— Лизка, ну как там твои дела? Давно не заходила, — Валентина Сергеевна говорила в трубку немного рассеянно, явно занимаясь параллельно какими-то своими делами.
— Да дел столько, мам. А, я ж хотела рассказать… Помнишь, я про машину говорила?
— Ну да, что-то такое припоминаю.
— Получилось! Взяла в кредит новую, а старую буду продавать. Вчера из салона взяла. Хочешь, фотки скину?
— Погоди-ка… То есть ты новую купила? А со старой что?
— Говорю же, продавать буду. Объявление разместила, там звонили пару человек, в выходные показывать буду.
В трубке повисла пауза. Такая особенная пауза, которую Лиза знала с детства. Она возникала всегда, когда мать собиралась сказать что-то «для блага семьи». И это «благо» почему-то всегда касалось только одного члена семьи.
— А что если… — начала Валентина Сергеевна тем самым тоном, — что, если ты её Лёше отдашь? Ему же на работу далеко ездить.
Лиза прикрыла глаза. Ну, конечно. Как она могла подумать, что простой разговор с матерью обойдется без упоминания младшего братика. Вот уже двадцать шесть лет все разговоры в этой семье так или иначе сводились к Лёше.
— Мам, ты сейчас серьезно?
— А что такого? Он же твой брат. Ему правда тяжело на автобусе добираться. Знаешь, какие сейчас пробки?
— А мне кредит платить не тяжело?
— Ой, ладно тебе прибедняться! Ты юрист, хорошо зарабатываешь. А он только начинает жизнь.
— Начинает? Мам, ему двадцать шесть! Я в его возрасте уже…
— О-о, началась старая песня, опять начинаешь себя с ним сравнивать! — В голосе матери появились знакомые нотки раздражения. — Вечно ты так. Он вообще-то мальчик, ему сложнее.
— Мам, а что сложного? — Лиза старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. — Развозит продукты по домам. Я не понимаю, почему…
— Вот именно, что не понимаешь! — перебила Валентина Сергеевна. — Он целыми днями на ногах, тяжести таскает. А ты сидишь в офисе в кресле.
— Ага, просто сижу. И восемь лет училась просто так, да? — Лиза невольно повысила голос. — Знаешь, сколько я потратила на…
— Всё, хватит! — в трубке послышался шорох. — Завтра приезжай, поговорим нормально. И документы на машину привези, надо всё сделать по-человечески.
Лиза чуть телефон не выронила:
— Какие документы? Ты что, правда думаешь, что я…
— До завтра! — отрезала мать и отключилась.
На следующий день Лиза стояла у родительской двери, чувствуя себя как в детстве, когда принесла двойку по физкультуре. Только сейчас ей было не десять лет, и речь шла не о двойке.
— О, здаров, сестрёнка! — дверь открыл Лёша, как всегда растрёпанный, в растянутой футболке. — А мне мама сказала, ты мне подарок привезла!
— Что? — Лиза похолодела. — Какой ещё подарок?
— Да ладно прикидываться! — Лёша улыбался во весь рот. — Машину твою старую. Круто, что ты так решила! А то знаешь, как достало на автобусе…
— Так, стоп, — Лиза подняла руку. — Я ничего такого не решала. Это мама тебе сказала?
— Ну да! — он удивлённо захлопал глазами. — А что такого? Ты же всё равно новую купила.
Из кухни выглянула Валентина Сергеевна:
— Дочь, приехала? Давай проходи скорей, чай как раз готов. И документы принесла?
— Нет, мам. Я ничего не принесла. Ничего и никому я отдавать не буду.
— Как это не будешь? — Валентина Сергеевна вышла в коридор, вытирая руки полотенцем. — Мы же вчера всё обсудили.
— Ничего мы не обсудили! Ты просто решила за меня, как всегда!
— Лизк, ну ты чего? — встрял Лёша. — Жалко, что ли? Я же брат твой!
