Телефон пискнул ровно в тот момент, когда Мария разложила перед собой бумаги и собралась начать видео-конференцию с новым заказчиком. Едва слышная вибрация, короткий сигнал, и на экране всплыло короткое сообщение:
«Мама приезжает 1 июня. Встречай на вокзале в 14:30». Она перечитала текст дважды, потом еще раз и нервно, почти смешливо хмыкнула:
— Ну конечно… — пробормотала Мария, покачав головой. — Я наивно полагала, что в этом году пронесет… На кухню заглянул Сергей, с видом человека, только что совершившего подвиг, дожевывая бутерброд.
— Чего такого смешного? — подозрительно прищурился он. — Да вот… — Мария с легкой иронией посмотрела на него. — Тебе сорок два года, а ты все еще бежишь под мамино крылышко. Сергей нахмурился, и кусок хлеба застрял у него в горле.
— Опять ты за старое… Мама приедет, поживет у нас летом, отдохнет, займется огородом, побудет с нами. Что в этом страшного? — Что страшного? — подняла брови Мария. — Для кого? Для меня это три месяца тюремного заключения! И без права на досрочное освобождение. Он хотел что-то возразить, но промолчал, тщательно пережевывая свой бутерброд. Мария, глядя на него, точно знала: 1 июня все повторится, как и каждый год. Войдет Надежда Петровна — величественная, как королева. И тут же начнет свою ежедневную «проповедь»: «Полы немытые, салфетки не того оттенка, картофель пережарен, сын исхудал, а я, несчастная мать, волнуюсь!» Она уже привыкла к этим монологам, но это не делало их менее болезненными. Каждое колкое замечание свекрови было подобно гвоздю, который вбивали в ее терпение.
«А что, если я однажды выдерну все эти гвозди… с оглушительным грохотом?» — подумала Мария, наливая себе кофе. — Маш, ну не драматизируй так, — пробормотал Сергей с набитым ртом. — Мама просто погостит, и все. — Ты понимаешь, что она не «просто так» приезжает? — голос Марии дрогнул. — Она вторгается в мою кухню, в мою жизнь — и устраивает там свой порядок! — Она пожилая женщина, — устало сказал Сергей. — У нее свои взгляды. Старших надо уважать. Мария фыркнула:
— Уважение не измеряется количеством чашек, которые я за ней мою. Вечером она позвонила тете Анне, которая была голосом разума в их семейных конфликтах.
— Анна Сергеевна, скажите, я ведь не схожу с ума? — почти умоляюще спросила Мария. — С ума? — рассмеялась тетя Анна. — Нет, дорогая, сумасшедшая здесь как раз моя сестрица. Только ей об этом не говори, иначе начнется настоящая война. — Она и так каждый день устраивает военные действия, — вздохнула Мария. — В прошлом году назвала меня «бездетной пустышкой». — Знаю я ее язык. Острый, как бритва. Но у меня есть для тебя один дельный совет: не дай ей этой бритвой порезать твое сердце. Сделай непредсказуемый ход. — Непредсказуемый ход? — насторожилась Мария. — Уезжай куда-нибудь. На недельку, на две. Пусть Сергей сам с мамой поживёт. Тогда он все сам поймет. Эта идея не была новой, но раньше Мария не осмеливалась. Всегда казалось, что уехать — это признать свое поражение. А что, если наоборот, это единственный шанс одержать победу? Вечером за ужином снова вспыхнул спор.
— Сереж, скажи честно, ты хоть когда-нибудь был на моей стороне? — спросила Мария, нарезая хлеб так, что нож со стуком врезался в доску.
— Я не хочу ссориться, — буркнул Сергей. — Мне нужен мир в доме.
— Мир? — ее голос повысился. — А что это за мир, если я каждый день чувствую себя обслуживающим персоналом?
— Ну ты преувеличиваешь, — попытался он сгладить ситуацию. — Она же твоя мать.
— А я кто? Элемент декора?! Нож со звоном упал на стол. Сергей скривился.
