Ирина то и дело отпивала из чашки остывшего кофе, глядя на томительное июльское пекло за окном. На подоконнике лежал только что принесённый выпуск газеты с объявлением о продаже «дачи под Киевом». Но вместо суетливых мыслей о том, чтобы куда-то переехать, ей свежо было осознание: дом, где она проживала вместе с мужем, их сыном и его мамой, теперь официально принадлежит ей. Такой неожиданный подарок оставила после себя покойная свекровь.
Этот двухэтажный дом с садом, гаражом и давним «проклятым» душем, который уже три года никто не чинил, — всё это в её собственности. Не Витина, не Лениной — новой жены Вити, которая, по словам Ирины в кабинете нотариуса, «еще молока от прошлой любви не смыла». Просто её.
Всё оказалось предельно просто: свекровь тихо скончалась в январе и обнаружилось старое завещание, где дом безоговорочно переходил первой невестке — Ирине. Ни слова о сыне, ни строки о новой супруге. Сюрприз, детка.
«Пришло время, Витя, почувствовать на своей шкуре, что значит быть «в квартире, но без квартиры», — тихо произнесла Ирина, погладив кота, лениво чирикавшего за ухом и, казалось, всё понял.
Она позвонила Вите: он застрял в пробке, и в голосе сразу прозвучало раздражение.
— Ира, только быстро, у меня совещание, — замялся он.
— Всё отлично. Завещание вступило в силу: дом — мой. Целиком. Второй этаж, гараж, участок — твои совместные усилия можешь оставить себе.
— Что значит «твой»? — раздражённо повысил тон Витя. — Ты что, шутишь?
— Нет. Я бесплатно шучу впервые за пять лет. И да — я хозяйка этого дома. А Лене передам: кухня её, холодильник — мой.
В трубке послышался длинный вдох, потом гудок. Отключился. Классика.
Сашка, их сын, вернулся домой поздно вечером. Швырнул рюкзак у входа и прошёл мимо, как будто там вообще никого нет.
— Привет, — сухо бросил он, не глядя.
— Привет. Как секция?
— Нормально. Папа сказал, ты «отжала» дом.
— «Отжала»? — улыбнулась Ирина. — Он сказал? А ты прежде меня не спросил?
— А что спрашивать? Ты с ума сошла, мам! Дом всем нужен, а ты как в сериале.
Ирина прищурилась, но села на табурет спокойно, будто перед ней не подросток, а ревизор.
— Во-первых, я никого не выгоняю. Закон на моей стороне. Дом — мой. Во-вторых, твой папа начал новую жизнь: новая жена, новая машина, новый нос. Я в его планы не вхожу.
Сашка молчал. Она решила придавить педаль:
— И ещё ты не в курсе, как он ушёл. Сбежал, как воры в ночи: полгода врал, что на работе, а на деле…
— Мам, — резко встал он. — Хватит!
— А мне хотелось? — голос сорвался. — Я это глотала годами. Пока вы с ним шашлыки жарили, меня не было вовсе. А теперь я впервые получила что-то для себя. И ты думаешь, я откажусь?
Сын, как обычно, хлопнул дверью и нырнул в свою комнату. За стеной зазвучал знакомый щелчок — Discord, наушники, друзья. Всё по-старому. Только семья уже не та.
Три дня спустя утром к дому подъехала машина. Ирина выглянула в окно и увидела Лену — всю в белом, словно ангел мщения со улицы Богдана Хмельницкого. За ней — Витя с пакетами и коробкой, видимо, со скороваркой.
— Доброе утро, Ирина, — Лена словно ступила к себе домой.
Ирина не поднялась с табурета:
— Удобно, что вы сразу будто в гости. Неужели силиконовые ванны устали?
— Мы хотим предложить компромисс, — осторожно начала Лена. — Оставить нам второй этаж. Нам негде жить: аренда дорогая, ипотека давит, а ты одна.
— Одна? — фыркнула Ирина. — У меня есть кот, сын и трёхлетняя обида — довольно веселая компания.
Витя молчал, глаза его бегали по полу.
— Ира, — наконец выдавил он. — Не будь стервой. Мы ведь родные люди. Не хочется в суд лезть.
— В суд лезешь ты, Витя, когда пытаешься вернуть то, чем уже распорядился нотариус. А я не против. С нетерпением жду судебного разбирательства с фитнес-моделью.
— Это некрасиво, — пробормотала Лена. — Мы просто просим временно.
— А вы поступали по-человечески, когда отпуск делили? — Ирина переводила ударение, прикалываясь. — Или когда сына из школы увозили, не позвонив?
Пауза.
— Всё ясно, — Витя резко отвернулся. — Пошли, Лена.
— Вот именно, — подтвердила Ирина. — С мебелью поговорить легче, чем с вами. И то интереснее.
Когда за ними захлопнулась дверь, она почувствовала странное облегчение: не от злобы, а от того, что не прогнулась.
Вечером она устроилась в саду на шезлонге с бокалом вина. Сашка вышел, сел рядом, помолчал, затем тихо сказал:
— Мам, извини. Я погорячился. Просто не привык к такой тебе.
