— Ты, случайно, не против, если мама немного погостит у нас?.. — нерешительно произнёс Игорь, неуверенно потирая шею, словно его поймали на чём-то неприличном.
Ольга неспешно подняла взгляд от кипящей кастрюли. Она готовила борщ, классический, с копчёным салом, потому что её муж Игорь его обожал. А сама она с утра успела только на скорую руку выпить кофе и сразу отправиться на работу.
— Немного — это как понимать? — спросила она спокойно, хотя внутри почувствовала, как по позвоночнику пробежал ледяной холодок.
— Ну, может, пару недель… — Игорь уставился в окно, словно в стёклах можно было найти убедительный довод.
— Понятно. Как в прошлый раз. Когда она «совсем ненадолго» перебралась. И спустя три месяца мы обнаружили её нижнее бельё в сушильном шкафу, а мои бюстгальтеры оказались под её вещами.
— Ну зачем ты снова так, Оль… Это же моя мать. Она… ну… пожилая женщина.
— Она — это концентрированная смесь из урана, высокомерия и пассивной агрессии. Даже в голосе её постоянно слышится такой… фон. Как у тётеньки из ЖЭКа, у которой вчера украли обед.
— Ну, Оль…
— Игорь, а ты слышал, как она в тот раз называла меня в разговоре со своей соседкой? «Эта твоя — бухгалтер с таким же лицом, как у продавца в круглосуточном магазине!» — голос Ольги дрогнул, но она постаралась сделать вид, что просто пробует борщ.
— Мама у меня иногда бывает чересчур прямолинейной, — пробормотал он, явно надеясь ускользнуть от темы, как ребёнок с горки. — Но в глубине души она добрая.
Ольга присела на табурет у плиты. Она устала. Работа, отчёты, налоги — всё лежало на её плечах. Возвращается домой — а там её свекровь, которая с самого утра включает сериалы на полную громкость и называет это «проверкой звуковой системы».
— Игорь. Через неделю у меня отпуск. Первый за два года. Я мечтаю проснуться без будильника, сходить в СПА, поваляться с книжкой, которую мне подарили ещё в прошлом году. Я хочу тишины. Ты понимаешь? Тишины. А не утренних наставлений: «Оля, вы не забыли, что чеснок для зажарки нужно нарезать с любовью, а не как попало?!»
— Ну, маме непросто одной, — протянул он, глядя на свой тапок. — Она говорит, боится оставаться в квартире в центре Киева. После ухода отца…
Вот он — главный козырь.
И Ольга понимала, что сейчас он начнёт свою привычную игру: «Ты же такая добрая», «Ты всё поймёшь», «Всего на несколько дней».
— Слушай, а давай мы сами поедем к ней? В маленькую деревеньку под названием Яготин. Там свежий воздух, телевизор без кабеля, сорняки выше пояса. Будем полоть грядки и заготавливать варенье. Настоящая семейная идиллия.
Игорь аж поперхнулся.
— Да нет, там же ужасно скучно!
— Да? А мне ужасно весело, когда я на кухне с ней два часа обсуждаю, нужно ли сливать первую воду с бульона.
Наступила тишина.
Она понимала, что проигрывает. У Игоря всегда был один и тот же довод: «А как мама на это отреагирует?» Даже расписаться они не могли без её согласия, пока Ольга не поставила ультиматум: «Либо я, либо она проведёт с тобой твою первую брачную ночь.»
Тогда он выбрал её. Тогда…
Вечером в квартире повисло серое, тяжёлое облако раздражения. На диване — Игорь с пивом, смотрящий новости. На кухне — Ольга с кастрюлей борща, мыслями и злостью. В голове звучала одна и та же фраза: «Семья — это когда тебя не спрашивают, а просто ставят перед фактом».
В десять вечера позвонила Валентина Сергеевна.
— Олечка, привет-привет! — раздался голос, сладкий, но с горчинкой, как овсянка с сахаром и чесноком. — Я вот подумала, может, мне и правда стоит побыть у вас недельку-другую? А то тут так пусто, всё напоминает о батюшке…
Ольга крепче сжала телефон.