— Ну все, хватит, — сказал он, вставая. — Я не собираюсь это слушать. Он ушел в гостиную включать телевизор, спасаясь в потоке новостей. Мария смотрела ему вслед и вдруг осознала: вот оно, мое одиночество в браке. Ночью она сидела на кухне, просматривая сайт с путевками в санатории. Море, солнце, теплый климат… Внутри все дрожало от страха и одновременно от волнения.
— А что, если я действительно уеду? — прошептала она сама себе. — Пусть поживут вместе. Мать и сын. А я посмотрю на это со стороны. Она представила Надежду Петровну, отдающую распоряжения Сергею: «Неси ведро! Чисти картошку! Подметай пол!» Представила его лицо — растерянное, обиженное, но вынужденное подчиниться. И вдруг ей стало весело.
— Как бы мне хотелось это увидеть, — сказала вполголоса, впервые за долгое время почувствовав легкость. На следующий день, пока Сергей был на работе, Мария оформила путевку. Деньги были — она зарабатывала больше мужа. К вечеру она решила объявить о своем решении.
— Сереж, у меня есть новости, — сказала она, когда он разувался в коридоре.
— Какие еще новости? — насторожился он.
— Я уезжаю. В санаторий. На две недели. Сергей уронил пакет с продуктами.
— Что?! Куда?!
— В день приезда твоей мамы. Так будет справедливее. — Маш, ты что, с ума сошла?! Ты хочешь бросить меня наедине с ней?
— Нет, Сережа. Я хочу, чтобы ты наконец-то понял, что значит жить с ней. Без моей «подушки безопасности». Он долго молчал, глядя на нее так, будто видел впервые.
— Ты шутишь…
— Нет, я спасаю жизнь. — Ее голос был твердым. — А свою должен спасти ты сам. Этой ночью они почти не разговаривали. Квартира погрузилась в тишину, густую, как туман. Мария лежала, прислушиваясь к его дыханию. Дороги назад уже не было. 1 июня все изменится. Или все рухнет, или начнется заново. Но так, как было, уже не будет никогда.
Поезд из Ивано-Франковска прибыл ровно по расписанию. Сергей стоял на перроне, переминаясь с ноги на ногу, держа в руках скромный букет хризантем — мама всегда говорила, что «розы — для хвастовства, а хризантема — для души». Он глубоко вздохнул, глядя на платформу. И вот она появилась — знакомая фигура в строгом плаще, с маленьким, но подозрительно тяжелым чемоданом. Надежда Петровна. Как обычно, она выглядела так, будто ехала не к сыну, а на заседание Верховного суда. — Сынок! — распахнула руки она, почти взлетая на перроне. — Ой, как же ты исхудал! Тебя что, совсем не кормят? — голос дрожал, но в словах проскальзывал тонкий упрек. — Мам, ну перестань, — смутился Сергей, обнимая ее. — Я нормально питаюсь. — Нормально? — она прищурилась, словно изучая какой-то несъедобный предмет, — Лицо у тебя, как у курицы, которую выбросили на улицу! Ладно, дома разберемся. Сергей тяжело поднял чемодан и сразу пожалел, что не взял тележку. «Маленький чемодан» весил как два мешка цемента. — Мам, что ты туда запихнула? — простонал он, волоча его по ступенькам.
— Домашние заготовки. Огурцы, варенье, грибы. Твоя жена вообще умеет готовить? Или вы опять едите только полуфабрикаты? — Надежда Петровна усмехнулась так, что Сергей понял: шутка совсем не безобидная. — Маша хорошо готовит, — буркнул он, стараясь звучать убедительно.
