— Папа сжигает мамины вещи на пустыре, — голос Милы дрожал. — Прямо сейчас. Что нам делать?
Артём замер с чашкой в руках, чай выплеснулся на стол. Отец, всегда сдержанный, немногословный, вдруг устроил такое? Невозможно.
— Ты уверена? — он посмотрел на жену, надеясь, что она ошиблась.
— Я собственными глазами видела! — Мила судорожно стянула шарф с шеи. — Он туда сумки тащил, а потом поджёг и что-то кричал про измену. Тём, твой отец там как безумный!
Артём бросился к окну. С пятого этажа был виден пустырь за гаражами — и действительно, тёмная фигура отца металась у костра. Клубы чёрного дыма поднимались в сером февральском небе. Что-то случилось с матерью? Или с отцом?
— Где мама? Пойду к нему, — Артём схватил куртку, мысли путались. — Ты звонила ей?
— Она не берёт трубку, — Мила беспомощно протянула телефон. — Может, с работы ещё не ушла? Я боюсь, Тём. Что на него нашло?
Пока они спускались по лестнице — лифт опять не работал — Артёма мучил тревожный вопрос: что могло довести отца до такого состояния? Валерий, как все его называли, славился невозмутимостью. За тридцать четыре года брака никто не видел, чтобы он повысил голос на жену.
На пустыре было ветрено и промозгло. Отец стоял перед догорающим костром с опущенными руками. Лицо его, обычно спокойное, было искажено.
— Папа! — окликнул его Артём, осторожно приближаясь. — Что происходит?
Валерий Сергеевич повернулся. В глазах — пустота и какая-то страшная решимость.
— Твоя мать… — он сглотнул. — Она там. С ним. В общежитии.
— С кем, папа? — Мила подошла ближе, положила руку на плечо свёкра. — Инна Павловна на работе, смена до восьми.
— Нет! — вдруг крикнул Валерий Сергеевич. — Я видел её с Егором! Мне всё рассказали!
— Каким Егором? — не понимал Артём, глядя на тлеющие вещи. Узнал мамину любимую блузку, шарф, который отец подарил ей на прошлый Новый год.
— С мастером их! — Валерий пнул носком ботинка сумку, которую ещё не успел опрокинуть в огонь. — Сколько лет… сколько лет я терпел, молчал!
Артём переглянулся с Милой. За годы супружеской жизни они научились понимать друг друга без слов. Сейчас было ясно — отца нужно срочно увезти отсюда, пока не собрались зеваки.
— Папа, — Артём твёрдо взял отца за плечи, — поехали к маме на фабрику. Прямо сейчас. Разберёмся.
— Зачем? — Валерий Сергеевич покачнулся, и Артём с ужасом понял, что от отца пахнет водкой. Впервые в жизни. — Там всё ясно. Двадцать лет… двадцать лет этот Егор… А я верил.
— Валерий Сергеевич, — Мила взяла его за руку, — моя мама тоже работает на фабрике, в соседнем цеху. Она говорит, что Егор ушёл на пенсию два года назад. Когда вы его видели?
Что-то дрогнуло в глазах Валерия. Неуверенность? Замешательство?
— Поехали, — повторил Артём тверже, подхватывая отца под руку.
Дорога до швейной фабрики заняла пятнадцать минут, но они показались вечностью. Валерий Сергеевич сидел неподвижно, глядя в окно, и только руки его, сжатые в кулаки, выдавали внутреннее напряжение.
— Папа, что случилось? — не выдержал Артём на светофоре. — Откуда это всё?
— Людмила из третьего подъезда, — глухо ответил Валерий. — Её дочь работает на фабрике. Сказала, что все знают про Инну и Егора… Что они в общежитии встречаются.
— И вы поверили соседке? — тихо спросила Мила с заднего сиденья.
— Двадцать лет, Мила, — Валерий Сергеевич повернул к ней осунувшееся лицо. — Двадцать лет она задерживается на работе по два-три часа. А я — дурак — верил.