— Вот именно! — подхватила мать. — Родной же. А ты…
— А я кто? — Лиза почувствовала, как предательски дрожит голос. — Чужая, да? Всегда была чужой!
— Господи, опять началось, — Валентина Сергеевна закатила глаза. — Вечно ты всё драматизируешь. Нормальная сестра давно бы уже…
— Нормальная мать давно бы уже заметила, что у неё есть дочь! — выпалила Лиза. — А не только драгоценный сыночек!
В коридоре повисла тишина. Лёша переводил растерянный взгляд с сестры на мать. Валентина Сергеевна побледнела:
— Значит так. Я тебе по-хорошему скажу. Не хочешь помогать брату — пеняй на себя. Забудь тогда про наследство. Всё Лёше достанется.
Лиза горько усмехнулась:
— Да можно подумать, было бы по-другому! Ты всегда, всю жизнь только ему всё отдавала! А я… я для тебя была просто пробником перед рождением любимого сына!
Валентина Сергеевна отшатнулась:
— Да как ты смеешь…
— А вот так. Смею! Первый раз в жизни смею сказать правду! Думаешь, я не помню, как ты радовалась, когда узнала, что будет мальчик? А до этого шесть лет делала вид, что меня нет!
— Лиз, ты чего? — Лёша шагнул к сестре. — Мама же любит тебя…
— Нет, Лёш. Не любит. Никогда не любила, — Лиза смахнула набежавшие слёзы. — Знаешь, сколько раз я пыталась… Каждый раз думала – ну вот сейчас, сейчас она заметит. Может, если я буду лучше учиться? Или если стану самой послушной? Или если буду помогать больше всех? А потом поняла – бесполезно. Для неё существуешь только ты. А меня это достало. Достало, ясно? – крикнула она обессилено.
Она развернулась и выскочила на лестничную площадку. Позади слышался голос матери:
— Вот и уходи! И можешь больше не приходить!
Лиза почти скатилась по ступенькам, ничего не видя из-за слёз. На первом этаже она столкнулась с мужчиной:
— Осторожней…
Подняла глаза – отец. Михаил Сергеевич стоял с пакетами из магазина, растерянно глядя на рыдающую дочь:
— Лизонька? Что случилось?
И от этого его «Лизонька» – как в детстве, когда он один замечал её слёзы, один утешал – она разрыдалась ещё сильнее:
— Пап… папочка…
Пакеты полетели на пол. Отец крепко обнял дочь:
— Ну-ну, маленькая моя… Что там наверху опять?
— Я… я просто больше не могу, пап, — Лиза уткнулась ему в плечо, как когда-то в детстве. — Я так старалась… Всю жизнь старалась быть хорошей дочкой. А для неё… для неё я всегда была никем. Просто неудачной попыткой перед рождением сына.
Михаил Сергеевич молчал, только крепче прижимал к себе дочь. Лиза чувствовала, как напряглись его плечи:
— Ты знаешь, как я хотела, чтобы она хоть раз… хоть один раз посмотрела на меня так же, как на Лёшку? Хоть раз обняла просто так, а не потому что «надо»?
— Знаю, девочка моя. Знаю.
— А сегодня… сегодня она даже не спросила, как я смогла купить машину. Сколько работала, сколько копила. Сразу – отдай старую Лёше. Потому что ему нужнее. Ему всегда всё нужнее, да?
Отец осторожно отстранил дочь, заглянул в заплаканное лицо. В его глазах стояли слёзы:
— Прости меня.
— За что, пап?
— За то, что не смог защитить. За то, что позволил всему этому случиться. Думал, само пройдёт, думал, мать одумается…
Он провёл рукой по седым волосам, и Лиза вдруг заметила, каким постаревшим он выглядит. Сколько боли и усталости в его глазах.
— Знаешь, — тихо сказал он, — я ведь всё видел. Каждый раз, когда ты прибегала ко мне в гараж поплакать. Каждый раз, когда она отмахивалась от твоих пятёрок и грамот. Я видел, как ты гаснешь. Как перестаёшь верить в себя. И ничего не сделал.