— Ну-ну, посмотрим, — ответила она, подмигнув, как будто это была проверка на честность. Дома их уже поджидал сюрприз. Мария, собравшая чемодан заранее, встретила свекровь в коридоре с улыбкой такой натянутой, что любой посторонний подумал бы: «Вот она — идеальная семья». — Надежда Петровна, здравствуйте! Проходите, чувствуйте себя как дома, — сказала она, целуя воздух в сантиметре от щеки свекрови. — Это не проблема, доченька, — ехидно заметила та, раздеваясь. — Я всегда себя так и чувствую. Сергей сделал вид, что не замечает искр, проскользнувших между двумя женщинами. — Мам, давай я отнесу чемодан в комнату.
— Осторожно! Там банки! — Надежда Петровна прищурилась, глядя на него как на подозрительного курьера. — Если банки взорвутся, то хоть ремонт новый начнем, — вставила Мария, кашляя. — Какой ремонт? Здесь и так все сделано на скорую руку. Обои отклеиваются, потолки пожелтели. Ты, Мария, наверное, сильно занята, да? Все работаешь? — Надежда Петровна села на диван, словно изучая план захвата квартиры. — Да, занята. Поэтому на лето я решила устроить себе отпуск. Уезжаю в санаторий. Секунды три в квартире стояла абсолютная тишина. Сергей замер, держа чемодан. Банки внутри подозрительно звякнули. — Что значит «уезжаю»? — ледяным голосом спросила мать.
— То и значит. Две недели. Путевка оплачена. — Мария улыбалась спокойно, почти невозмутимо. — А сын? А дом? Ты что, бросаешь все на меня? — глаза Надежды Петровны сверкнули ледяным огнем.
— Нет, — спокойно ответила Мария. — На вашего сына. Сергей почувствовал себя мальчишкой, которого поймали с шоколадкой в кармане. Хотел что-то сказать, но вместо слов только закашлялся. — Господи, до чего же вы, молодые, эгоисты. Я в твои годы, Мария, с тремя детьми на руках, с работой, с огородом — и ничего, жила. А ты… санаторий ей подавай! — голос матери дрожал, но был полон презрения. — Ну, у вас зато был муж, который маму не к себе в квартиру на все лето подселял, — Мария не удержалась, искренне улыбаясь. — Так это же счастье, что я рядом! — нахмурилась Надежда Петровна. — Я вам здесь как каменная стена.
— Стена? — фыркнула Мария. — Скорее, танк. Сергей тихо вздохнул: — Так, хватит! Мам, Маша решила — пусть едет. Мы справимся. — Мы? — прищурилась мать. — Это ты справишься? Да ты даже пельмени сварить не умеешь! — Вот и проверим, — усмехнулась Мария, и в ее глазах мелькнула искорка вызова. Следующие два дня прошли в странной тишине. Сергей пытался быть «мужчиной года», готовил суп (без соли, но все же суп), постирал рубашку (чуть не перекрасив ее в мамины чулки), но все шло наперекосяк. — Сынок, неси ведро.
— Сынок, сбегай в магазин.
— Сынок, а что у вас с кастрюлями? Они все какие-то черные! К вечеру он сидел на кухне с красными глазами и пил чай без сахара — сил идти за ним уже не было. — Мам, я устал, — пробормотал он.
— Устал? От чего? — почти возмущенно произнесла мать. — Ты же только дома сидишь. Вот у Марии работа, а ты что? Все на меня перекладываешь. — На тебя?! — взвился Сергей. — Это ты на меня все свалила! — Я?! Я, значит, виновата? — взвизгнула Надежда Петровна. — Я же ради тебя стараюсь, ради семьи! Они кричали до полуночи. В конце концов, мать гордо удалилась в свою комнату, хлопнув дверью, а Сергей сел на диван, сжав голову руками. «Господи… Она же права. Я всю жизнь между ними. И всегда выбирал ее. А Маша… Маша просто устала ждать». Через неделю Мария позвонила. Голос ее звучал спокойно, даже весело: — Ну что, как вы там? Живы?
— Мама меня убьет, — выдохнул Сергей честно.
— Так я и знала, — усмехнулась Мария. — Ну что, справляешься?
— Не очень…
— Привыкай. Я еще неделю здесь останусь. — Маш… — в его голосе была мольба. — Возвращайся.