Фабрика встретила их гулом швейных машин. Вахтёрша, знавшая Валерия Сергеевича, только махнула рукой — проходите.
В цеху пахло тканью и машинным маслом. Инна Павловна сидела за своей машинкой у окна — там, где сидела последние пятнадцать лет. Увидев мужа и сына, она сначала удивлённо подняла брови, потом заметила их лица и встревожилась.
— Валера? Что случилось? — она поднялась навстречу, сняла рабочие очки.
И тут произошло странное. Валерий Сергеевич остановился, глядя на жену растерянно, словно не узнавал. Моргнул. Провёл рукой по лицу.
— Инна? — его голос звучал неуверенно, будто он сомневался, что перед ним действительно жена.
— Папа думал, что ты… — начал было Артём, но Мила сжала его локоть.
— Что со мной? — Инна подошла ближе, тревожно глядя на мужа. — Валера, ты нездоров?
В глазах Валерия Сергеевича промелькнуло что-то похожее на осознание. Он словно очнулся от тяжёлого сна.
— Инна, — повторил он уже уверенней. — Прости. Я подумал… Людмила сказала…
— Что сказала Людмила? — в голосе Инны Павловны появились стальные нотки. Она работала на фабрике дольше всех в цеху и пользовалась уважением.
— Что ты… встречаешься с Егором, — Валерий выдавил эти слова, уже понимая их нелепость.
В цеху стало неожиданно тихо — несколько швейных машинок смолкли. Женщины за соседними столами перестали работать, прислушиваясь.
— С Егором? — Инна нахмурилась. — С каким ещё Егором?
— С мастером, — пробормотал Валерий.
— Мастер Егор Степанович? — вдруг вмешалась полная женщина от соседней машинки. — Так он же умер три месяца назад! Инфаркт у него был.
Валерий Сергеевич побледнел. Пошатнулся и опёрся о стол.
— Как… умер?
— Папа плохо себя чувствует, — быстро сказал Артём. — Мама, собирайся, мы поедем домой.
— Сейчас, — Инна Павловна кивнула бригадиру, который уже направлялся к ним. — Настя, доделаешь за меня партию? Семейные обстоятельства.
В машине Валерий Сергеевич молчал, глядя в окно. Его руки, обычно твёрдые, мелко дрожали. Мила на заднем сиденье шептала что-то Инне Павловне, та только качала головой, не веря.
— Пальто моё новое? — наконец спросила она. — И синий костюм? И сапоги зимние?
Валерий не ответил, только сгорбился ещё больше. Между коренастыми мужскими плечами пролегла усталость.
Дома Артём предложил всем чая. Мила засуетилась на кухне. Родители молча сидели в гостиной — Инна прямая, как струна, Валерий — поникший, потерянный.
— Ты что устроил, Валера? — наконец тихо спросила Инна. — На старости лет с ума сошёл?
— Прости, — качнул головой Валерий. — Я не знаю, что на меня нашло. Людмила сказала…
— Всегда твоя Людмила что-то говорит! — вдруг повысила голос Инна. — То про соседей, то про начальство твоё, теперь про меня! И ты ей веришь больше, чем мне?
— Это была минутная слабость, — пробормотал Валерий Сергеевич. — Я никогда…
— Ты сжёг мои вещи, — перебила Инна. — Мой костюм, который я купила на премию. Пальто, что ты мне подарил на юбилей. Ты хоть понимаешь, что натворил?
В комнату вошли Артём с Милой, неся чай. Увидев напряжённые лица родителей, Артём замялся.
— Может, нам лучше уйти? Вы поговорите…
— Останьтесь, — жёстко сказала Инна Павловна. — Пусть ваш отец при вас объяснит, почему он устроил этот балаган.
— Я виноват, — Валерий вскинул голову, в глазах стояли слёзы. — Я ревновал тебя все эти годы. Ты задерживалась на работе, приходила усталая… А я молчал. Терпел. Боялся спросить.