— Пап…
— Нет, дай договорить. Я трус, дочь. Всю жизнь боялся разрушить семью. Думал, что если начну спорить с матерью, будет только хуже. А в итоге… в итоге я предал тебя своим молчанием.
Михаил Сергеевич поднял пакеты с пола:
— Подожди здесь.
— Пап, не надо…
— Надо, дочка. Давно надо было.
Он медленно поднялся по лестнице. Каждый шаг давался с трудом, словно нёс на плечах не пакеты с продуктами, а груз многолетнего молчания. В квартире всё ещё слышались голоса.
— Мам, может не надо было так? — это Лёша.
— Вот только ты меня не учи! — Валентина Сергеевна гремела посудой. — Неблагодарная девчонка! Я её растила, воспитывала…
Михаил Сергеевич распахнул дверь. Грохот посуды стих.
— Миш? Ты уже? Все купил?
Он молча прошёл на кухню, поставил пакеты. Повернулся к сыну:
— Значит так, Алексей. Даю тебе неделю.
— На что? — Лёша растерянно хлопал глазами.
— На то, чтобы найти квартиру и съехать.
— В смысле съехать?! — Валентина Сергеевна встала между мужем и сыном. — Ты с ума сошёл? Никуда он не пойдёт!
— Пойдёт, — голос Михаила Сергеевича был непривычно твёрд. — Ему двадцать шесть лет. Пора жить своей жизнью.
— Какой жизнью? Он же ещё ребёнок!
— Нет, Валя. Ребёнком была Лиза, когда ты впервые от неё отмахнулась. Когда решила, что она недостаточно хороша, потому что не мальчик. Ребёнком она была, когда плакала у меня в гараже, потому что ты забыла про её день рождения – так радовалась, что Лёшку в садик взяли.
— Не смей! — Валентина Сергеевича побелела. — Не смей меня попрекать! Я мать! Я лучше знаю…
— Нет, не знаешь! — Михаил Сергеевич первый раз в жизни повысил голос. — Ты растила сына. Только сына. А у тебя двое детей. Было двое…
Он тяжело опустился на табурет:
— Я сейчас спустился, а она там плачет, рыдает, как маленькая. Знаешь, что она сказала? «Я для неё была просто пробником перед рождением любимого сына». Пробником, Валя! Как товар в магазине – не подошёл, давай следующий!
— Пап, ну может не надо… — начал было Лёша.
— Надо! — отрезал отец. — Ты хороший парень, сын. Но мать тебя испортила. Я испортил – тем, что позволил. Хватит. Собирай вещи.
— Не смей командовать в моём доме! — Валентина Сергеевна схватила мужа за рукав.
— В твоём? — он усмехнулся. — Квартира моя, если ты забыла. От родителей досталась. Так что это ты здесь на птичьих правах.
— Ах, вот так вот ты, да? Да как ты…
— Да. Вот так. Даю неделю вам обоим. Либо Лёша съезжает и начинает самостоятельную жизнь, либо… — он сделал паузу, — либо вместе с ним пойдёшь и ты.
— Ты… ты мне угрожаешь?
— А как хочешь, так и понимай, Валя. Я первый раз в жизни говорю правду. Я молчал двадцать шесть лет. Смотрел, как ты не замечаешь нашу дочь. Всё. Хватит.
Валентина Сергеевна смотрела на мужа так, словно впервые его видела:
— Значит, вот как? Выбираешь эту… эту неблагодарную…
— Не смей, — отец стукнул кулаком по столу. — Не смей её оскорблять. Хватит. Я слишком долго это терпел.
— Пап, может всё-таки можно как-то… — Лёша переминался с ноги на ногу, растерянный, первый раз в жизни не находя защиты у матери.
— Нельзя, сын. Уже нельзя. Я перед Лизой виноват страшно. Но ещё больше перед тобой.
— Передо мной? — Лёша удивлённо поднял брови.
