Марина открыла глаза от жалобного скрипа дивана — Денис снова криво свернулся, и пружина под ним издала протяжный писк, словно тоже возмущаясь ранним воскресным утром. За окном висело тяжелое серое небо, а из кухни доносился запах вчерашней гречневой каши.
Она потянулась, ногой зацепила край кровати и с облегчением подумала: я дома. Не в маминой «хрущёвке», не в чужой съемной однушке с запахом сигарет и скрипящими шкафами. Здесь — её стены, её розетки, её плитка в ванной. Шесть лет ипотечных платежей, две работы и одна пара любимых джинс — и это наконец её крепость.
Денис застонал и зевнул:
— Слушай, я сказал маме, что сегодня она может заглянуть, ненадолго. Ей нужно в центр по делам заехать, так что заскочит на минутку.
— Минутка у неё растянется на полдня, — спокойно ответила Марина, глядя в потолок. В желудке скрутило: она знала, что «миг» у Тамары Васильевны означает «до вечера».
— Ну, не начинай. — Денис встал и потёр затылок. — Она же хочет просто увидеть сына. Ты же её даже не зовёшь, не пишешь.
Марина резко села на постели:
— А что мне писать? «Спасибо за вчерашний урок гостеприимства: кухня у нас холодная, а холодильник пустой»? Я не нянька твоих детей, Денис. Я — твоя жена, и к свекрови я не подписывалась в контракте.
Он лишь пожал плечами и направился в ванную. Шум воды, запах шампуня. Марина накинула халат и пришла на кухню — именно здесь ей было спокойно: маленькое окошко, горячий кофе, плитка в узор, как у подруги Оли, про которую она полгода выспрашивала, где купила.
Кофе заваривался, из соседней квартиры доносился стук молотка — наверняка снова собирают шкафы. И вдруг задребезжал домофон.
— Уже рано, — пробормотала Марина и подошла к трубке.
— Это я, Тамара. Открой, дорогая, я с пирожками, — бодро прозвучал голос, будто из клиники.
На часах было ровно 9:12.
— Мы ещё спим, — медленно сказала Марина. Но нажала кнопку «открыть». Глупая привычка: «вежливость» или «страх показаться злой» — она так и не разобралась.
Через мгновение в прихожей щёлкнул замок, и Денис вышел ей навстречу:
— Мама пришла, — сказал он с ухмылкой.
— А ты не подумал спросить, хочу ли я? — тихо проговорила Марина. Но он уже махнул рукой и пошёл к двери.
Тамара Васильевна вошла, словно хозяйка:
— Марина, милая, я тут с рынка пирожки привезла, сама пекла. А это мясо, вижу, вы всё в магазинах берёте — там хоть бумага качественная.
Она повесила пальто, разложила продукты на столе. На улыбке — тонкая натянутость, в глазах — скользящий пригляд.
— Спасибо, — сухо сказала Марина. — Мы как раз проснулись.
— Ничего, — бодро ответила свекровь. — Я привыкла с утра встать. Хозяйка дома всегда первая должна быть на ногах.
Марина села за стол. «Хозяйка» — слово жалкое, ведь квартира стала её ещё до знакомства с Денисом. А Тамара вела себя так, словно им по наследству досталась трёшка с видом на проспект Мира.
— Кстати, — продолжила гостья, присаживаясь на табурет у батареи, — у вас балконная дверь плохо утеплена. Сквозит. Я могу своего ребятенка в кооперативе прислать — он на всё руки.
— Дверь пластиковая, новая, — спокойно ответила Марина. — Зимой тепло, спасибо, не нужно.
— Каждому своё, — усмехнулась Тамара. — Но я думаю, если внуки пойдут, им не помешает тепло. А то сейчас модно всё самим делать, а потом сидят у окна одни.
Денис неловко рассмеялся:
— Мам, хватит. Она же не против, просто…
— Я не против, — перебила Марина, вставая. — Я против того, чтобы меня каждую субботу учили жить. И чтобы в воскресенье в девять утра я не могла спокойно выпить кофе.
