Я помню день, когда мама подписывала документы на квартиру. Она сказала: «Оля, береги её. Это для детей твоих». И я берегла. Двадцать лет берегла эту трёшку в центре — не меняла, не продавала, хотя предложений было немало.
Квартира, конечно, не новая. Советская планировка, тёмный коридор, маленькая кухня. Но своя. И комнат ровно три — как по заказу. Одна мне, вторая Серёже, третья Насте. Всё честно, всё поровну. Я хотела, чтобы дети всегда знали — у них есть дом, своя крыша над головой.
Юрист посоветовал оформить квартиру на меня — так надёжнее. Но я всегда говорила детям: «Это наше общее, семейное. Когда придёт время, разделим как положено».
Учила их беречь имущество, вытирать ноги, экономить воду. Не потому, что жадная. Просто хотела, чтобы ценили. Понимали, что квартира — это не просто стены. Это — защита. От всего. От нужды, от бездомности, от чужой милости.
И вот Серёжа в один прекрасный день заявился с девушкой. Светой.
— Мам, мы женимся.
Я сидела на кухне, проверяла тетради своих четвероклассников и не сразу поняла, что он сказал.
— В каком смысле — женитесь? Ты её знаешь сколько? Три месяца?
— Два с половиной, — он улыбался как дурачок. — Но мы уже всё решили. Распишемся в пятницу.
— Постой-постой, — я отложила ручку. — Ты хоть рассказал мне толком, кто она, откуда? Я даже не познакомилась с её родителями!
Света стояла в дверях кухни, худенькая, с крашеными волосами — наполовину рыжими, наполовину русыми. Дешёвая одежда, дешёвая косметика. И взгляд такой… оценивающий.
— Здрассьте, — сказала она и улыбнулась уголком рта.
— Здравствуй, — я пыталась успокоиться. — Свет, может, вы объясните, почему такая спешка?
Она молчала, только глазами по кухне шарила. По шкафчикам, по плите, по окну с видом на детскую площадку.
— Мам, ну мы любим друг друга, — Серёжа говорил быстро, взахлёб. — Зачем ждать? Правда, Светик?
— Да, — она кивнула. — Зачем.
Что-то в её глазах мне не понравилось. Что-то холодное, расчётливое. В тот момент я ещё не знала, что к чему, но уже понимала — всё идёт не так.
Настя, моя младшая, тогда была на учёбе. Она будущий юрист, второй курс. Узнав новость, сразу позвонила брату:
— Серёж, ты спятил? Какая свадьба? Вы хоть пожили вместе? Узнали друг друга?
Всегда была практичной, моя Настя. Но Серёжа уже не слушал никого.
— Мы уже всё решили, — повторял он. — В пятницу распишемся. Любим друг друга, и всё.
— А где жить будете? — спросила я прямо.
— Ну… у нас, — Серёжа слегка замялся. — В моей комнате. Куда нам ещё идти?
Я смотрела на Свету и видела, как она оценивает квартиру. Прикидывает, сколько стоит. Наверное, тогда у меня и появилось это чувство. Тревога. Предчувствие беды.
— А твои родители? — спросила я Свету. — Они одобряют?
— У меня мать, — ответила она коротко. — Ей всё равно.
У меня есть подруга, риелтор. Она рассказывала про такие схемы: быстрый брак, вселение, прописка. А потом — доля в квартире, развод, продажа. И остаёшься ты без жилья, на улице. И дети твои — тоже.
Я не хотела, чтобы Серёжа услышал от меня что-то в этом духе. Поэтому просто сказала:
— Ладно. Только давайте без пышных торжеств. Распишитесь, и всё.
— Конечно, мам, — Серёжа выдохнул с облегчением. — Скромно, тихо. Только самые близкие.
Света чуть заметно скривила губы. Ей, видимо, хотелось пышности.
В ту ночь я почти не спала. Всё думала: как можно жениться на девушке, о которой ничего не знаешь? Откуда она взялась? Кто её мать? Где она работает? Учится ли?
Утром Серёжа как будто услышал мои мысли, сам завёл разговор:
— Мам, ты не переживай. Света — хорошая. Просто у неё с семьёй не заладилось. Мать пьёт, отчим вообще неадекватный. Она поэтому так рано из дома ушла.