— Да. За то, что позволил тебе вырасти… вот таким. Думаешь, я не вижу, как ты живёшь? Двадцать шесть лет, а что умеешь? Работаешь курьером, потому что большего не хочешь. Живёшь с родителями, потому что так удобно. А теперь ещё и сестринскую машину захотел?
— Да я просто…
— Знаю. Ты просто привык, что тебе всё достаётся просто так. Мать приучила. А я молчал.
Валентина Сергеевна нервно ходила по кухне:
— Замолчи! Ты не имеешь права! Я всю жизнь детям отдала!
— Нет, Валя. Ты всю жизнь отдала сыну. Только сыну. А дочь… — он сглотнул комок в горле. — А дочь просто терпела. Знаешь, сколько раз она ко мне прибегала в слезах? «Папа, почему мама меня не любит?» А я… я ей врал. Говорил – любит, просто по-своему. Говорил – надо потерпеть, она поймёт…
— Хватит! — Валентина Сергеевна схватила чашку со стола и с грохотом бросила в раковину. — Хватит! Хочешь, чтобы я ушла? Я уйду. И Лёшу забираю. Пусть эта… эта… пусть получит что хотела!
— Мам, ну может… — начал было Лёша.
— Собирайся! — отрезала мать. — Немедленно! Раз уж нас выгоняют…
— Вас никто не выгоняет, — устало сказал Михаил Сергеевич. — Я прошу сына начать взрослую жизнь. А ты… ты сама выбираешь.
— Да, выбираю! — Валентина Сергеевна уже срывала с вешалки куртку. — Выбираю сына! Единственного, кто меня не предал!
Она выскочила из кухни. Было слышно, как хлопают дверцы шкафа – видимо, собирала вещи. Лёша переводил растерянный взгляд с отца на дверь:
— Пап, ну может не надо так…
— Надо, сын. Ты же сам всё видишь. Всё понимаешь.
Входная дверь хлопнула – Валентина Сергеевна вышла на лестничную клетку. Через минуту её голос раздался из подъезда:
— Алексей! Быстро спускайся!
Лёша вздрогнул. Посмотрел на отца – словно просил разрешения.
— Иди, — кивнул Михаил Сергеевич. — Ты сам должен решить, как жить дальше.
Когда за сыном закрылась дверь, он медленно опустился на табурет. В пустой квартире было слышно, как внизу заводится машина. Потом всё стихло.
Михаил Сергеевич спустился к дочери. Лиза сидела на лавочке у подъезда, задумчиво глядя на свою новую машину:
— Мама с Лёшей уехали. Прошли мимо меня, даже не взглянув.
— Да, — отец тяжело опустился рядом.
Лиза невесело усмехнулась:
—Он же никогда ничего своего не заработал. Всё ему на блюдечке. Помнишь, как он мой ноутбук разбил? Я его на первую зарплату купила.
— Помню, — отец поморщился. — Он тогда ещё сказал – подумаешь, тебе же всё равно новый купят…
— Ага. А мама ему в тот же день свой отдала. Чтобы «ребёнок не переживал». Ребёнку было двадцать три года, между прочим.
Внезапно у подъезда снова показалась машина Валентины. Лёша выскочил с пассажирского сиденья:
— Пап! Слушай, тут такое дело… Нам бы денег перезанять, ну на первое время. А то квартиру снимать, депозит там всякий…
Валентина Сергеевна высунулась из окна машины:
— Лёшенька, не унижайся! Я тебе говорила – у меня есть заначка.
— Да ладно, мам! — отмахнулся Лёша. — Пап, ну ты же поможешь? Чего тебе стоит? И вообще, раз уж ты нас выгоняешь…
— Я не…
— Ну па-ап! — Лёша скорчил привычную жалобную гримасу. — Ты же не оставишь родного сына без помощи? Можно прямо с карточки, я тут реквизиты написал…
Лиза смотрела на брата и не узнавала. Всегда казалось – он просто младший, избалованный, но не безнадёжный. А сейчас… Стоит, переминается с ноги на ногу, как в детстве, когда выпрашивал новую игрушку. Только теперь не игрушку – деньги на квартиру. И даже не задумывается, что можно как-то иначе.
