Метро гудело, как огромный железный зверь. Семён Павлович прижался к стене, пропуская толпу спешащих людей. В руке — пластиковая бутылка с водой, наполненная из туалетного крана. На завтрак, обед и ужин.
— Эй, дед, не загораживай проход! — толкнул его молодой парень в дорогом костюме.
Семён Павлович покорно отодвинулся ещё дальше. Восемьдесят два года, из них сорок — за баранкой автобуса. Возил людей по городу, знал каждую улочку, каждый поворот. А теперь вот — ночует в метро, потому что домой не пускают.
— Папка, ты опять здесь торчишь? — раздался знакомый голос.
Виктор. Младший сын. Единственный, кто остался в городе из троих детей.
— Витенька, сынок, — оживился старик, — может, пустишь переночевать? Холодно на улице, дожди…
— Сколько раз говорить — у Алёны аллергия на старых людей! — отрезал Виктор. — И вообще, что ты позоришь меня перед коллегами? Я тут на серьёзной должности работаю!
Виктор был начальником отдела в крупной компании. Офис — в бизнес-центре прямо над станцией метро.
— Так я не буду мешать, — забормотал Семён Павлович, — в уголочке где-нибудь…
— Нет! — рявкнул сын. — И не приходи больше сюда! Охрана имеет указания тебя не пускать!
С этими словами Виктор развернулся и зашагал к эскалатору, даже не оглянувшись.
Семён Павлович медленно побрёл к выходу. Ноги еле держали — целый день на ногах, собирал бутылки по урнам. Сдавал в пункте приёма, получал гроши. На кусок хлеба хватало, иногда — на стакан кефира.
Квартиру, где он прожил всю жизнь, Виктор отобрал три года назад. Переписал на себя «для удобства оформления документов», а потом выставил отца за дверь.
— Поживи пока у Тамары, — сказал тогда, — а я ремонт сделаю.
Только Тамара, старшая дочь, жила в другом городе и от отца отказалась сразу:
— У нас своих проблем хватает!
Средний сын Олег вообще пропал лет десять назад. Говорили, уехал за границу, но точно никто не знал.
Так и остался Семён Павлович на улице. Сначала снимал угол у какой-то бабки, пока пенсия позволяла. Потом пенсию перестали платить — Виктор оформил доверенность и забирал деньги «на лекарства для отца». Только лекарств Семён Павлович не видел, как и денег.
Была у него заначка — старая фляжка, набитая мелочью. Копил на чёрный день. Спрятал в камере хранения на вокзале, благо ключик на шнурке всегда при себе носил.
В тот вечер Семён Павлович брёл по платформе метро, когда услышал плач. Тихий, надрывный, женский.
На скамейке сидела молодая женщина с ребёнком на руках. Мальчик лет пяти, бледный, с запавшими глазками.
— Что случилось, дочка? — присел рядом старик.
Женщина подняла заплаканное лицо:
— Сына из больницы выписали… Операция нужна, срочно. А у меня… у меня даже на метро до дома нет…
История была проста и страшна. Муж бросил, узнав о болезни ребёнка. Работу пришлось оставить — мальчик требовал постоянного ухода. Продала всё, что можно. Заняла у всех знакомых. Но на операцию всё равно не хватало.
— Мне сказали, что если через неделю не соберу, то… — женщина не договорила, снова заплакала.
Семён Павлович смотрел на ребёнка. Тот слабо улыбнулся деду, и в этой улыбке было столько доверия, столько надежды…
— Подожди меня тут, — сказал старик. — Никуда не уходи. Я скоро.
Он почти бегом добрался до вокзала. Руки тряслись, когда открывал ячейку. Фляжка была тяжёлой — копил много лет, откладывал каждую монетку.
«На похороны хватит», — думал всегда.
Но сейчас, глядя на пожелтевшие купюры и горсти мелочи, думал только об одном — хватит ли на операцию?
В банке девушка-кассир удивлённо подняла брови, пересчитывая мятые деньги. Сумма оказалась приличной — привычка экономить и откладывать, выработанная за годы нищеты, дала результат.
— Вам крупными купюрами разменять? — спросила кассир.
