Ева прижалась лбом к холодному оконному стеклу. Внизу, во дворе типовой киевской девятиэтажки, Илья топтался возле подъезда. Тётя Нина Васильевна снова не позволила ему даже пересечь порог их квартиры. Третий раз всего за одну неделю.
— Нечего тут околачиваться! — донёсся из кухни резкий, скрипучий голос. — И вообще, немедленно забудь об этом оболтусе. Тебе необходимо поступать и усердно учиться, а не бегать за всякими мальчишками.
Ева молча отошла от окна. Спорить было совершенно бесполезно — она усвоила это нехитрое правило за десять лет жизни под опекой тёти. С тех самых пор, как её родители трагически погибли в автокатастрофе, когда ей было всего восемь лет.
— Ты слышишь, о чём я тебе говорю? — Нина Васильевна появилась в дверном проёме, вытирая свои полные руки кухонным полотенцем. Невысокая, плотная, с вечно поджатыми и недовольными губами. — Завтра ты пойдёшь и подашь документы в медицинский институт. Я уже обо всём договорилась с приёмной комиссией.
— Я не хочу в медицинский, — едва слышно произнесла Ева.
— Что значит, не хочешь? — тётя надменно подбоченилась. — Я тебя целых десять лет кормлю, одеваю, воспитываю, а ты мне тут выкаблучиваешься? Будешь врачом, станешь хорошо деньги зарабатывать. И эту квартиру унаследуешь, когда меня не станет. Больше-то тебе никто и ничего не оставит.
Ева привычно, машинально кивнула. Этот нудный разговор повторялся снова и снова: долг, квартира, наследство. Словно заевшая, надоевшая пластинка.
Вечером, когда тётя ушла к своей подруге, чтобы отметить чей-то очередной день рождения, Ева решилась написать Илье. Они быстро договорились встретиться завтра сразу после того, как она якобы подаст документы.
Но утром всё пошло совершенно не по плану. Нина Васильевна проснулась с жуткой мигренью и, естественно, осталась дома.
— Неси мои таблетки из спальни, — простонала она, лёжа на диване. — Они в тумбочке, в верхнем ящике.
Ева направилась в спальню тёти — это была святая святых, куда её обычно категорически не пускали. Открыла ящик тумбочки. Таблеток там не оказалось, зато лежала пухлая, перевязанная папка с бумагами. Ева хотела уже закрыть ящик, но её взгляд зацепился за знакомое слово на одном из листов: «Свідоцтво про право власності» (Свидетельство о праве собственности).
Сердце забилось бешено. Она осторожно вытащила документ. Квартира… Квартира была оформлена вовсе не на тётю Нину, а на неё, Еву Викторовну Соболеву. С восьмилетнего возраста.
— Что ты там так долго копаешься? — раздался громкий голос из гостиной.
— Ищу таблетки! — крикнула Ева, судорожно листая документы.
Свидетельство о смерти матери… отца нет. Вместо этого — какая-то официальная справка… Отказ от батьківських прав (Отказ от родительских прав)? Виктор Андреевич Соболев…
Папа жив?
В дверях появилась тётя, держась за виски.
— Что ты там делаешь? — она увидела документы в руках Евы и моментально побледнела. — Немедленно положи их на место!
— Мой отец жив? — Ева сжимала бумаги, её руки неконтролируемо дрожали. — Всё это время… он был жив?
— Какой ещё отец? — Нина попыталась вырвать документы. — Он сам от тебя отказался! Бросил! Даже деньги на алименты не платил!
— Но почему… почему вы мне об этом не сказали?
— А что бы это изменило? — тётя села на кровать, мигрень, похоже, усилилась. — Он тебя не хотел забирать. Я просто оформила бумаги, чтобы мне платили пособие. Ты думаешь, на какие деньги я тебя растила все эти годы?
— На деньги за мою собственную квартиру, — Ева внезапно вспомнила все квитанции, которые тётя заставляла её подписывать, якобы для оплаты коммунальных услуг. — Вы сдавали одну комнату и присваивали деньги себе.
— Я тебя воспитывала! — взвизгнула Нина. — Кормила, одевала! Имею на это полное право!