— Нет, Сережа. Теперь ты должен сам. И трубка оборвалась. Надежда Петровна стояла в дверях, слушая обрывки разговора. Поджала губы и холодно произнесла: — Она тебя бросила. А я — всегда рядом. Запомни это. И Сергей впервые в жизни посмотрел на мать не как на «родного человека», а как на женщину, которая всю жизнь решала за него. И вдруг понял: если он сейчас не изменится — потеряет все. Прошла ровно неделя. Мария вернулась домой поздним вечером — не потому что соскучилась, а чтобы забрать документы и ноутбук. Она тихо открыла дверь и застыла на пороге. Перед глазами предстала настоящая картина семейного абсурда: Сергей и Надежда Петровна сидели за кухонным столом, горячо споря о том, как правильно жарить котлеты. — Мам, я тебе сто раз говорил: их сначала в сухари, а потом — на сковородку! — вскидывался Сергей, глаза его чуть не вылезли из орбит.
— Сынок, я всю жизнь котлеты жарю! И никаких твоих сухарей! — отвечала мать, упираясь локтями в стол, словно защищала трофей. Мария скрестила руки на груди и усмехнулась с едкой иронией.
— Ну что, семейная идиллия? — сказала она, словно объявляя начало телевизионного шоу. Оба обернулись одновременно. Сергей застыл, как школьник, которого поймали на списывании.
— Маш… ты вернулась… — проговорил он, и в голосе дрожала смесь облегчения и испуга. — Да, вернулась. Но ненадолго, — холодно ответила она, аккуратно ставя сумку на стол. — Заберу вещи — и все. Надежда Петровна фыркнула, словно жалящая кошка.
— Правильно. Уезжай. Ты нам здесь только мешаешь. Мария повернулась к мужу, ее глаза сверкали:
— Ты слышал? Это не я ухожу. Это меня выгоняют. — Маш, не начинай, — умоляюще сказал Сергей, чуть наклоняясь к ней. — Все можно исправить. Она подошла ближе, посмотрела ему прямо в глаза.
— Исправить? А ты хоть раз сказал своей маме: «Стоп! Это моя жена, не трогай ее»? Хоть один раз защитил меня? Сергей молчал. Только пальцы его нервно барабанили по столу. — Вот именно, — кивнула Мария, тихо, но с холодом. — Ты всегда выбирал ее. Надежда Петровна радостно улыбнулась, словно выиграла шахматную партию:
— Конечно! Мать одна, а жен будет еще много. И в этот момент Мария не выдержала.
— Вот поэтому вы, Надежда Петровна, и останетесь одна. Вы разрушили собственную семью — и теперь рушите семью сына. Она резко достала из сумки документы.
— Квартира и дача — мои. По договору дарения от родителей. Я их забираю. А вы, Сергей, можете остаться здесь с мамой. Но уже без меня. Сергей вскочил, глаза округлились:
— Маш… ты серьезно? — Абсолютно. — Мария надела сумку на плечо и шагнула к двери. — Я больше не хочу быть гостьей в собственной жизни. Он шагнул, попытался ее обнять, но она ловко отстранилась.
— Слишком поздно. И вышла, оставив за собой тишину, пахнущую горечью и котлетным маслом. Через месяц развод был оформлен. Квартира и дача официально перешли к Марии. Сергей переехал на съемное жилье. Работа пошла прахом — проекты срывались, клиенты исчезали. Надежда Петровна продолжала жить с ним, но все изменилось. Он часто сидел в тишине, пил чай без сахара и уходил в себя. А Мария… Она открыла собственную дизайн-студию, и клиенты потянулись к ней сами. И вскоре появился человек, который сказал ей простую, но сокровенную фразу:
— Я тебя уважаю. Эти слова оказались важнее любой любви. Надежда Петровна, сидя у окна с недовольным видом, буркнула:
— Все равно эта Мария все испортила… Но в глубине души она знала, что виновата вовсе не она. Это была она сама.
