Когда Илья вернулся вечером домой в Броварах, на пороге уже стояла жена. Он сперва удивился, а потом увидел её бледное, испуганное лицо — и всё понял: случилось что-то нехорошее. Только что именно?
— Что произошло, Лера? — осторожно спросил он, перебирая в голове варианты.
«Стоп… а где девчонки?»
Из детской донёсся звонкий хохот, перебиваемый радостной болтовнёй. Илья выдохнул.
— С детьми всё в порядке, — будто прочитав мысли, сказала Валерия.
— А с кем не в порядке?
— Надя попала в аварию.
— Надя? Твоя сестра?!
— Да. Позвонил врач скорой, сказал: состояние тяжёлое. Пока только общие слова — множественные травмы, везут в реанимацию.
— А Вера?
— Вот… об этом и хотела поговорить. С ней, слава Богу, всё хорошо. Она дома была, в машину не садилась.
— И что теперь?
— Дай договорю, пожалуйста. Пока Надя была в сознании, попросила врача открыть телефон и найти мой номер. Сказала…
— Попросила, чтобы мы присмотрели за Верой?
— Да. Пока она в больнице. Сколько — никто не знает: может, две недели, может, месяц… Лишь бы выжила. Я места себе не нахожу… Вдруг…
Лера прикрыла лицо ладонями и тихо заплакала — так, чтобы девочки в комнате ничего не услышали.
— Эй, слышишь… всё будет хорошо, — Илья крепко обнял жену. — Твоя сестра упрямая и сильная, выкарабкается.
— Да, но…
— А Веру мы заберём к себе, пока Надя лечится. Тем более через пару дней у нас отпуск — время есть, справимся.
— Но мы же хотели…
— На море, к Одессе? Ну, поедем следующей весной, — улыбнулся он. — Сейчас главное — Надя.
— Значит, ты не против? — Лера вскинула на мужа глаза, слёзы сразу будто встали. — Я боялась, что скажешь «нет». Ты же мечтал в этом году увидеть море.
— С чего ты взяла? Разве отпуск важнее, чем помочь родной? У Нади, кроме нас, никого. Так что мы просто делаем правильную вещь.
— Спасибо тебе.
— Не за что. Девчонки тоже поймут, что двоюродная сестра поживёт у них в комнате. Кстати, они с Верой не виделись уже… лет четыре?
— Почти четыре. Надеюсь, поладят.
— Когда едем за Верой? Сегодня, завтра?
— Сегодня поздно. Утром поедем. Я уже позвонила ей, всё объяснила. Попросила собрать вещи на первое время. Еды, говорит, полно — холодильник забит.
— Хорошо.
— Только напомни, когда приедем, чтобы я выключила у них дома холодильник и разложила продукты, что можно.
Лера и Надя выросли без отца под Черниговом. Мать тянула две работы без выходных — чтобы у дочерей было хотя бы что-то. Долго держалась. Потом сломалась и начала «снимать стресс» бутылкой: сначала по чуть-чуть, потом через день, а там и неделями. В итоге — тяжёлая зависимость. Девочки пытались её остановить, но тщетно. До старости мама не дожила — хорошо хоть успела поставить дочерей на ноги. Когда её не стало, обе были совершеннолетними.
Продали родительский дом, поделили деньги поровну и разъехались: одна — к Киеву, в Бровары, другая — в Харьков. Но связь не теряли: переписывались, созванивались, поддерживали друг друга — ссоры между ними и в детстве были редкостью, а теперь и вовсе исчезли.
Лера первой услышала голос Нади, когда ту бросил парень, которого она любила и от которого ждала ребёнка.
— Надь, только не наделай глупостей! Обещаешь? Я понимаю, как тебе больно, но…
— Не переживай, Лер. Не уйду «в запой», как мама, и ребёнка не трону. Одна подниму. Решение — окончательное. А Пашка потом локти пускай кусает всю жизнь. Назад к нему ни за что.
Лера к тому времени была уже замужем за Ильёй, а через год родила близняшек — Киру и Ирину. Расстояние между семьями — больше пятисот километров — не позволяло часто ездить друг к другу. Несколько раз Надя с маленькой Верой приезжали к Лере, несколько раз Лера с Ильёй и близняшками — к Наде в Харьков. Потом девочки пошли в школу — и визиты прекратились. Остались звонки, переписка, редкие фото.
Лера показывала близняшкам снимки их двоюродной сестры — на год старше, улыбчивая, с косой — рассказывала о ней, а Кира с Ирой кивали и возвращались к своим делам. Любви к Вере в них как-то не завелось.
Поэтому приезд двоюродной сестры они встретили… прохладно.
— Кира, Ира, покажите Вере комнату, — попросила Лера, унося тарелки после ужина.
— А что показывать? — пожала плечами Кира. — Комната как комната.
— Всё равно покажите.
— Как скажешь, мам…
Близняшки, взявшись за руки, двинулись в детскую. Вера молча пошла следом. Радость, что она не одна, перемешалась с тяжёлым комком в груди: за маму страшно, да и двоюродные сёстры явно не горят встрече. Лицо вежливое, слова приличные, а взгляд… «Ты нам тут не к месту».
В детской Вера устроилась на раскладушке, которую Илья извлёк из гаража, и наблюдала, как Кира с Ирой давятся смешками, тыча пальцами в планшет. Позвать «в круг» её никто не подумал. Словно в комнате их двое.
На следующий день всё стало откровеннее: перешёптывания, кривые улыбочки, демонстративные взгляды. При Лере — образцовые девочки; без — ехидство и мелкие шпильки. Вере деваться было некуда: своей комнаты нет, любимые книги о животных она в спешке не захватила. Оставалось терпеть и думать о маме.