— Да, пожалуйста. И… можете конверт дать?
Женщина на платформе не поверила сначала. Смотрела на конверт с деньгами, на старика, снова на конверт.
— Это… это для нас? Но почему? Вы же нас не знаете!
— Бери, дочка. На операцию малышу. И не спрашивай ничего. Просто бери.
Она бросилась ему на шею, рыдая:
— Как же… Как я вам отдам? Я не знаю даже, как вас зовут!
— Не надо отдавать. Ты малыша вылечи. А меня… меня Семён Павлович зовут. Водителем автобуса работал. Людей возил.
Он ушёл быстро, не оглядываясь. Не хотел видеть слёз благодарности — неловко было. Просто сделал, что должен был сделать.
Следующие дни были особенно тяжёлыми. Без заначки совсем туго пришлось. Бутылок в урнах мало, конкуренция среди таких же, как он, большая.
Ночевал где придётся — в подъездах, на теплотрассах, иногда в том самом метро, пока охрана не выгонит.
А через две недели его нашли.
Семён Павлович дремал на лавочке в сквере, когда его разбудил мужской голос:
— Семён Павлович? Это вы?
Перед ним стоял солидный мужчина в дорогом пальто. Рядом — водитель в форме.
— Я вас искал по всему городу. Меня Георгий Александрович зовут. Я… я отец того мальчика. Которому вы деньги дали.
Старик непонимающе моргал.
— Какой отец? Она сказала, муж бросил…
— Это я и бросил, — мужчина опустил голову. — Испугался. Сбежал, как последний трус. А потом… Мать позвонила, рассказала про вас. Я примчался, но вы уже ушли. Операцию сделали, успешно. Андрюша поправляется.
Георгий Александрович присел на лавочку рядом:
— Я много думал эти дни. Чужой человек, который сам еле концы с концами сводит, отдал последнее, чтобы спасти моего сына. А я, родной отец…
Он замолчал, потом решительно встал:
— Поедемте со мной. У меня есть предложение.
Семён Павлович оказался в просторной квартире. Чистой, светлой, с видом на парк.
— Это служебная квартира нашей компании, — объяснил Георгий Александрович. — Для… для почётного консультанта. Если вы согласитесь, конечно.
— Какого консультанта? Я же водитель автобуса…
— Были водителем. С сорокалетним стажем. Мы открываем школу водителей. Нам нужен человек с опытом, который будет учить молодых не только крутить баранку, но и… человечности. Зарплата, медицинская страховка, и эта квартира — служебная, но в вашем полном распоряжении.
Семён Павлович не сразу поверил. Но квартира была настоящей, и договор о работе — тоже настоящий, и первая зарплата, выданная авансом.
Он поселился в двухкомнатной квартире, начал работать — учил молодых водителей не только вождению, но и тому, как важно видеть в каждом пассажире человека.
А через месяц в дверь позвонили.
На пороге стоял Виктор. Лицо красное, глаза бегают.
— Пап, ты тут живёшь? Соседка твоя бывшая сказала… Слушай, у меня проблемы. Бизнес прогорел, квартиру описывают. Ты же меня приютишь? Я же сын!
Семён Павлович долго молчал, глядя на Виктора. Потом сказал:
— Знаешь, сынок, у твоей Алёны же аллергия на старых людей. А я ещё постарел за эти годы. Не хочу твоей жене здоровье портить.
— Па, ну мы же разошлись с ней! Па, ну ты что!
— А охране в твоём бизнес-центре передай — пусть меня теперь пускают. Буду иногда мимо проходить. Поздороваюсь, если встретимся.
Виктор ещё долго звонил в дверь, умолял, даже плакал. Но Семён Павлович больше не открыл.
Он подошёл к окну, посмотрел на осенний парк. Где-то там, в детской больнице, выздоравливал маленький Андрюша. А здесь, в тёплой квартире, у старого водителя автобуса началась новая жизнь.
— Каждому своё, — тихо сказал он. — Что посеешь, то и пожнёшь.
А внизу, под окнами, Виктор всё стоял и смотрел вверх. Но в окне никто не появился.