— А я не привыкла, что ты такой взрослый, — улыбнулась она. — Привыкай, сынок. Я теперь не только мама, но и хозяйка этого дома — и своей жизни.
На втором этаже нежно догорал закат. И Ирина знала: это только начало.
Проснувшись рано от звонка, она услышала секретаря судьи, объявившую, что Витя подал иск об установлении доли в имуществе. Суд через три недели. Она ответила жёстко:
— Передайте судье, что он может нарисовать в блокнотике и гараж, если хочет.
Щелк — и снова гудки.
«Вот тебе и доброе утро», — пробормотала она, натягивая тапочки.
Суд был делом времени. На кухне с Леной и скороваркой после их визита ей уже ясно: не обойдётся без адвоката. Привлекла Курбатова — молодого, дерзкого, в обтягивающих джинсах, с кофе в руке.
— Ваш шанс — доказать, что дом строился вашим общим трудом, — объявил он. — Иначе завещание сильнее.
— Только если судья его мама, — усмехнулась Ирина. — А иначе пусть показывает фото, где он в бетономешалке.
Курбатов хмыкнул:
— Эмоции в суде — это как шпильки на стройке. Можно, но неудобно.
Тем временем в ванной потёк унитаз, и по кафелю струилась вода. Она вздохнула:
— Прекрасно. Суд и водопад.
Позвонила дяде Геннадию — пузатому сантехнику с нюхом на проблему.
— Мужчины всё делают кое-как, — философствовал он, работая. — Считают, что труба — просто труба. А жизнь обо всём думает.
— Глубоко, — оценила Ирина. — Вы по образованию психолог?
— Нет, сантехник. Но два развода за плечами — опыт побогаче любого юриста.
Починил работу и ушёл без копейки. Они вместе посмеялись.
Малыми знаками поддержки Саша сам предложил съездить в «Эпицентр» за герметиком и иногда мыл посуду без напоминаний.
— Мам, — однажды спросил он, — если бы ты была сильной раньше, папа бы не ушёл?
— Может, ушёл бы ещё быстрее, — задумчиво ответила она. — Некоторые мужчины боятся сильных женщин.
— А ты теперь какая?
— Я — хозяйка. И не только дома.
В день суда она пришла в строгом костюме, волосы убраны, лицо без эмоций. Витин адвокат не впечатлил судью, а её чёткие доказательства завещания, свидетельства и чеки решили дело. Через двадцать минут — выход на улицу.
— Ира, — попытался заговорить Витя, — всё не так…
— Что, Вить? — холодно спросила она. — Ты всё ещё пытаешься продать старую версию меня?
Он молчал.
— Я стала собой, Вить, — резюмировала она и ушла, не обернувшись.
Вечером Саша поставил перед ней пиццу и, подперев голову руками, сказал:
— Мам, я тобой горжусь.
— Скажешь, когда котёл починишь, — усмехнулась она, наливая вино.
— Ты прямо как героиня: из пепла выходит, музыка звучит.
— Только вместо кольца у меня теперь ключ от септика, — подколола она, и они вместе рассмеялись.
— Мам, ты когда-нибудь любила папу? — спросил он странно тихо.
— Любила. До тошноты. А потом устала. Любовь — не всегда навсегда. Иногда — как старый диван: вроде надёжный, но проваливается.
— А снова будешь любить?
— Кто знает, — улыбнулась Ирина. — Но если буду, то без обоев, ужинов на заказ и ожиданий. Чтобы сердце колотилось, а не пустота в соседней комнате.
Ночь прошла без сна: она смеялась, плакала, а под утро уснула, почувствовав впервые свободу.
На третий день после суда за дверью оказался человек, которого она не видела двадцать три года — Роман, первая любовь, с гитарой и глазами, как кофе без сахара.
— Привет, Ириш, — сказал он легко.
Они сидели на кухне, пили чай и говорили о жизни. Он рассказал о разводе, она — о своей свободе. Вечером он предложил быть рядом без требований, просто поддерживать свет фонаря в её поисках.
— Я не обещаю ничего, — сказала Ирина, положив руку ему на ладонь, — но хочу попробовать. Без иллюзий — с настоящими разговорами.
Он улыбнулся:
— Я только этого и ждал.
Три дня спустя Витя пришёл один, без Лены, совершенно разбитый:
— Саша сказал, ты встречалась с Романом.
— Дом не смог спереть, теперь в мою спальню полез? — сухо ответила она.
Он умолк, а потом спросил:
— Дашь ли ты мне второй шанс?
— Вторых шансов нет у тех, кто уничтожил первый, — холодно произнесла Ирина. — Живи без меня.
Он ушёл. Она в шезлонге во дворе слушала, как Сашка играет на гитаре. Новая мелодия — спокойная, светлая.
Она вздохнула и снова почувствовала свободу. Больше не жертва, не функция, не чей-то фон. Теперь она — хозяйка и собственной земли, и собственных решений, и собственной жизни.
А вы когда-нибудь находили в себе силы поставить точку и начать всё с чистого листа?