— Ты же знаешь, сколько у нас заказов! — Инна всплеснула руками. — Я бригадир! Кто будет работу проверять?
— А почему ты никогда не звонишь, когда задерживаешься? — вдруг спросил Валерий тихо. — Тридцать четыре года вместе, а ты ни разу…
Инна осеклась. Посмотрела на мужа так, словно увидела впервые.
— Ты беспокоился? — спросила она растерянно.
— Каждый раз, — ответил Валерий, глядя в пол. — Каждый проклятый раз.
Артём с Милой переглянулись. За четыре года совместной жизни они привыкли считать брак родителей идеальным — никаких ссор, бури и натиска. Теперь же перед ними разворачивалась совсем другая картина.
— Почему ты никогда не говорил мне об этом? — спросила Инна, и в голосе её звучало удивление.
— А ты мне? — парировал Валерий. — Почему не говорила, что так много работаешь? Что устаёшь?
Повисла тишина. В этой паузе каждый из четверых осознавал, что, оказывается, идеальной семьи не существовало. Был только фасад — полированный, блестящий, за которым скрывались недосказанность, сомнения, страхи.
— Мне казалось, так правильно, — наконец ответила Инна. — Мужчина работает, а я должна быть… безупречной.
— И я тоже хотел быть… идеальным, — признался Валерий. — Чтобы никаких сцен. Чтобы ты могла мной гордиться.
Артём никогда не видел родителей такими открытыми. Словно маски, которые они носили тридцать четыре года, вдруг спали.
— Что же теперь делать? — спросила Инна, и впервые в её голосе прозвучала не сталь, а растерянность. — Ты сжёг мой гардероб, Валера.
— Я куплю тебе новый, — твёрдо сказал Валерий. — Возьму кредит.
— Дело не в вещах, — покачала головой Инна. — А в том, что мы… что произошло между нами.
— Мам, пап, — вмешался Артём, — может, вам стоит поговорить наедине? Мы с Милой поедем к себе.
— Оставайтесь, — вздохнул Валерий Сергеевич. — Вы тоже семья. Должны знать, как… не надо.
— Зачем ты так? — Инна коснулась его руки — впервые за вечер. — Мы ведь… мы же были счастливы, правда?
Валерий покачал головой.
— Я не знаю, Инна. Я старался. Но сегодня… словно что-то сломалось.
Артём видел, как замерла мать. В её глазах мелькнуло что-то похожее на страх.
— Неужели тридцать четыре года коту под хвост? — она стиснула руки. — Из-за какой-то Людмилы?
— Нет, — Валерий Сергеевич поднял на жену глаза. — Из-за того, что мы разучились говорить. Я даже не помню, когда мы последний раз… по-настоящему разговаривали.
— А когда ты последний раз приходил ко мне на работу? — вдруг спросила Инна. — Пятнадцать лет назад?
— Семнадцать, — поправил Валерий. — Когда тебя наградили.
Снова повисла тяжёлая пауза.
— Знаешь, что самое обидное? — нарушила молчание Инна. — То, что я копила на новое пальто. Хотела сделать тебе сюрприз на 23 февраля. А ты его сжёг.
Валерий вздрогнул, посмотрел на жену с болью.
— Я всё исправлю, Инна. Обещаю.
— Как? — она покачала головой. — Как ты вернёшь мне веру в то, что мы… что у нас всё хорошо?
— А было хорошо? — спросил Валерий тихо. — По-настоящему?
В гостиной воцарилась тишина. Артём смотрел на родителей и видел их такими, какими не видел никогда — уязвимыми, растерянными, настоящими.
— Было, — наконец ответила Инна. — Артём родился. Мы вместе тянули в девяностые. Дача. Твоя поддержка, когда мама умерла… Много всего было, Валера.
— И будет ещё, — сказал Валерий. — Если ты… если ты сможешь простить.