— И где работает?
— Пока нигде, — он отвёл глаза. — Но она ищет. В колледже училась, только не закончила.
Я слушала и понимала, что Серёжа влип. Но сделать ничего не могла. Он взрослый. Сам решает.
И вот тогда она объявила, что беременна. Прямо в день регистрации.
— Я беременна, — сказала Света прямо в загсе, когда мы стояли в коридоре и ждали своей очереди.
Серёжа побледнел, потом покраснел, потом расплылся в глупой улыбке.
— Правда? — он схватил её за руки. — Светик, это же замечательно!
Я смотрела на них и не могла понять — это случайность или часть плана? Слишком уж всё гладко складывалось. Слишком продуманно.
Настя стояла рядом со мной, хмурилась.
— Поздравляю, — сказала она сухо. — А какой срок?
— Рано пока говорить, — Света опустила глаза. — Но тест уже положительный.
Я видела, как дрогнули её губы. Мне показалось тогда — никакой беременности нет. Это просто способ привязать к себе Серёжу. Чтобы не отступил, не передумал. Чтобы в квартиру пустил.
После загса мы пошли в кафе — без гостей, только мы четверо. Серёжа сиял, обнимал Свету, строил планы. Она молчала, только кивала. Изредка бросала на меня быстрые взгляды и сразу отводила глаза.
— Мне кажется, она врёт, — шепнула мне Настя, когда мы остались вдвоём. — Нет никакой беременности.
— А мне кажется, что ей нужна только наша квартира, — ответила я. — И прописка в ней.
Спрашивать про беременность напрямую я не хотела. Бесполезно. Захочет — солжёт опять. Да и не моё это дело, в конце концов. Взрослые люди. Сами разберутся.
А через два дня после свадьбы они поругались. Серёжа пришёл ко мне на кухню бледный, потерянный.
— Мам, у нас проблема, — голос у него дрожал. — Света говорит, что ей нужна прописка.
— Конечно, нужна, — я разливала чай по чашкам. — Раз уж вы женаты и живёте вместе. Но это потом, не сейчас.
— Она говорит — сейчас. Иначе она уйдёт.
Я медленно поставила чайник.
— В каком смысле — уйдёт?
— К маме своей, — Серёжа смотрел в пол. — И ребёнка не пустит видеть.
— Она так и сказала?
— Да.
Я сделала глубокий вдох.
— А что будет с ребёнком?
— Она его пропишет у своих. И к нам не пустит.
Я знала, что так будет. Знала, что начнёт давить. Только не думала, что сразу после свадьбы.
— Серёж, — я старалась говорить спокойно, — скажи мне честно. Ты веришь, что она беременна?
— Конечно, — он вскинул голову. — А почему нет?
— Не знаю. Может, покажет тебе результаты анализов? УЗИ?
— Мам, — он болезненно поморщился. — Ты что, думаешь, она врёт?
— Я не знаю, Серёж. Вот просто не знаю. Я её вообще не знаю. Ты её сам знаешь… сколько? Два месяца?
— Три почти, — он упрямо поджал губы. — И я ей верю.
— Хорошо, верь, — я отпила глоток чая. — Но прописывать её пока рано.
— Почему?
— Потому что мы её совсем не знаем. Потому что квартира — это не шутки. Прописка — серьёзный шаг. А если вы разойдётесь через месяц?
— Не разойдёмся, — он мотнул головой. — Я люблю её.
— А она тебя — любит?
Серёжа замолчал. Сидел, смотрел в свою чашку. Я видела, как дрожат его пальцы.
— Если любит — не будет шантажировать, — добавила я тихо.
— Это не шантаж, — он вскинулся. — Она просто боится, что мы её выгоним. Что ей придётся рожать в каких-то ужасных условиях. Ты не знаешь, в какой семье она выросла.
Да, не знаю. Но догадываюсь. И тоже боюсь за свою семью. За Серёжу, за Настю, за нашу квартиру. За всё то, что мы с таким трудом сберегли.
— Дай мне время, Серёж, — я положила руку ему на плечо. — Дай мне узнать её. Привыкнуть к ней. Если всё хорошо — пропишем. Но не сразу.
Он не ответил. Просто допил чай и ушёл.