Ева молча прошла мимо неё, крепко забрав все документы. В папке лежал старый, потрёпанный конверт с обратным адресом. Фирма «Соболев та партнери», юридичні послуги (юридические услуги).
Она заперлась в своей комнате, достала телефон. Набрала номер справочной, быстро узнала номер фирмы. Руки тряслись так сильно, что она трижды промахнулась по кнопкам.
— Фірма «Соболев та партнери», добрый день.
— Можно… можно Виктора Андреевича Соболева?
— По какому вопросу?
— Это… это личное. Скажите, что звонит Ева. Ева Соболева.
Пауза. Потом щёлчки переключения. И вдруг — мужской голос, дрожащий от волнения:
— Ева? Это правда ты?
— Папа?
Снова тишина. Было слышно лишь его тяжёлое дыхание.
— Боже мой… Ева. Где ты? Что случилось? Мне сказали… мне сказали, что ты не хочешь меня видеть. Что твоя тётя… что она лучше знает, как тебя воспитывать.
— Она вам врала, — Ева почувствовала, как по её щекам текут слёзы. — Всё это время она врала. Мне сказали, что вы от меня отказались.
— Я немедленно приеду. Прямо сейчас приеду. Где ты живёшь?
Ева назвала адрес. Положила трубку и опустилась на кровать. За дверью слышались шаги тёти Нины — она нервно ходила взад-вперёд по коридору, что-то бормоча себе под нос.
Через час раздался громкий звонок в дверь. Ева выскочила из комнаты, но тётя уже стояла у дверей.
— Кто там?
— Виктор Соболев. Открывайте, Нина Васильевна.
Тётя попятилась. Ева сама распахнула дверь.
На пороге стоял высокий, статный мужчина в строгом деловом костюме. Седина на висках, усталые глаза. Но когда он увидел Еву, лицо его мгновенно преобразилось.
— Евочка… Ты так похожа на маму.
— Не смейте сюда являться! — завизжала Нина. — Я вызову полицию!
— Вызывайте, — совершенно спокойно ответил Виктор Андреевич. — Заодно расскажете им о подделке юридических документов и о незаконном удержании несовершеннолетнего ребёнка. И о присвоении денег за аренду квартиры, которая по праву принадлежит Еве.
Нина Васильевна осеклась.
— Я её растила! Я имею право!
— Вы имели право на пособие опекуна. Всё остальное — банальное воровство. Ева, собирай свои вещи. Ты переезжаешь ко мне.
— Она никуда не поедет! — тётя загородила проход. — Она мне всем обязана! Я потратила на неё лучшие годы!
— Мама, — в дверях появился молодой человек, почти точная копия Виктора Андреевича, только помоложе. — Машина стоит внизу. Я помогу сестре собрать вещи.
Сестре. У Евы закружилась голова. У неё есть родной брат?
— Кирилл, — представился парень, протягивая руку. — Я… я очень давно хотел с тобой познакомиться. Папа искал тебя все эти годы, но твоя тётя постоянно говорила, что ты не хочешь нас видеть.
Нина Васильевна села прямо в коридоре на пол и громко зарыдала. Но это были не слёзы раскаяния — это были злые, бессильные слёзы человека, у которого отняли добычу.
Ева собрала вещи быстро — их было совсем немного. Платья, которые выбирала тётя, она оставила. Взяла только любимые джинсы, пару футболок, учебники. И фотографию мамы — единственную, которую тётя не успела спрятать.
Когда она вышла с сумкой, Виктор Андреевич разговаривал по телефону:
— Да, необходимо проверить все документы по опекунству. И все финансовые операции за последние десять лет… Да, это моя дочь.
Моя дочь. Ева почувствовала, как что-то тёплое и долгожданное разливается у неё в груди.
— Постой, — она вспомнила об Илье. Быстро набрала его номер. — Илья? Я уезжаю… Нет, всё в порядке. Всё, наконец-то, просто отлично. Я тебе всё подробно расскажу. Приезжай сегодня вечером, я пришлю тебе новый адрес.
Тётя Нина поднялась с пола, отряхнула халат.
— Пожалеешь, — прошипела она. — Вернёшься ещё ко мне на коленях приползёшь.