— Знаешь что, сын, — Михаил Сергеевич встал. — Я тебе помогу. Но не деньгами.
— А чем? — Лёша недоверчиво прищурился.
— Адрес дам. Моего старого друга, у него база строительная. Грузчиком возьмёт, без опыта. Зарплата нормальная, через месяц на квартиру хватит.
— Грузчиком?! — Лёша отшатнулся как от удара. — Ты издеваешься? Я что, какой-то…
— Какой-то кто? — спокойно спросил отец. — Работа нормальная. Если хочешь жить отдельно – зарабатывай.
— Да шёл бы ты! — Лёша сорвался на крик. — Всю жизнь меня попрекал, что мать любит! Завидовал просто! А теперь типа воспитывать решил? Поздно уже!
Он развернулся и побежал к машине:
— Мам, поехали отсюда! Видеть их не могу!
— Вот и показал ты свое нутро… — покачал головой отец.
Машина сорвалась с места. Валентина Сергеевна даже не обернулась.
Лиза и отец ещё долго сидели на лавочке. Над городом сгущались сумерки, зажигались окна в домах. Михаил Сергеевич достал сигареты – он бросил курить год назад, но пачка всегда лежала в кармане «на чёрный день».
— Будешь? — протянул дочери.
— Ты же знаешь, я не курю.
— Знаю. Ты у меня всегда была умницей.
Лиза грустно улыбнулась:
— Толку-то. Мама всё равно этого не замечала.
— Она многого не замечала, — отец глубоко затянулся. — Знаешь, я ведь все эти годы думал – вот ещё немного, вот она поймёт, как неправильно себя ведёт… А сегодня смотрю – Лёшка стоит, клянчит деньги. Как в детстве – «дай-дай-дай». И понял – ничего уже не изменится.
— Он даже не спросил, где будет жить. Сразу – дай денег.
— А зачем спрашивать? — отец горько усмехнулся. — Мать же рядом, она всё решит. Всегда решала.
Помолчали. Где-то вдалеке сигналила машина.
— Пап, а ты правда их выгнал? — тихо спросила Лиза.
— Нет, дочка. Я просто первый раз в жизни сказал правду. Что Лёше пора становиться мужиком. А твоя мать… она сама выбрала. Как всегда – выбрала его.
— Знаешь, — Лиза подтянула колени к подбородку, как в детстве, — я ведь столько лет пыталась понять – почему? Почему она его так любит, а меня… А потом перестала пытаться. Решила – значит, я такая. Нелюбимая.
Отец резко повернулся к дочери:
— Не смей так говорить! Слышишь? Ты – самая любимая. Моя самая любимая дочка.
Он с силой смял окурок:
— Ты прости меня, если сможешь. За то, что не защитил. Не смог, не сумел… Знаешь, когда ты маленькая была, я всё думал – вот подрастёшь, и я тебе объясню. Почему мама такая, почему я молчу. А ты росла, а я всё молчал и молчал…
Лиза придвинулась ближе, обняла отца за плечи:
— Ты не виноват. Ты единственный, кто меня любил. По-настоящему.
Михаил Сергеевич прижал к себе дочь:
— Я больше никому не позволю тебя обижать. Никогда.
Прошло полгода.
Лиза часто приезжала к отцу. Они подолгу разговаривали обо всём на свете, вместе готовили ужин, смотрели старые фотографии. Михаил Сергеевич наконец-то мог говорить с дочерью открыто, без оглядки на жену, без вечного страха задеть её чувства к сыну.