Вечером Света не пришла домой. Прислала СМС, что переехала к матери. Что не вернётся, пока не решится вопрос с пропиской.
Серёжа метался по комнате, звонил ей каждые пятнадцать минут. Она не брала трубку.
— Ну что мне делать? — он кричал, заламывая руки. — Мам, ну прошу тебя. Давай её пропишем!
В комнату заглянула Настя.
— Ты понимаешь, что она давит на тебя? Только поженились — уже шантаж. А потом что? Развод и делёжка квартиры?
Серёжа смотрел вниз, нервно тёр ладони. Я видела, как ему плохо.
— Она любит меня, — шептал он. — Просто боится, что мы её бросим.
— А я боюсь, что это афера, — вздохнула я устало. — Пропишешь — и у нас появится вечная жилица. А твоя сестра где жить будет? Ты вообще думал об этом?
Он молчал. Только глаза у него были как у побитой собаки.
На следующий день Света прислала СМС: «Я у врача была. Ребёнок здоров, всё в порядке».
И ни слова о том, когда вернётся.
Света не появлялась дома уже пять дней. Серёжа превратился в тень — бледный, молчаливый, с потухшими глазами. Не ест, не спит, только сидит в своей комнате и пялится в стену.
Я не выдержала. Зашла к нему вечером, села рядом.
— Сынок, нельзя так убиваться. Женщина, которая любит, так себя не ведёт.
— Ты её не знаешь, — глухо ответил он. — Она столько пережила. Ей трудно доверять людям.
Я хотела сказать, что всем трудно. Что у всех свои травмы и проблемы. Но это не повод манипулировать близкими. Не сказала. Бесполезно.
— Я просто хочу, чтобы ты подумал, — произнесла я мягко. — Если прописать её сейчас, выписать уже не получится. Даже если вы разведётесь. Закон на её стороне.
— Значит, не разведёмся, — упрямо сказал он.
Я вздохнула и вышла из комнаты. Не хотела давить. Он взрослый, пусть сам решает. Но сердце разрывалось от тревоги.
Ночью не могла уснуть. Включила ноутбук, начала читать про законы, про выписку, про права собственности. Информации море, и вся пугающая.
Оказывается, если прописать невестку, она получит право жить в квартире даже после развода. Даже если квартира полностью моя. Отношения сложные, но закон прост: кто прописан — тот прописан.
А что будет с Настей? С её правом на жильё? Если квартира уйдёт Свете, где будет жить моя дочь?
В пять утра, невыспавшаяся и злая, я пришла к решению.
Я протянула Серёже бумаги.
— Что это? — он смотрел непонимающе.
— Договор. Я сделала его ночью.
— Договор? — он взял листы, начал читать.
— Да. На аренду комнаты. Если Света так хочет жить здесь — пусть снимает комнату официально. Как арендатор. Без права собственности. Без прописки.
Серёжа поднял на меня глаза:
— Ты шутишь?
— Нет, не шучу, — я была серьёзна как никогда. — Я не хочу рисковать квартирой. Не хочу ставить под удар будущее Насти. И твоё тоже.
— Но это… это оскорбительно! — он швырнул бумаги на стол. — Ты предлагаешь моей беременной жене снимать комнату в нашей квартире?
— Я предлагаю компромисс, — ответила я спокойно. — Мы не знаем её. Не знаем, каковы её намерения. А ты хочешь, чтобы я вслепую рисковала всем, что у нас есть?
— Мам, я люблю её! — в его голосе была почти мольба.
— Серёж, я знаю. Но любовь и собственность — разные вещи. Если она любит тебя — согласится. Если ей нужна только прописка — уйдёт.
Он молчал, сжав зубы. Я видела, как желваки ходят на его скулах. Я понимала его боль. Его страх. Но не могла поступить иначе.
— Покажешь ей этот договор? — спросила я наконец.
— Покажу, — процедил он.
И ушёл в свою комнату.
Весь день я ходила как в тумане. На работе что-то объясняла детям, проверяла тетради. Но мысли были только о доме, о Серёже, о ситуации со Светой.
Может, я перегнула палку? Может, надо было как-то мягче, деликатнее? Но как быть деликатной, когда речь идёт о квартире? О единственном, что у нас есть?
Вечером, вернувшись домой, я услышала голоса на кухне. Сердце подпрыгнуло. Света вернулась?
