Утро началось с настоящей победы.
Виктория устроилась за кухонным столом с чашкой растворимого кофе — и впервые за долгое время этот аромат показался ей вкусом свободы. На экране телефона мигало сообщение: «ИПОТЕКА ВЫПЛАЧЕНА. Поздравляем!» Она смотрела на эти слова, как на билет в новую жизнь, где никто не распоряжается её деньгами, не оставляет грязные кружки в раковине и не перемывает ей косточки в три утра за селёдку под шубой.
— Ну всё… квартира моя. До последнего кирпича, — пробормотала Виктория и медленно допила кофе, с наслаждением ощущая, что теперь может пить его, сколько захочет.
Но праздновать особенно некогда: через несколько минут в кухню ворвалась Лена — та самая сестра Андрея, весёлая и безработная, с шумом гружёная фразами, как маршрутка с неплотно закрытыми дверями.
— Вика, где у тебя сковородка? — спросила она, словно Виктория обязана знать обо всём, что лежит где-то в её квартире.
— Под плитой, как всегда, — ответила хозяйка, не отрывая взгляда от кружки.
— Под плитой… ну конечно, а ещё под потолком, наверное, — Лена захлопала кастрюлями, выслеживая заветный предмет.
Третьим жильцом этого утра стал Андрей, ворвавшийся с недовольным лицом:
— Где мои носки? — спросил он, будто женился на личном кладовщике носков.
— Не знаю. Возможно, там же, где мои нервы, — спокойно отрезала Виктория.
— Лена просила сковородку, поможешь сестре? — добавил он.
— Лена у нас не гостья, Андрей. Она — как новая мебель: ни продать, ни выкинуть.
Он тяжело вздохнул.
— Я понимаю, ты устала, — начал он. — У Лены сейчас сложный период.
— У человека сложный период? — Виктория подняла брови. — Ей уже тридцать восемь, а она до сих пор уверена, что джинсы сами рвутся, если их не погладить.
Лена улюлюкнула, но Виктория продолжила уже ей:
— Знаешь, ты как задачка с двумя неизвестными: ни уму, ни сердцу.
Казалось бы, на этом можно поставить точку, но Андрей вдруг заговорил о новом «гениальном» решении:
— Может, оформить ипотеку на имя Лены через твою хорошую кредитную историю? Я помогу с процентом.
Виктория бросила чашку и встала.
— Ты серьёзно? — спросила она медленно. — Я ела гречку пятнадцать лет, когда ты искал «себя» у мамы на диване, надеясь, что кто-то предложит тебе кресло директора. А теперь ты предлагаешь мне стать банкоматом для твоей сестры?
Он обмяк.
— Я не утрирую.
— Ты всегда был гибким, — спокойно сказала Виктория, — но не глупым. И знаешь что? Мне не тридцать — мне пятьдесят три. Я устала быть тем, кому всё можно попросить, а в ответ слышать «ты же добрая».
Андрей ушёл, хлопнув дверью. Лена молча захлопнула за ним шкаф.
Что сделано:
-
Ипотека выплачена
-
Прожила три месяца «гостями»
-
Дала шанс семье измениться
Что предстоит:
-
Выставить Лену и Андрея из квартиры
-
Поменять замок
-
Вынести бардак чужих ожиданий
К вечеру соседка снизу, Валентина Павловна, начала тушить капусту, и квартира наполнилась запахом бочковых солений. Виктория проснулась от этого «аромата» в семь утра, открыла глаза — и поняла: пора действовать.
В прихожей уже стояли два чемодана — один Лены, пёстрый и до краёв набитый её косметичкой, второй Андрея, потёртый и обиженный.
— Ты серьёзно это делаешь? — взвизгнула Лена, когда Виктория поставила чемоданы за порог.
— Три дня, — спокойно сказала хозяйка. — Чтобы найти себе жильё. С понедельника здесь проживает только я.
Андрей вошёл следом:
— Привет. Насколько я понимаю, у нас тут «последний шанс»?
— Нет, шанс уже был. Ты ушёл по собственному желанию. Сейчас я ставлю новые правила. По ним здесь живёт только тот, кто умеет уважать моё пространство и доброе имя.
Они ушли молча, таща за собой чемоданы. Лена махнула в дверях:
— Ну и конфетка ты, Вика. Сухая, но красивая.
— Спасибо за комплимент, — усмехнулась она, закрыв дверь на новый замок.
В тишине квартиры зашумел чайник, и Виктория села за стол, вытащив из ящика договор купли-продажи и заявление на развод. Вместо слёз — облегчённая улыбка.
Понедельник начался с капусты — соседка снова готовила «на весь этаж», но Виктория поднялась раньше, не побоявшись чужого запаха. Она перевела взгляд на паспорта, ключи и… на свободное пространство перед собой.
— Пора эвакуировать «пассажиров», — улыбнулась она самой себе, как будто даря разрешение на новую жизнь.
Через три дня она уже стояла в новой студии: пятнадцать метров её собственного счастья, с пестрым ковром и видом на тихий двор. Пылесос скрипел, но это был её скрип, а не эхо чужих требований.
Вечером под звон трамвая Виктория достала телефон:
— Знаешь что, мир? Я умею выстраивать границы.
И в мессенджере набрала: «А вы когда-нибудь защищали своё личное пространство и свободу? Как это было?»
Чего ждётесь вы, друзья, от своего утра свободы?