Свекровь приподняла бровь:
— Ладно, ладно, не кипятись. Я же с твоим отцом двадцать пять лет прожила, знаю, что к чему.
— Я тоже кое-что знаю, — ответила Марина. — Например, как тяжело выплачивать ипотеку в одиночку. И как неприятно слышать, что у тебя «холодная кухня» и «пустой холодильник».
В гостиной наступила гнетущая тишина. Воздух стал плотным, каждый вздох слышался громче.
Тамара встала:
— Ладно, я пойду, — сказала она. — Видимо, мне тут не рады. Я хотела помочь, а не мешать. Быть может, мне и не место здесь, раз я уже не «модная мать». Всего хорошего.
Она бросила взгляд на сына:
— Проводишь?
Денис встал, смущённо поглядел на Марину:
— Я быстро. Не злись.
Марина молча помыла чашку. Потом взяла губку и протёрла уже чистый стол — ей нужно было какое-либо движение, иначе она сорвётся.
Вечером ужин прошёл в оглушающем молчании. По телевизору гудели новости, звук стоял так тихо, словно стыдились прерывать тишину.
— Ты перегнула, — тихо сказал Денис, ковыряя макароны. — Она же старалась. Пирожки пекла, мясо купила.
— Не в мясе дело, — спокойно ответила Марина. — Я за то, чтобы твоя мама больше не чувствовала себя хозяйкой в моём доме. Скажи ей хотя бы раз: «Хватит».
Он опустил вилку, молча встал:
— Ладно. Я спать.
Марина осталась одна на кухне. Телевизор тихо бубнил. Где-то за стеной плакал ребёнок.
Она подошла к балкону, распахнула дверь — сквозняка не было. Воздух был прохладный, но ровный. Всё работало. Всё было правильно. Кроме одного: ей становилось тесно в этом доме. Не из-за маленькой кухни, а из-за чужого голоса, который всё чаще звучал здесь, хотя его не приглашали.
Она ощущала: дальше будет только хуже.
На следующее утро Марина проснулась от холодка — балконная дверь приоткрыта. За ней, в майке и трусах, стоял Денис и курил, несмотря на обещания бросить полгода назад.
— Куришь в квартире? — её голос был хриплым от недосыпа и злости.
— Ветер дует в другую сторону, — пожал плечами он.
— Дует не в другую, а в мою. Мне дышать этим.
— Ну и пусть лёгкие потренируются, — пробурчал он, затушил бычок в цветочном горшке и захлопнул дверь. — Я и так весь на нервах.
— От чего ты на нервах? — тихо спросила Марина.
Он промолчал, и это молчание значило: «Знаешь сам».
Два дня через трубку не звонила Тамара — она написала Денису:
«Раз вы самостоятельны, не буду вас тревожить. Поищу компанию среди соседей».
— Сама бы ей сказала, что она перегибает, — говорила Марина, наливая себе кофе. — Но ты всегда молчишь, а потом обвиняешь меня в «жёсткости».
— Может, потому что ты действительно жёсткая? — отозвался он. — У тебя одни границы — личное пространство, личная территория. Как в колонии строгого режима.
Марина резко обернулась:
— Колония?! Это моя квартира, Денис. Я на неё потратила годы, одолжения и нервы. И всё, чего я прошу, — уважать мои границы. Тебе это сложно понять?
Он отвернулся:
— Ладно, поехали в Икею за стеллажом в спальню, который ты хотела.
— Ага, — с ледяной усмешкой сказала Марина. — Только ты её там наверняка заденешь: «Я тут мимо центра заеду».
Он не ответил. Между ними выросла стена молчания.
Утром в 8:43 раздался звонок в дверь. Марина стояла у зеркала с полувысохшими волосами и не выровненной бровью.
— Кто там? — выкрикнула она.
— Это я, — ровный голос Тамары звучал знакомо. — Мне на минутку нужно.