Тихо прошла по коридору. В проёме кухонной двери увидела их — Серёжу и Свету. Она сидела, сгорбившись, над чашкой чая. Он стоял рядом, показывал ей какие-то бумаги. Мой договор.
— Да пошел ты, — тихо говорила она. — Я тебе что, квартирантка?
— Это временно, — Серёжа пытался объяснить. — Просто пока мы не узнаем друг друга лучше. Пока мама не привыкнет.
— А ребёнок? — она подняла глаза. — Он тоже будет квартирантом?
— Нет, что ты. Ребёнка сразу пропишем. Когда родится.
Она долго молчала. Я стояла в тени коридора, не решаясь войти.
— А мне так не подходит, — сказала она наконец.
— Почему? — растерялся Серёжа. — Ты же просто хочешь жить со мной.
Она опустила глаза:
— Значит, я тебе не нужна. Всё понятно.
Я видела, как вздрогнул Серёжа. Как побледнело его лицо.
— Света, ну при чём тут это? — он схватил её за руку. — Я люблю тебя. Просто маму пойми…
— Всё, Серёж, — она выдернула руку. — Я всё поняла. Ты выбрал маму, а не меня. Выбрал эту чёртову квартиру.
— Не выбирал я!
— Выбрал, — она встала. — Я за вещами приду завтра. И не звони мне больше.
Серёжа стоял посреди кухни, бледный, с опущенными руками. А Света прошла мимо него, мимо меня, не заметив в полутьме коридора, и хлопнула дверью.
В этот момент я увидела его глаза. В них было понимание. Острое, болезненное понимание. Он всё осознал.
Я не знала, что делать. Стоять в коридоре, делая вид, что ничего не слышала? Или войти на кухню и попытаться утешить сына?
Решила войти. Тихо, без лишних слов. Просто быть рядом.
Серёжа сидел за столом. Обхватив голову руками.
— Она меня не любит, — сказал он. — Никогда не любила.
Я молча села напротив. Не стала говорить банальных фраз вроде «всё образуется» или «ты ещё встретишь настоящую любовь». Сейчас это было бы жестоко.
— Ты знала, да? — он поднял на меня глаза. — Знала, что она так поступит?
— Догадывалась, — ответила честно. — Но не была уверена.
Он кивнул и снова уставился в стол.
— А ребёнок? Думаешь, его нет?
Я пожала плечами:
— Не знаю, Серёжа. Может, и есть. Если так — она ещё вернётся. Потребует алименты.
— Буду платить, — он горько усмехнулся. — Только видеть её не хочу.
Мы долго молчали. За окном шумели машины, где-то вдалеке играла музыка. Обычный вечер. Но для нас всё изменилось.
— Извини, мам, — сказал он наконец. — Я должен был тебя послушать. Но я правда думал, что она… ну, настоящая.
— Ты не виноват, — я положила руку на его плечо. — Ты просто полюбил. Это не преступление.
— Но я же подставил всех. Тебя, Настю. Чуть квартиру не потеряли.
— Не потеряли, — я слабо улыбнулась. — И не потеряем.
Настя вернулась с учёбы поздно. Мы с Серёжей всё ещё сидели на кухне, молча потягивая чай. Я коротко рассказала ей о случившемся.
Она села рядом с братом, обняла его:
— Серёж, ты же понимаешь, что это к лучшему? Лучше сейчас, чем потом, когда всё стало бы намного хуже.
Он кивнул, не поднимая головы.
— Если она беременна, мы поможем, — добавила Настя твёрдо. — Ребёнок ни в чём не виноват. Но жить с человеком, который тебя не любит…
— Я понял, — перебил Серёжа. — Я всё понял.
Прошла неделя. Света не появлялась, не звонила. Пришла только один раз, когда никого не было дома, забрала свои вещи. Даже записки не оставила.
Серёжа ходил как в воду опущенный, но постепенно, день за днём, возвращался к жизни. Начал снова работать, общаться с друзьями.
Однажды вечером мы с Настей сидели на кухне, когда зазвонил дверной звонок. Я пошла открывать, думая, что это Серёжа забыл ключи.
На пороге стояла женщина лет сорока пяти, с измученным лицом и такими же крашеными волосами, как у Светы. Только тусклыми, с сединой.