— Нет, — Ева покачала головой. — Не вернусь. Спасибо вам за то, что не отдали меня в детский дом. Но на этом всё.
Она вышла из квартиры, которая целых десять лет была её настоящей тюрьмой. Виктор Андреевич нежно положил руку ей на плечо.
— Прости меня, — сказал он тихо. — Я должен был бороться гораздо сильнее. Должен был сразу понять, что она лжёт.
— Вы не знали.
— Но я подозревал. Просто… после смерти твоей мамы я был совершенно раздавлен. А Нина Васильевна казалась такой убеждённой, говорила, что так для тебя будет лучше. Что я со своей работой, постоянными разъездами не смогу дать тебе нормального воспитания.
Они спустились во двор. У подъезда стояла тёмная, блестящая машина, Кирилл уже сидел за рулём.
— У тебя есть ещё один брат, — сказал Виктор Андреевич, садясь рядом с Евой на заднее сиденье. — Роме всего пять лет. И… у меня есть жена, Светлана. Она знает о тебе. Всегда знала. Она тоже очень хотела тебя найти.
— Почему вы расстались с мамой? — спросила Ева. Этот вопрос мучил её всё детство.
— Мы не расставались, Евочка. Я был в длительной командировке, когда произошла та авария. Мы собирались… — голос его дрогнул. — Мы собирались переезжать в новую квартиру. Большую, чтобы у тебя была своя комната. Твоя мама выбирала обои с принцессами.
Ева закрыла глаза. Столько лет гнусной лжи. Столько украденного, потерянного времени.
— А та квартира? — спросила она. — Где я жила с тётей?
— Это квартира твоей бабушки по маминой линии. Она оставила её в наследство тебе. Нина — её младшая дочь, твоя мама была старшей. После смерти мамы Нина стала твоим опекуном как ближайшая родственница. Я тогда не стал возражать… думал, тебе будет лучше с женщиной, в привычном месте.
Машина остановилась у современного жилого комплекса. Не элитного, но явно очень комфортного. Ухоженная территория, большая детская площадка.
— Пойдём, — Виктор Андреевич помог ей выйти. — Светлана приготовила праздничный обед. И Рома не может дождаться — мы ему всё о тебе рассказывали, показывали фотографии.
В лифте Ева разглядывала своё отражение в зеркале. Те же карие глаза, тот же упрямый подбородок, что и у мужчины рядом. Как она не замечала этого раньше? Ах да, тётя Нина не держала дома фотографий отца.
Дверь квартиры открыла миловидная женщина лет тридцати пяти. Русые волосы собраны в аккуратный хвост, на лице тёплая, искренняя улыбка.
— Ева, — она не стала обнимать, просто протянула руку. — Я Света. Очень рада, что наконец-то познакомились.
Из-за её спины выглядывал маленький мальчик. Светловолосый, с огромными, любопытными глазами.
— Ты моя сестрёнка? — спросил он. — Настоящая?
— Настоящая, — улыбнулась Ева.
— А почему ты так долго к нам не приходила?
— Рома, — мягко одёрнула его Светлана. — Мы же всё объясняли.
— Я немножко заблудилась, — сказала Ева мальчику. — Но папа меня нашёл.
Квартира была просторной и светлой. Четыре комнаты, большая кухня-гостиная. На стенах — множество семейных фотографий. И среди них — её детские фото, которые она никогда раньше не видела.
— Твоя комната вот здесь, — Светлана открыла дверь в дальнюю комнату. — Мы её готовили… на всякий случай, если ты захочешь к нам приехать. Если захочешь что-то поменять — только скажи.
Комната была обставлена просто, но со вкусом — кровать, письменный стол, шкаф. Но главное — она была её. Личное, неприкосновенное пространство, а не угол в проходной комнате, как у тёти.
За обедом говорили мало. Рома тараторил без умолку про детский сад, показывал свои рисунки. Кирилл рассказывал про университет — он учился на третьем курсе юридического факультета.
— Кстати, насчёт учёбы, — сказал Виктор Андреевич. — Ты ведь закончила школу? Куда ты планируешь поступать?
— Тётя хотела, чтобы я шла в медицинский…
— А ты? Чего хочешь сама?