— Конечно, Валентина Сергеевна. Мы же семья, правда? — произнесла она таким тоном, каким в старых фильмах говорят: «А теперь — умри».
— Вот и умница. Завтра утром приеду, Игорь уже всё согласовал. Я буду в восемь — как раз, пока вы будете спать, я спокойно обустроюсь.
— Отличный план. — Ольга отключила звонок.
Она повернулась к Игорю.
— Ну что ж. Я, конечно, бухгалтер. Но давай посчитаем, сколько дней я выдержу под одной крышей с женщиной, которая заявила, что мой борщ «слишком уж на любителя».
— Оль, ну не начинай…
— Я не начинаю, Игорь. Я — заканчиваю.
Она легла в спальне, отвернувшись к стене. Спать совсем не хотелось.
Слышала, как муж тихо передвигается по комнате, как гремит зубной щёткой. Как смотрит на неё, но не осмеливается заговорить.
А что говорить? Всё уже решено. Без неё.
Утром её разбудил звук чемодана в коридоре.
— Олечка, привет, дорогая! — воскликнула Валентина Сергеевна, театрально раскинув руки. — Как же вы тут без меня обходились? У вас тут так пыльно. И цветы засохли. Игорь, поставь мои сумки у окна, моей фиалке нужен свет…
Ольга вышла из спальни в халате, с мрачным выражением лица.
— Добро пожаловать, Валентина Сергеевна, — тихо сказала она. — Только давайте сразу: свою часть квартиры я буду сдавать в аренду. А себя — отправлю в отпуск. Без чеснока. Без борща. Без вас.
— Ты что такое говоришь?! — ахнула свекровь.
Игорь побледнел.
— Оль, ты ведь шутишь?..
— Нет, Игорь. Я бухгалтер. Я просто свожу дебет с кредитом. И вычёркиваю себя — из вашей жизни.
Ольга уехала на третий день. Она не хлопала дверьми и не била посуду, как в кино, и даже не бросила кольцо в чашку с чаем. Просто собрала вещи в чемодан, глубоко вдохнула, выдохнула — и ушла. Молча, по-английски, как человек, у которого уже не осталось сил даже на последний скандал.
Игорь не пытался её остановить. Он стоял на балконе, делал вид, что курит — хотя бросил год назад. Наверное, он думал: «Остынет, вернётся. Ну, вечером. Ну, завтра. Куда она денется-то?»
А она шла. До небольшой гостиницы на окраине Львова. Там пахло сыростью, чужими духами и старой мебелью, но не пахло Валентиной Сергеевной.
— На сутки или больше? — спросила хмурая администратор, глядя на Ольгу так же равнодушно, как продавец на пачку молока.
— Сутки. А дальше — посмотрим, насколько хватит моих нервов, — устало ответила Ольга.
В номере было окно с видом на гаражи и тополя. Не Париж, конечно, но и не гостиная, где каждое утро её встречал голос:
— Олечка, я постирала шторы, а вы и не догадывались, что их надо снимать с карнизов!
Сняла бы она с петель, да не шторы…
На четвёртый день позвонил Игорь.
— Ты где? — в голосе обида и тревога. — Мама переживает. Я, между прочим, тоже.
— Как мило. А я, между прочим, ем чёрствый хлеб и пью пластиковый кофе.
— Ты в командировке?
— В добровольном изгнании.
— Ну чего ты так?
— Так — это когда твоя мать спрашивает, сколько я зарабатываю, и говорит, что на эти деньги даже кота не прокормишь. Вот это — перебор.
— Она же старая…
— Нет, Игорь. Она — взрослая. А я — не её сиделка. Я жена. Была.
— Ты говоришь серьёзно?
— Я молчу, чтобы не сказать чего-то действительно серьёзного. Пока. — и отключила звонок.
Потом начались сообщения. Сначала от него. Потом от свекрови. Затем от Андрея — соседа и главного сплетника двора.
Андрей: «Оль, ты реально ушла? Игорь ходит как привидение. Даже пиво не пьёт. Это пугает.»