Марина открыла дверь:
— Вы устроились тут работать? Каждый день по минутке?
— Я по делу, — начала свекровь, заходя с чемоданом. — Увидела объявление: в вашем подъезде продаётся трёшка. Соседи нормальные, дом крепкий. Я подумываю переехать поближе.
Марина застыла:
— Ко… нам?
— На пару месяцев, — продолжила Тамара. — Пока документы оформляют. А потом свой угол будет. У вас же комната свободная.
— Комната — не общежитие, — спокойно ответила Марина. — Это мой кабинет.
— Кабинет! — усмехнулась Тамара. — Звучит гордо. Девчонки с детьми на кухне работают, а ты, как писательница, в кабинете.
— Я работаю удалённо, — сухо сказала Марина. — Мне нужно место.
— Диван подойдёт, не барыня, — пожала плечами свекровь. — Я не навсегда, просто перекантоваться. Денис сказал, вы подумаете.
В груди у Марины всё закололо:
— Денис сказал? Без меня? Что он сказал?
— Он сказал, что вы вдвоём решите, — спокойно ответила Тамара. — Я же мать твоего мужа. Семья же.
— Я окончательно не нанималась в общежитие, — Марина тихо улыбнулась. — Мне чужие мысли про моё пространство не нужны.
Вечером разгорелся решающий разговор:
— Ты действительно согласился пустить её сюда? — спросила Марина.
— Она же просила, я не отвергаю, — мялся Денис. — У неё проблемы с соседями, ремонт…
— Проблемы с соседями — не повод вытеснить меня из своего дома, — холодно ответила Марина. — Пускай снимет квартиру.
— Денис! — возмутилась Тамара. — Ты что, на её стороне?!
— Я на стороне спокойствия, — тихо сказал он.
Марина молчала. Она закрыла дверь кухни и села, смотря в однотонную стену. Уходили его мать и бра. Остался только он — рядом, но чужой, словно призрак.
— Я выгоняю не тебя, а её, — сказала она Денису.
Он усмехнулся:
— Разве можно просто так выкинуть? Мы в браке.
— Брак не даёт права рушить чужую жизнь, — спокойно сказала Марина. — Ты юрист, ты это знаешь.
— Я думал, мы семья, — опустил голову он.
— Семья — это когда уважают, а не вешают своё «я в доме главный», — ответила она.
Он ударил ладонью по столу:
— А ты?! Когда последний раз меня обняла или улыбнулась? У тебя только работа и границы. Ты выгоняешь всех — сначала мать, теперь меня. Кто следующий?
Голос Марины был тихий:
— Никто больше. Потому что дальше будет только тишина… и я.
На следующий день она подала на развод. Основание: расторжение брака по обоюдному согласию. Квартира, купленная до свадьбы, не подлежит разделу.
Через неделю Денис съехал. Оставил ключи в пепельнице. Тамара звонила и писала в WhatsApp:
«Ты будешь одна. Таких, как ты, никто не ждёт».
Ответа не получила.
Однажды вечером Марина достала оставленный в почтовом ящике старый ключ. Тамара пыталась оставить «дубликат». Она отнесла его в мастерскую:
— Что с ним делать? — спросил мастер.
— Расплавить, — ответила Марина. — Или выкинуть.
— Лучше расплавить, — улыбнулся он. — Так безопаснее.
Ключ медленно таял в огне, а Марина не сводила с него глаз. Когда металл остыл, он превратился в бесполезную лужицу.
Теперь в квартире было тихо, но не пусто. Её новый день начинался в семь, за чашкой кофе у окна. Она читала, работала, слушала тишину — и поняла: внутри снова зарождался её собственный голос, чистый и свободный.
Однажды соседка из второго подъезда спросила:
— Денис ушёл? Мама жалуется, что ты ей жизнь сломала.
Марина улыбнулась:
— Я лишь вернула себя и поставила границы. Может, это и честно.
А что для вас означает «сохранить себя»? Делитесь в комментариях!