Ева задумалась. Впервые в жизни её спрашивали, чего хочет она сама.
— Я очень люблю рисовать. Может быть, дизайн? Или архитектура?
— Отлично. У нас есть время подумать, подготовиться. Если нужны курсы или репетиторы — только скажи.
Вечером приехал Илья. Ева встретила его внизу, они долго гуляли по двору.
— Просто не верится, — сказал он, обнимая её. — Как будто сюжет из кино.
— Знаешь, что самое странное? Я не чувствую абсолютно никакой злости на тётю. Только… опустошение. Как будто эти десять лет — это просто вычеркнутое время.
— Но теперь всё будет по-другому.
— Да. Теперь я сама решаю.
Они сидели на скамейке, крепко держась за руки. Обычная влюблённая пара в обычном киевском дворе. Только для Евы это было настоящим чудом — просто сидеть с любимым человеком, не оглядываясь, не боясь окрика.
Через неделю Виктор Андреевич отвёз её к той квартире — забрать оставшиеся личные вещи и документы. Нины Васильевны там не оказалось, она срочно уехала к сестре в другой город. Соседка сказала, что съехала экстренно, даже мебель не забрала.
Ева прошла по опустевшей квартире. Та же кухня, где она делала уроки. Та же комната, где плакала по ночам. Только теперь это были просто холодные стены. Больше не тюрьма.
— Что ты собираешься с ней делать? — спросил отец. — Это твоя собственность.
— Не знаю. Может, сдать в аренду? Деньги пригодятся на учёбу.
— Деньги на учёбу у тебя есть. Я откладывал все эти годы, надеялся… Но решай сама. Это твоя квартира.
Твоя квартира. Твоё решение. Твоя жизнь.
Ева достала из сумки связку ключей — те самые, которыми она открывала дверь тысячи раз, возвращаясь из школы. Подержала в руке, потом положила на широкий подоконник.
— Пусть агентство занимается. А я… я хочу домой.
Они вышли из подъезда. Ева обернулась, посмотрела на окна третьего этажа. Штор не было, и в пустые глазницы окон било осеннее солнце.
— Попробуй простить её, если сможешь, — тихо сказал отец. — Не ради неё. А ради себя. Чтобы не тащить этот тяжёлый груз всю жизнь.
— Я попробую. Не прямо сейчас, но… попробую.
Они сели в машину. Когда проезжали мимо знакомой остановки, Ева увидела своих бывших одноклассниц. Они махали руками, что-то кричали. Раньше она сбежала бы — тётя не одобряла, когда она общалась с подругами. А теперь…
— Пап, останови на минутку.
Она выскочила из машины, подбежала к девчонкам. Те наперебой спрашивали, куда она пропала, почему не отвечала на сообщения.
— Я переехала. У меня всё отлично. Давайте встретимся на выходных, я вам всё расскажу.
— А это правда, что твоя тётка съехала? — спросила Оля, известная сплетница. — Моя мама говорит, она какие-то документы подделывала?
— Это дела семейные, — Ева пожала плечами. — Не важно уже.
И правда — не важно. Важно было то, что ждало её впереди. Поступление, интересная учёба, первая сессия. Первый Новый год в настоящей семье. Может быть, свадьба когда-нибудь — Илья уже намекал, что после университета…
Она вернулась к машине. Отец улыбнулся:
— Готова ехать домой?
— Готова.
Машина тронулась. В зеркале заднего вида остались серые панельки спального района. А впереди было солнце, слепящее и яркое, как новая жизнь, которая только-только начиналась.
Ключи от той квартиры так и остались лежать на подоконнике. Новые жильцы потом, наверное, удивятся — кто их там забыл? Но для Евы это были не просто забытые ключи. Это были оставленные в прошлом оковы. А у свободы, как оказалось, ключей не нужно — достаточно просто решиться открыть дверь.
Какая же это боль, когда твоё детство становится товаром, а любовь — лишь ширмой для обмана! Но как же прекрасно, что справедливость (и Виктор Андреевич) восторжествовали!
А как бы вы поступили с тётей Ниной? Отдали бы её под суд за подделку документов и хищение денег, или просто вычеркнули бы из своей новой жизни?