Ольга: «Видимо, теперь запои с мамой.»
Андрей: «Ты, конечно, не идеальна, но по сравнению с ней — золото.»
Ольга: «Спасибо, Андрей. Но можно я теперь буду просто свободной?»
Андрей: «Собираешься подавать на развод? Игорь говорит, ты просто на эмоциях.»
— Пусть он сам подаст, — пробормотала Ольга, вытирая лицо полотенцем. — Пусть хоть раз в жизни примет самостоятельное решение.
Через неделю она сняла скромную однушку на улице Сагайдачного. Унылую, без балкона, но со свободой и тишиной. И без тапочек Валентины Сергеевны в коридоре.
Хозяйка квартиры — женщина лет сорока пяти, с лёгкой одержимостью чистотой — встретила её словами:
— Только без мужчин. У меня тут одна квартирантка жила, так к ней через день какой-то чудак приезжал, с надписью на лбу: «Здесь живёт дикий зверь».
— Мне бы, чтобы вообще никто не приезжал. Ни зверь, ни свекровь.
— Развелись?
— Почти. Пока — только в мыслях.
— И правильно. Сейчас мужчины — как чугунные ванны: на картинке красивые, а в жизни тяжёлые и ржавые.
Ольга рассмеялась впервые за неделю.
Через две недели Игорь всё-таки пришёл. Без предупреждения, без цветов. Постучал, вошёл, присел у двери. Как чужой.
— Я не знал, что всё настолько плохо, — сказал он.
— Потому что не слушал.
— Я просто хотел быть хорошим сыном…
— А стал никудышным мужем.
Тишина. Из-за стены доносилось что-то странное — то ли пылесос, то ли страсть.
— Мне тебя не хватает, — тихо сказал он.
— А мне — нет. Самое страшное не то, что я ушла. А то, что мне стало легко. Как будто я всю жизнь сидела на подоконнике, а потом сама себе разрешила спрыгнуть.
— Но мы же были счастливы…
— Пока ты не решил, что мама важнее. Она стареет? А я? Я что, молодею? У меня тоже дни идут. А я всё выслушиваю лекции про бельё и готовлю для вашей семьи борщ, чтобы у вас в доме было «как в старые добрые времена». А ты — молчишь.
— Я хочу развестись, Игорь. Официально.
Он вздохнул, кивнул.
— Можно я хоть иногда буду звонить?
— Только без жалоб на маму. Я не психолог. Я бухгалтер.
Она улыбнулась — тихо, устало, но по-настоящему.
Он ушёл. Она осталась. В квартире, где пахло чужим стиральным порошком и свободой.
Впервые за долгое время — наедине с собой. И это было не страшно. Это было правильно.
В загс она пришла на час раньше. Сидела, делала вид, что читает в телефоне, а сама просто смотрела в никуда. Всё-таки семь лет брака не выкинешь, как сломанный прибор.
Рядом присел парень лет тридцати в помятой куртке.
— Разводитесь?
— Развожусь.
— А я думал, только мне не повезло. А тут вы. Красивая, грустная. Как на похоронах кота.
— Это не похороны. Это реанимация. Я свою жизнь спасаю.
— Ого. Запишу. Я — Георгий.
— Ольга. Познакомились на выходе из отношений.
— Или на входе в новые?
— Не сегодня, Георгий. У меня торжественная церемония освобождения.
Он улыбнулся и ушёл.
— Удачи, Ольга. Не в разводе — в жизни.
Игорь появился в самый последний момент. Один. Волосы растрёпаны, глаза покраснели — видимо, не выдержал, пил. Впрочем, теперь это уже не имело значения.
— Я застрял в пробке, — сказал он, тяжело дыша. — Но это, наверное, неважно.
— Всё, что ты сейчас говоришь, Игорь, уже не имеет значения, — тихо ответила Ольга.
— У меня есть что сказать. Но поздно, да?
— Поздно — это не когда опоздал в загс. Поздно — это когда человек перестаёт ждать. Когда перестаёт верить. А я устала. И не верю.
Он опустил глаза, промолчал. И, пожалуй, это было самым разумным, что он сделал за последнее время.
