— Ты серьезно? Я должна отказаться от своей собственности, чтобы возить твою маму на дачу и жить рядом с женщиной, которая меня ненавидит? И ты еще предлагаешь оформить на себя почти всю ипотеку?
Вот и закончился еще один день в этом бесконечном колесе —работа-дом—. Я, Светлана, бухгалтер по профессии и несчастная женщина по совместительству, вошла в нашу квартиру. Аромат вареных макарон ударил в нос, перемешиваясь с запахом дешевого уксуса из салата и жареной курицы. На кухне, словно хозяйка бала, колдовала моя благоверная половина — Аркадий.
— Опять макароны? Салат с уксусом? Аркадий, мы же вчера это ели! — сорвалось у меня. Усталость и раздражение плескались во мне, как бензин в старом баке.
Аркадий обернулся, и я увидела в его глазах уже привычное выражение вины и… предчувствия.
— А ты опять к маме собрался? — выпалила я, даже не поздоровавшись.
Он покраснел, как школьник, пойманный на списывании.
— Ну, мам… Там забор на даче покосился. Надо подпереть, а то совсем упадет.
Забор! Боже, этот забор! Он, наверное, прочнее египетских пирамид, судя по тому, сколько Аркадий его —подпирает—.
Я устало опустилась на стул.
— Аркадий, давай начистоту. Ты там уже теплицу починил, телевизор настроил, линолеум постелил, карниз прикрутил. Ты там живешь больше, чем здесь!
Он, как всегда, обиделся. Надул губы, словно ребенок, которому не дали конфету.
— Ты же знала, что я маму люблю, когда замуж шла!
И вот оно, главное! Любовь к маме! Да, я знала, что он любит свою мать, Ирину Сергеевну. Но я и подумать не могла, что эта любовь окажется такой всепоглощающей, такой… удушающей.
— Дело не в любви, Аркадий, а в том, что ты не живешь своей жизнью! Ты просто приложение к своей маме! Понимаешь?
Он замолчал. На этот раз, кажется, мои слова его задели. Видно было, как шестеренки в его голове медленно, со скрипом, проворачиваются.
Я посмотрела в окно. Серый майский вечер заглядывал в нашу кухню, словно старый ворчун, недовольный нашим —счастьем—.
— Тебе не понять, Аркадий. Ты просто не понимаешь, что теряешь.
Эта квартира… Моя крепость, мой островок спокойствия, подарок моих родителей на свадьбу. Помню, как в первый же вечер после свадьбы Ирина Сергеевна, —ненавязчиво— так, посоветовала нам подумать об ипотеке.
— Ну, не гоже молодому мужику на женской территории жить! — С тех пор и началось… —Мама сказала…—, —Маме надо…—, —Мама просила…—.
Я терпела. Старалась не обращать внимания на ее постоянные визиты, на ее непрошеные советы, на ее недовольное выражение лица, когда я, по ее мнению, —недостаточно хорошо— заботилась о ее сыночке.
Но потом я стала замечать, что Аркадий действительно больше времени проводит у матери, чем дома. То чай ей отвезет, то кастрюлю какую-то, то одеяло. Один раз даже умудрился ноутбук унести! Создавалось впечатление, что он постоянно что-то крадет из моего дома и тайно переносит в ее логово.
И вот однажды… Он предложил мне продать мою квартиру. Мою! Чтобы купить что-нибудь попроще, поменьше, зато чтобы он мог возить свою маму на дачу! Аргументировал он это тем, что у Ирины Сергеевны проблемы с транспортом, а на даче ей нужна помощь.
Я тогда просто онемела. А потом, когда дар речи вернулся, разразилась тирадой.
— Ты серьезно? Я должна отказаться от своей собственности, чтобы возить твою маму на дачу и жить рядом с женщиной, которая меня ненавидит? И ты еще предлагаешь оформить на себя почти всю ипотеку?
Он, конечно, обвинил меня в излишней драматизации. Сказал, что я все преувеличиваю, что Ирина Сергеевна просто хочет, чтобы нам было хорошо.
После этого разговора мы впервые спали в разных комнатах. Я чувствовала себя преданной, обманутой, использованной. Как будто я была не женой, а спонсором его матери.
Утром, собрав в спешке вещи, я ушла к своей лучшей подруге, Римме. Римма, как всегда, выслушала меня, налила вина и сказала:
— Света, да пошли ты их обоих! Ты достойна лучшего!
Вечером раздался звонок. На экране высветилось: —Ирина Сергеевна—. Я не ответила. Но через минуту позвонила она снова. И снова. И снова.
Я выключила телефон и почувствовала… облегчение. Словно сбросила с плеч огромный груз.
На следующий день, дождавшись, пока Аркадий уйдет на работу, я вернулась в квартиру. И почувствовала себя чужой. Вроде бы все мое, но что-то изменилось. Воздух стал каким-то спертым, тяжелым.
В телефоне не было ни одного сообщения от Аркадия. Только уведомления от Ирины Сергеевны. Одно гневнее другого.
— Ты бросила моего сына!
— Ты разрушила нашу семью!
— Ты пожалеешь!
Я решила. Развод. Без скандалов, без истерик, без дележки имущества. Просто развод.
Вечером, как и следовало ожидать, явился Аркадий. С цветами. И с Ириной Сергеевной.
Я даже не стала открывать дверь.
— Аркадий, семья — это когда муж и жена слышат друг друга. А не когда мать приводит сына мириться.
Ирина Сергеевна, конечно, попыталась прорваться в квартиру. Начала ломиться в дверь, кричать, угрожать. Но я не дрогнула.
— Вы оба выжгли из меня всю любовь, — сказала я спокойно. — Уходите.
Аркадий, кажется, наконец-то понял, что все кончено. Он опустил голову и, взяв Ирину Сергеевну под руку, ушел.
Я закрыла дверь. Навсегда.
В первую ночь после ухода Аркадия я впервые за долгое время спала спокойно. Без кошмаров, без чувства вины, без ощущения, что меня кто-то душит.
Развод прошел на удивление быстро и безболезненно. Аркадий, под чутким руководством Ирины Сергеевны, пытался было оспорить раздел имущества, но адвокат Риммы быстро поставил их на место.
Я начала жить для себя. С музыкой по утрам, с книгами в кровати, со встречами с друзьями. Свобода! Я забыла, что это такое.
Через три месяца Аркадий попытался вернуться. Звонил, умолял, клялся в любви. Но я не отвечала.
Ирина Сергеевна приходила к моему подъезду с тортом и огурцами. Пыталась подкупить меня своей кулинарией. Но я не открыла дверь.
Я оформила развод и начала новую жизнь. Жизнь, в которой не было места ни Аркадию, ни его матери.
Я больше не Светлана, приложение к чужой семье. Я — Светлана, хозяйка своей судьбы. И мне это нравится. Очень…
