Это Ольга Сергеевна, мама Дмитрия. Что у вас там происходит?
О, святая простота! Еще и мамаша его решила подключиться к цирку.
– Ваш сын украл у меня деньги. Купил себе геймпад.
– Это не кража! Это семейные дела! Ты всегда играешь роль жертвы!
Вот те на! Свекровь тоже из этих, из драматических актрис.
– Мне не двадцать лет, Ольга Сергеевна. Я не в позе жертвы. Я в положении «достало». Ваш сын – иждивенец, а не семья.
– Он – творческий человек!
– Творчество – это когда картины пишут, а не когда в микрофон орут! Это позор!
– Ты никогда его не поддерживала!
– Поддерживала! Ценой своего здоровья и нервов! Ольга Сергеевна, если вы решили заступаться, то приводите аргументы, а не фразы из девяностых.
– Ты обязана ему помогать! Ты его жена! Если ты его выгонишь, ты ему должна будешь компенсацию выплатить!
– Когда он хоть полсмены отпашет в «Пятерочке», тогда и поговорим о компенсации. А пока пусть собирает свои геймпады и идет к мамочке. До свидания.
Бросаю трубку. Давление подскочило, наверное, до потолка.
А вечером, как по заказу, является сама Ольга Сергеевна. Вся такая надутая, как индюк перед боем.
– Я Забираю своего Димочку! И его вещи!
– Забирайте побыстрей, только он, кажется, прирос к дивану.
– Ты обязана платить по его кредитам! Это совместно нажитое!
– Ага, как же! Его шлем виртуальной реальности мы совместно нажили! Все решит суд. А теперь – на выход.
– Мы еще вернемся!
– Жду вас с ордером. И желательно, с заключением психиатрической экспертизы.
Закрываю дверь на все замки. Наливаю себе чай. Валерьянку. Коньяк. Все сразу. И думаю о разводе.
Утром, в суде, все как в кино. Документы перелистываю: кредитный договор на Димку, свидетельство о собственности на квартиру (слава Богу, только на меня), справка о моих доходах, заявление на развод. Самое важное.
Димка, как побитая собака, с Ольгой Сергеевной под ручку. Та, как коршун, смотрит на меня исподлобья.
– Насть, давай без грязи, а? – мямлит Димка.
– Грязь – это ты. А это – санитарная обработка.
– Как ты разговариваешь с моим сыном! С мужчиной!
– Это мужчина? Который кредит на шлем взял, когда у моего отца инфаркт был?
– Он – творец! Его нельзя бросать!
– Я его не бросаю, а просто возвращаю по месту прописки. То есть, вам.
Судья – женщина лет шестидесяти, уставшая от подобных дел. В глазах – тоска и вселенская скорбь.
Димка, как попугай, твердит, что любит меня, просто устал. Ольга Сергеевна обвиняет меня в жестокости. Я молчу. А потом, когда меня спрашивают, спокойно излагаю все факты. Без истерик и надрыва.
Судья выслушивает обе стороны, зевает и выносит решение: брак расторгнуть, имущественных требований нет, долги – личная ответственность Дмитрия.
У выхода из суда Ольга Сергеевна делает последнюю попытку.
– Ты разрушила семью! Из-за денег! Он бы начал зарабатывать, если бы ты его поддержала!
– Я устала быть сильной. Устала быть спонсором чужих амбиций. Я улетаю к морю. Одна. Без вас.
– Это аморально!
– Аморально – жить за чужой счет и требовать благодарности.
Возвращаюсь домой. Собираю легкий чемодан. Куртка, шорты, купальник. Покупаю билет в Сочи в один конец. К черту все! Уезжаю туда, где никто не будет требовать от меня быть источником тепла, денег и терпения.
Вечером, сидя на балконе с бокалом вина, я понимаю, что впервые в жизни не сбегаю от проблемы, а вышвыриваю ее за дверь.
СМС от Димки: «Насть, вернись! Я все понял! Мне одиноко, когда тебя нет рядом!»
Закрываю экран.
Отвечаю: «Мне тоже одиноко. Но впервые – я рада этому»…