Через час всё закончилось. Подписи были поставлены, паспорта возвращены, круг замкнулся. Игорь вышел первым, а Ольга задержалась — выдохнуть. Открыла окно, вдохнула прохладный воздух. И подумала: «Всё. Теперь можно начать заново. Без обязательств, без вечных претензий, без «а мама говорит…»»
Но стоило ей переступить порог, как телефон завибрировал. Игорь.
— Что? — устало произнесла она в трубку.
— Нам нужно поговорить. О квартире.
— О какой ещё квартире?
— Нашей. Ну… твоей. Ну… формально твоей.
— Игорь, говори прямо, я устала.
— Мама подала в суд. Хочет признать квартиру совместно нажитым имуществом.
— Ты издеваешься?
— Нет. Она говорит, что «проживала в ней семь лет и имеет право». Я не знал. Честно.
Ольга молчала. Потом хмыкнула и рассмеялась — холодно, зло, так смеются только люди, у которых лопнула последняя струна.
— Передай своей маме, что я продам эту квартиру. Куплю себе что-то подальше. И в новую её даже в тапочках не пущу.
— Ты не можешь просто так продать… Я ведь тоже там жил!
— Жил. С мамой. Вот и делите её тапочки между собой. Квартира — моя.
— Оля… ты ведь не такая.
— Уже такая. Теперь я без иллюзий. И без терпения к людям, которые путают любовь с манипуляцией.
Она отключила звонок.
Юрист оказался молодым, дерзким.
— Подают в суд? Отлично. Пусть докажет, что имела право. Квартира куплена до брака, оформлена на вас. Проживала — на птичьих правах. Даже договор аренды не заключила. Мы её вышвырнем, как старый комод.
— Мне бы без веселья, — устало заметила Ольга.
— Тогда вам в монастырь, — усмехнулся он. — Но и там, говорят, всё непросто.
Суд состоялся через месяц. Валентина Сергеевна явилась с толстой папкой и лицом, словно её обокрали на вокзале. Говорила высоким, дрожащим голосом, с паузами, словно читала трагедию.
— Я внуков воспитывала!
— У нас нет детей, — спокойно ответила Ольга.
— Я ей полы мыла!
— И при этом обвиняли, что я их плохо натираю. Хотите — покажу переписку.
— Я ведь ей как мать!
— Как мачеха. Из сказки.
Судья выслушал всё это с невозмутимым лицом и объявил: квартира остаётся за Ольгой Игоревной. Оснований для иска нет.
Валентина Сергеевна уставилась на сына, как на предателя.
— Ты что, даже не заступился?!
Игорь встал и вышел, не сказав ни слова.
Ольга задержалась.
— Знаете, что самое страшное, Валентина Сергеевна? — тихо произнесла она.
— Что ты бесчувственная!
— Нет. Что вы воспитали сына, который не способен сказать «нет», даже когда мать рушит его семью.
И ушла.
Прошло три месяца. Ольга переехала в маленькую, но очень светлую квартиру на Подоле. Здесь не было ни одного воспоминания, ни одной вещи, связанной с прошлым. Белые стены, минимум мебели и — тишина.
На кухне сидел Георгий, ковыряя вилкой салат.
— Вот скажи, почему женщины решаются на развод после поездки к свекрови?
— Потому что после этого даже тюрьма кажется санаторием, — усмехнулась Ольга.
— Ну, у тебя теперь всё хорошо?
— Не знаю. Но мне спокойно. А это, наверное, и есть хорошо.
Он помолчал.
— Можно я завтра зайду?
Она посмотрела на него внимательно и, чуть улыбнувшись, сказала:
— Без тапочек.
— Обещаю. И без мамы.
— Тогда — да.
И Ольга поняла: это не конец. Это — начало. Только теперь уже её собственная история.
Эта история — про смелость, про то, как важно уметь постоять за себя, даже когда это идёт вразрез с общепринятыми нормами. Про то, как иногда нужно отпустить, чтобы найти себя. А вы сталкивались с подобными ситуациями? Что бы вы сделали на месте Ольги?