— Смогу, — Инна слабо улыбнулась. — Только больше никогда, слышишь? Никаких Людмил и костров. Если что-то беспокоит — говори прямо.
Валерий кивнул, впервые за вечер его плечи расправились.
— И ты тоже, — сказал он. — Звони, когда задерживаешься. Я с ума схожу.
— Обещаю, — Инна протянула руку, и Валерий осторожно пожал её.
Спустя неделю жизнь вошла в привычное русло — почти. Валерий Сергеевич взял кредит и купил жене новое пальто — лучше прежнего. Бросил курить — впервые за сорок лет. Инна Павловна звонила теперь каждый раз, когда задерживалась на работе.
Коллеги обсуждали случившееся ещё долго. Женщины, которые раньше завидовали «идеальному мужу» Инны, теперь качали головами — вот оно как бывает, за тихим омутом. Историю с Егором Степановичем, конечно, никто не мог подтвердить — её придумала Людмила, у которой была собственная неудавшаяся семейная жизнь.
— Ты как думаешь, они справятся? — спросила как-то Мила, когда они с Артёмом ехали домой от родителей.
— Не знаю, — честно ответил Артём. — Вроде налаживается, но… что-то между ними сломалось.
— Или наоборот — проявилось? — задумчиво сказала Мила. — Может, теперь у них будет настоящее, а не показное?
Артём не ответил. Он думал о том, что пять лет назад сам начал копировать отцовскую модель поведения — молчать, терпеть, быть «идеальным». И только сейчас понял, куда это может привести.
— Мила, — сказал он, не отрывая взгляд от дороги, — если я когда-нибудь начну запихивать эмоции внутрь и строить из себя памятник… ударь меня чем-нибудь тяжёлым, ладно?
Мила рассмеялась и крепко сжала его руку.
— Договорились, — сказала она. — Только я предпочла бы, чтобы до костров дело не доходило.
А что же Валерий Сергеевич? Пара седых волос добавилась в его тёмную шевелюру за эту неделю. Ночами он теперь плохо спал, всё думал — как так вышло, что тридцать четыре года идеального брака вдруг рухнули из-за сплетни? Или не из-за сплетни, а из-за того, что всё это время он, как паровой котёл, копил внутри эмоции, не давая им выхода?
Инна Павловна постепенно привыкала к новому гардеробу, но что-то неуловимо изменилось в её отношении к мужу. Она словно стала внимательнее присматриваться к нему, выискивая признаки того неведомого безумия, что привело его на пустырь с канистрой и спичками.
В субботу они вдвоём поехали на дачу — проверить, как перезимовал дом. Дача встретила их промёрзшими комнатами и запахом нежилого помещения.
— Кажется, мышь завелась, — сказала Инна, осматривая кухню. — Видишь следы?
Валерий присел, разглядывая крошечные отпечатки на пыльном полу. И вдруг рассмеялся — хрипло, надсадно.
— Мышь! — повторил он. — Тридцать четыре года вместе, а мы боимся какой-то мыши!
— Ты о чём? — Инна недоуменно посмотрела на мужа.
— О том, что за эти годы мы стали как соседи, — Валерий с трудом поднялся, колено побаливало. — Разучились говорить. И когда случилось… это, я понял — мы ведь даже не знаем друг друга.
Инна медленно села на старенький табурет, глядя на мужа снизу вверх.
— Может, ещё не поздно начать? — спросила она тихо.
Валерий подошёл к ней, осторожно коснулся волос — таким робким был этот жест, словно они только познакомились.
— Не поздно, — сказал он решительно. — Если ты готова узнать настоящего меня. Со всеми… тараканами.
— А ты — настоящую меня? — в голосе Инны звучала неуверенность.
— Давай попробуем, — предложил Валерий. — Заново.
А как вы считаете, почему люди в браке перестают разговаривать друг с другом? Это усталость, привычка, или что-то другое? И как сохранить искренность в отношениях спустя десятилетия? Поделитесь своим опытом. 👇