Валентина Сергеевна изредка звонила мужу – просила денег. Лёша никак не мог найти «достойную работу». На базу к отцовскому другу не пошёл – «не для того его мать растила». Несколько раз устраивался в разные компании, но нигде не задерживался больше месяца. То начальник слишком требовательный, то коллектив неподходящий, то работа слишком сложная…
— А знаешь, что Лёшка сделал? — Михаил Сергеевич рассказывал дочери за ужином последние новости. — Занял у кого-то денег, купил машину в кредит. Подержанную, но почти миллион отдал.
— И что?
— А то, что через месяц разбил. Ехал после гулянки, ну и в столб влетел. Сам цел, а машина всмятку. Теперь мать звонит каждый день – просит денег на выплаты. Кредит-то на ней оформлен, Лёшке банк не дал.
Лиза покачала головой:
— А ты?
— А что я? Сказал – решайте сами. Я не при чем. Она в истерику: «Это же твой сын!» Я говорю – сын-то мой, а мозги ему ты отключила. Сама.
Он помолчал, потом добавил:
— Знаешь, я ведь не злорадствую. Жалко его. Но… если сейчас опять начать «спасать» – он никогда не повзрослеет.
В дверь позвонили. На пороге стояла Валентина Сергеевна – осунувшаяся, в старой куртке:
— Миша, можно войти?
Лиза напряглась.
— Проходи.
Валентина Сергеевна медленно прошла на кухню. Увидела накрытый стол, две чашки чая:
— А, вы ужинаете… Лиза, я не знала, что ты здесь.
— Теперь знаешь.
— Валя, что случилось? — устало спросил Михаил Сергеевич.
— Лёшеньке… Лёше нужна помощь. Я не справляюсь. Он… — она всхлипнула, — он все деньги спускает. Я думала на квартиру копим, а он… он все проигрывает. Уже второй раз коллекторы приходили…
— И что ты хочешь от меня?
— Возьми его обратно. Хоть на время! Я уже не знаю, что делать…
— Нет.
— Миш, но он же…
— Нет, Валя. Хватит. Ты сама выбрала – ушла с ним, защищала его, покрывала. Теперь сама и разбирайся.
— Ты бросаешь родного сына?!
— Нет. Я перестаю потакать его безответственности. И тебе советую.
Валентина Сергеевна повернулась к дочери:
— Лиза, хоть ты скажи отцу! Он тебя послушает…
— Нет, мам, — Лиза спокойно встретила её взгляд. — Я больше не буду играть в эти игры. Ни я, ни папа не виноваты, что ты вырастила великовозрастного ребёнка.
— Да как ты… — Валентина Сергеевна задохнулась от возмущения. — Да я же… я всю жизнь вам отдала! А вы…
— Ты не нам отдала жизнь. Ты её Лёше отдала. А теперь не знаешь, что с этим делать.
Валентина Сергеевна рухнула на стул:
— Звонят каждый день… Угрожают… А он только обещает – мам, я исправлюсь, мам, я найду работу… И опять исчезает. А вчера пришёл в умат, требовал денег…
— Вот и решай теперь, — Михаил Сергеевич встал. — Тебе его спасать. Ты его таким сделала.
— Я думала, как лучше…
— Нет, — вдруг тихо сказала Лиза. — Ты не думала. Ты просто любила его больше, чем меня. Вот и всё.
Валентина Сергеевна подняла на дочь полные слёз глаза:
— Лиз…
— Не надо, мам. Просто уходи. Мы с папой ужинаем.
Когда за Валентиной Сергеевной закрылась дверь, Лиза повернулась к отцу:
— Знаешь, я много лет мечтала, чтобы она вот так пришла. Просить прощения. А сейчас… сейчас мне просто всё равно.
— Я понимаю, дочка.
— Я выросла, пап. Выросла без её любви. И ничего, жива. А вот Лёшка… его эта любовь сломала.
Михаил Сергеевич молча обнял дочь. За окном шёл дождь, и в его каплях отражались огни вечернего города. Города, в котором каждый теперь жил своей жизнью: Лиза – счастливой и свободной, отец – спокойной и честной, а мать и сын – той, которую сами себе выбрали.