Как-то раз близняшки играли в мяч и «случайно» швырнули его в Веру. Та ясно видела: метили специально.
— За что? — потирая лоб, тихо спросила Вера. — Что я вам сделала?
— А ты что думала, Верунь? — фыркнула Кира. — Мы с тобой дружить будем? Даже не надейся. Ты нам не родная.
— Ага, двоюродная! — расхохоталась Ира.
— И вообще из-за тебя мы на море под Одессой не поехали. На кой ты нам свалилась?
Лера в этот момент как раз подходила — хотела заглянуть, как там девочки. Услышав, застыла. «Господи… это мои так говорят?» Она открыла дверь и вошла.
— Кира! Ирина! Вы в своём уме? — голос дрожал, но крик она сдержала. — Вы понимаете, что у Веры мама в реанимации? Что Вера — ваша семья, а не «кто-то с улицы»? Немедленно извинитесь!
Близняшки буркнули «прости» через силу — и было ясно: ни осознания, ни раскаяния. И это ужасало больше всего. Лера рассказала Илье всё, когда тот зашёл на обед из гаража.
— Возраст у них «шершавый», — вздохнул Илья. — Дай время. Поладят. Слушай, а если их выгнать на улицу почаще? Я всё равно целыми днями во дворе, присмотрю. Пусть бегают, на качелях, в мяч. Вере тоже станет легче — не будет чувствовать, будто загнали в угол.
— Давай попробуем.
С того дня девочки гуляли больше. Вере действительно полегчало: сидела на лавочке, ловила тёплый ветер, слушала шум площадки — и хотя бы не была в центре чужой комнаты. За ужином близняшки переглядывались и прятали смешки в ладони.
— Девочки, опять начинаете? — Лера уловила эти «сигналы». — Сколько можно?
— Нет-нет, мам, — залепетала Кира. — Мы просто рады, что гуляли одни. И завтра пойдём. Да, Ира?
— Да.
Прошли недели. Нап показательный — приветливость при взрослых, шпильки в другое время — почти не изменился. Разве что бросаться чем-то перестали. Вера научилась не реагировать. Тем более большую часть дня они теперь проводили во дворе.
А потом случилось то, что перевернуло всё.
День стоял жаркий, солнечный. На площадке — десяток детей. Сначала бегали, кричали, катались. Потом кто-то предложил «стройку»: из сухих веток, оставшихся после работы коммунальщиков, ребята соорудили шалаш на одного-двух. Внутрь аккуратно настелили сухую траву — тоже «подарок» от дворников. Смена — за сменой: нырнул, посидел в тенёчке — следующий.
На лавке неподалёку травили байки трое подвыпивших парней. Посмеивались, комментировали. Потом поднялись за новой партией пива. Один сделал пару затяжек и швырнул окурок не в урну, а на землю. Лёгкий ветер подхватил тлеющий кончик, покатил в сторону шалаша — и сунул прямо под сухую траву. Вспыхнуло почти мгновенно.
— Там котёнок! Котёнок! — завизжали дети. Кто-то из ребят минутой раньше посадил в шалаш бело-рыжего малыша: там же тень, «ему хорошо». Огонь быстро схватил стенки, жар ударил в лицо. Несчастный пищал отчаянно. Бабушки сорвались со скамейки, кто-то из соседей выбежал из подъезда. Пламя росло.
И тут, как стрела, к шалашу метнулась Вера. Сначала попыталась разгрести ветки, но поняла: не успеет. И, даже не оглянувшись, нырнула внутрь — прямо в огонь.
Илья услышал крики из гаража, бросил инструменты и помчался. В пару прыжков оказался у шалаша, ухватил Веру за плечи и вытащил на безопасное расстояние.
— Верка! Ты что творишь, дурында? — пробормотал он, только теперь заметив её руки — и застыл, рот приоткрыл от неожиданности.
К площадке подбежали Кира и Ира — они видели всё. Тоже застынули на секунду: показалось, будто Верины ладони пылают. Присмотрелись — и ахнули ещё раз. В руках у двоюродной сестры дрожал крошечный бело-рыжий комок.
— Ты его спасла… — прошептала Кира.
— Какая же ты смелая, — выдавила Ира. — Тебе не было страшно? Совсем?
Вера молчала. Прижимала котёнка к груди и переводила взгляд с Ильи на девочек. Конечно, страшно было. Но когда он звал так жалобно… сидеть и смотреть она просто не могла.
С того дня близняшки перестали дразнить двоюродную сестру. Настоящее уважение — без показухи. Они искренне попросили прощения — и Вера улыбнулась, обняла обеих сразу, крепко-крепко.
Котёнка Света с Ильёй разрешили «приютить временно». Почему временно? Потому что через пару недель Надю, слава Богу, выписали. И Вера уехала к маме — вместе со своим бело-рыжим спасённым. Назвала его Искоркой.
С тех пор Вера звонила Кире и Ире каждый день — по-добрососедски, без подколок. Шлёт фотографии Искорки: то он спит на пледе, то охотится на солнечный зайчик, то теряется в тапке.
— Сестричка, приезжай скорее! — в один голос просят близняшки. — Мы очень соскучились.
— Придумаем, — смеётся Вера в трубку. — И Искорку с собой привезу.
Иногда одна смелость — меняет целые отношения. Та самая, без громких слов и фанфар, просто шаг в пламя ради маленькой жизни. А вы как думаете: решились бы нырнуть в огонь за крошечным хвостиком — или попытались бы спасти по-другому? 🐾
