Виктор Иванович устроился за массивным письменным столом и уставился на два аккуратно сложенных конверта. Через час должен был приехать нотариус, и решение, принятое им еще на прошлой неделе, уже не подлежало пересмотру. В одном, более тяжелом, находились бумаги на загородный коттедж, земельный участок и просторную «трешку» в центре города. Во втором — дарственная на однокомнатную квартирку на окраине.
В этот момент телефон завибрировал — сообщение от старшего сына:
«Отец, ты точно уверен в своем выборе? Может, обсудим еще раз?»
Виктор улыбнулся про себя: с Димой что-то обсуждать было все равно что стукаться лбом в стену: слушал лишь себя и сразу переключался на собственные причуды.
Как же двое братьев и сестер, выросших в одном доме, могли оказаться такими разными? Одна — всегда требующая и недовольная, другой — внимательная и благодарная. Хотя, может, дело вовсе не в генах, а в том, как мы сами решаем относиться к жизни и близким?
Всё началось три года назад, когда умерла Татьяна Сергеевна — жена Виктора и мать Димы с Олесей. Болезнь одолела ее стремительно, и перед последним отрезком она лишь шепнула мужу:
— Витя, все документы на меня оформлены. Распоряжайся по совести. Ты лучше меня знаешь, кому что нужнее.
И Виктор распорядился. Олеся тогда только вышла замуж за Павла, молодой супруги тем временем ютились в крошечной комнатке коммуналки. Не раздумывая, он передал дочери их семейную виллу за городом, участок напротив озера и уютную «трешку» в центре:
— Живите, — сказал он. — Коммуналку сами, а за остальным не беспокойтесь.
Олеся расплакалась от радости, Павел пожал руку отцу так крепко, что в груди Виктора что-то защёлкало от гордости.
Но у Димы на поминках вместо благодарности рвались обиды:
— Как это так, сестре — дом, а мне что остаётся?
— Рома, — вздохнул отец, — ты живешь здесь со мной, места всем хватает.
— Может, и мне комнату свою пора пытаться обустроить! — буркнул тот.
— Женись — заведи семью, увидишь, найдём, где жить.
Но жениться Дима не спешил. Лучше было пилить отца звонками с требованиями, чем устраивать собственную жизнь. Комната, еда, удобства — всё было, а справедливость, по его мнению, значила делить всё поровну.
Год спустя скончалась и бабушка Мария Алексеевна, оставив Виктору трехкомнатную квартиру в старом фонде. Блеснув жадными глазами, Дима тут же потребовал:
— Раз Оле подарили дом, значит, бабушкину — мне!
— Почему ты так решил? — удивился отец.
— Справедливость же, Пап. Одну её, одну мне.
Виктор вздохнул, подумал: сыну уж двадцать восемь, пора строить свое пространство. Он сделал в «бабушкиной» косметический ремонт и отдал ключи Диме:
— Живи, может, и остепенишься.
Но аппетит Димы разгорелся сильнее. Через полгода ему вдруг понадобилось, чтобы квартиру записали на его имя:
— Ты же женишься, или что? Новая жена всё заберет!
— Мне пятьдесят пять, сынок, — ответил отец. — О какой женитьбе речь?
— Вон сосед в шестьдесят на двадцатилетней женился!
С тех пор споры о переоформлении стали регулярными: звонки по нескольку раз в неделю, непрошенные визиты с претензиями, скандалы на всю улицу.
Тем временем Олеся впервые стала мамой, а через полгода — во второй раз. Двушка понемногу стала теснить: игрушки, коляска, детский смех. Но ни разу ни слова жалобы — она устало улыбалась и благодарила за каждый квадратный метр.
Дима же не унимался: то попросит денег на мелкий ремонт (сам даже лампочку не вкручивал), то на машину (зарплату тратил на тусовки), то еще на что-то без конца.
Потом он привёл Наталью — внешне красивую, но в ее взгляде угадывался расчет. Через три месяца — свадьба, и началось новое представление:
— Пап, мы готовимся к детям, нужна побольше площадь.
— Так копите — купите.
— На наши доходы? Будем копить сто лет!
— Странно, Оле на ваши зарплаты первый взнос за трешку нашёлся. И ипотеку она уже оформила.
— А у них квартира папина, не аренда же!
— У тебя тоже мойна квартира.
Ни слова не доходило до упрямого Димы. А Наталья при каждом ужине томно вздыхала, заглядываяте в живот — намекала, что скоро появится малыш. Олеся, увидевшая две беременности, тихо сказала отцу:
— Пап, она врёт. Никакой она не беременная.
Год прошёл — детей так и не было, а претензии множились, как грибы после дождя.
Переломным моментом стала вечеринка в честь юбилея Виктора. Собрались все: Олеся с Павлом и малышами, Дима с Натальей. За большим столом внезапно прозвучало:
— Олеся, давай квартиры разменяем — вам двушку, нам трешку не нужна!
Олеся опешила:
— Мы же ипотеку уже оформили…
— Зачем? Откажитесь от первого взноса.
— Но мы его уже внесли…
— Эгоистка! — взорвался Дима.
Виктор не выдержал:
— Рома, хватит. Ты — эгоист. Олеся за три года ни разу ничего не просила, сама справляется. А ты только требуешь и обвиняешь.
— Конечно! Всем ей, а мне — крохи!
— Какие крохи? Ты живешь в трехкомнатной квартире в центре!
— Которая на тебя записана!
Утром следующего дня Виктор позвал сына за стол переговоров:
— Собирай вещи — едем к нотариусу.
— Наконец-то! — обрадовался тот.
У нотариуса отец разложил перед ним папки:
— Это дарственная на однокомнатную квартиру на Берёзовой. Подписывай.
— Что? Однушку? А трёшка?
— Трешку я продаю. А тебе дарю однушку — пусть будет где жить.
— Ты сошел с ума! Это же бабушкина квартира!
— Которую она завещала мне. И я распоряжаюсь ею, как считаю нужным.
— А дача и участок?
— Нечто отправится Олеше и внукам. Они, в отличие от тебя, знают дорогу к деду.
— У меня тоже могут быть дети!
— Могут, но за четыре года намеков не услышал.
Иногда требуется ставить точку. Даже если это больно. Особенно когда речь идёт о родных, которыми потакаешь — только портятся.
Дима подписал документы и, хлопнув дверью, ушёл. Больше не звонил.
Два года спустя
Виктор сидел на веранде, наблюдая, как внуки носились по саду. Олеся с Павлом приезжали каждую субботу не из долга, а по зову сердца.
— Пап, чаю тебе? — улыбнулась дочь, подавая чашку.
— Спасибо, солнышко.
— Говорят, Дима свою однушку продаёт — развёлся с Наташей.
— Я знаю. Риэлтор звонил, интересовался, не хочу ли выкупить.
— И что?
— Пусть продаёт — его выбор.
Олеся на минуту задумалась, потом спросила:
— А ты не жалел?
Виктор посмотрел на шумную гамму детского смеха, на дочь, на зятя у мангала:
— Знаешь, Олюша, многое в жизни я делал неидеально. Но в этом я уверен.
Справедливость — это не арифметика. Это умение увидеть, кто рядом с тобой искренне, а кто пришёл лишь за своей долей. И найти в себе мудрость провести черту вовремя.
А как вы думаете, где та грань между помощью и потаканием, и что бы вы сделали на месте Виктора Ивановича?