— Здравствуйте, — сказала она хрипло. — Вы мать Сергея?
— Да, — я напряглась. — А вы…
— Светина мать, — она смотрела куда-то мимо меня. — Можно войти? Поговорить надо.
Я впустила её. Настя выглянула из кухни, нахмурилась.
— Чаю? — предложила я, не зная, что ещё сказать.
— Нет, спасибо, — женщина присела на краешек стула в прихожей. — Я только на минуту. Вы знаете, где моя дочь?
— Нет, — я растерялась. — Она к вам не вернулась?
— Не ко мне, — женщина покачала головой. — К своему бывшему. С которым до вашего сына жила.
Я замерла. Вот оно что.
— Я знаю, что они не поладили, — продолжала женщина. — Света мне рассказала, что вы против их брака. Что не хотите её прописывать.
— Это не совсем…
— Да ладно, — она махнула рукой. — Я не осуждаю. Сама бы так поступила. Квартира — это святое.
Я молчала, не зная, куда это всё приведёт.
— Я вот что сказать хотела, — она подняла на меня глаза. — Нет у неё никакой беременности. И не было. Она всегда так делает. Это у неё… способ такой.
— Способ? — переспросила я.
— Ну да. Женить на себе. Потом прописаться. А дальше — дело техники.
— В каком смысле?
— Она уже одну квартиру так отсудила. У первого мужа. Прописалась, потом развелась, потребовала долю. Продали, разделили. Её доля ушла на долги, а парень остался на улице.
Я почувствовала, как холодеет спина.
— А второй, к которому она сейчас вернулась, уже прописал её, — продолжала женщина. — Через полгода будет то же самое, вот увидите.
— Зачем вы мне это рассказываете? — спросила я тихо.
— Затем, что я не хочу, чтобы она и вашего сына обманула, — женщина встала. — Я мать плохая, знаю. Но совсем уж конченой не стала. Света нигде не работает, только мужиков меняет. И с каждого что-то имеет. А потом — следующий.
Она направилась к двери.
— Так что если она объявится снова, требовать алименты начнёт — не верьте ей. Никакого ребёнка нет и не будет. Это всё… представление.
И ушла, плотно закрыв за собой дверь.
Я стояла в прихожей. И пыталась осмыслить услышанное. В кухонном проёме появилась Настя. Бледная, с широко раскрытыми глазами.
— Это правда? Это всё было подстроено?
Я кивнула:
— Похоже на то.
Когда вернулся Серёжа, мы ничего ему не сказали. Решили, что он и так достаточно пережил. Пусть думает, что Света просто выбрала прописку, а не любовь. Это проще принять, чем осознать, что тебя использовали в масштабной афере.
Прошло три месяца. Жизнь постепенно налаживалась. Серёжа почти не вспоминал о Свете. Только иногда замирал, глядя в одну точку, и я знала — думает о ней. О том, что могло бы быть.
Мы сидели на кухне втроём, ужинали. Впервые за долгое время. Было спокойно и почти хорошо.
— Я познакомился с девушкой, — вдруг сказал Серёжа. — На работе.
Мы с Настей переглянулись.
— Правда? — осторожно спросила я. — И как она?
— Нормальная, — он пожал плечами. — Работаем вместе уже год. Она программист.
— Пригласи её к нам, — предложила Настя. — Познакомимся.
Серёжа покачал головой:
— Рано пока. Мы только начали общаться.
— Ну, когда будешь готов, — я старалась говорить непринуждённо.
— Но я хочу сразу сказать, — он поднял голову и посмотрел мне в глаза. — Если… когда у нас всё станет серьёзно, мы будем снимать квартиру. Я не приведу её сюда жить.
— Серёж, не нужно…
— Нужно, мам, — он был серьёзен как никогда. — У нас будет своё жильё. Своя жизнь. Без… всего этого.
Я кивнула. Он прав. Так будет лучше для всех.
Настя улыбнулась брату:
— Это правильно, Серёж. Любовь — это когда строишь вместе, с нуля. А не когда требуешь готовое.
Я смотрела на своих детей и думала: мы вовремя остановились. Вовремя поняли, что к чему. И наверное, это главное.
Квартира осталась нашей. А Света… что ж, она выбрала прописку. А не любовь.
