Анна прислонилась к окну и наблюдала за детской суетой во дворе. Её трехлетний сынок Саша лихо съезжал с горки, а её мысли уносились в прошлое, к тому, как сильно всё преобразилось за минувшие годы. Жильё на третьем этаже многоквартирного дома было поделено на две части — как по документам, так и на деле. Одна доля принадлежала её супругу Олегу, вторая — его маме, Ольге Марковне.
Когда четыре года назад Анна впервые переступила порог этого жилья в качестве молодой жены, свекровь встретила её у дверей с таким выражением лица, словно в дом проникла бродячая собака.
Ольга Марковна была дамой внушительной — высокая, с хорошей осанкой, основательная. На ней было домашнее платье строгого фасона, а не простой халат, на шее — тонкая золотая цепочка с крестиком. Весь её облик ясно давал понять, что она привыкла властвовать и не выносит никаких возражений.
— Ну что, обжилась? — протянула тогда Ольга Марковна, оглядывая невестку с головы до ног. — Но сразу предупреждаю: это жильё — моё. Мой покойный супруг получал его ещё в советское время, мой сын здесь вырос, учился ходить по этому самому паркету. А ты тут никто. Запомни это раз и навсегда!
Анна тогда уже была в положении, живот только начинал округляться под летним платьем, но характер у неё был не из простых. Она выпрямилась — рост позволял смотреть свекрови прямо в глаза — и ответила:
— Знаете, Ольга Марковна, а я так не считаю. Я — законная супруга вашего сына, и скоро у вас будет внук. Так что моё право жить здесь не меньше вашего.
Олег тогда неловко покашлял, взял жену за руку. Он был мужчиной мягким, привык избегать конфликтов, особенно с матерью, которая воспитывала его одна после смерти отца.
— Мама, ну зачем ты так… Аня ведь теперь часть нашей семьи.
— Семья! — фыркнула Ольга Марковна, поправляя цепочку на шее. — Нарожают, а потом на шею сядут. Я таких хорошо знаю.
Анна почувствовала, как внутри всё закипает, но сдержалась. Пока что сдержалась.
Она оглядела квартиру — две комнаты, кухня, длинный коридор с множеством дверей. Всё было обставлено добротной мебелью восьмидесятых: тёмный полированный гарнитур, ковёр с вытертым узором, сервант с хрустальными наборами, которые, судя по слою пыли, не доставались годами.
Первые месяцы были настоящим испытанием на прочность. Свекровь следила за каждым шагом невестки, комментировала её готовку, уборку, даже то, как та развешивает бельё на балконе. У Ольги Марковны были свои представления о порядке — строгие, неколебимые, сформированные за годы одинокой жизни в этой квартире.
— Опять твоя жена мою сковородку испортила, — жаловалась она сыну по вечерам, когда он возвращался с работы уставший и голодный. — И зачем она столько соли в суп сыплет? У меня давление от этого подскочит.
— И что мне делать, мама? — устало отвечал Олег, развязывая ботинки в прихожей. — Она же не со зла. Просто привыкла по-другому готовить.
А Анна слушала эти разговоры из спальни — единственного места в квартире, которое можно было назвать их с мужем территорией. Комната была маленькой, едва помещались двуспальная кровать, шкаф и детская кроватка, купленная в ожидании малыша. Она лежала на кровати, гладила растущий живот и мысленно посылала свекровь куда подальше.
Беременность протекала тяжело. Анну мучил токсикоз, она часто лежала с тошнотой, а свекровь ворчала, что невестка «притворяется больной, чтобы не помогать по хозяйству и бездельничать».
Когда Анна не могла есть жареное из-за запаха, Ольга Марковна демонстративно готовила котлеты каждый день.
— В моё время женщины и в поле рожали, а не лежали пластом, — бубнила она, громко гремя сковородками. — Изнеженная какая принцесса нашлась.
Олег пытался защитить жену, но получалось неубедительно:
— Мам, ну у неё токсикоз. Доктор сказал, это нормально.
— Доктор! — махала рукой Ольга Марковна. — Раньше без всяких докторов справлялись.
Анна молчала, терпела, но запоминала каждое колкое слово. Она была из семьи, где умели постоять за себя, но старалась не портить отношения с самого начала. Ещё надеялась, что они поладят.
Когда родился Саша, Ольга Марковна на время присмирела. Внук был внуком, кровинка. Она возилась с малышом, покупала ему одёжки, варила специальные каши. Анна даже подумала, что наконец-то между ними установится мир.
Но иллюзии развеялись быстро. Свекровь считала, что знает о воспитании детей всё, а молодая мать — ничего. Она постоянно вмешивалась, критиковала, учила.
— Зачем ты его так туго пеленаешь? Он же дышать не может!
— Не корми его так часто, избалуешь!
— Что за подгузники? В наше время марлевые пелёнки использовали, и ничего!
Анна старалась объяснять, что времена изменились, что педиатры советуют по-другому, но свекровь не слушала. У неё был свой опыт — единственно правильный.
Спустя полгода после рождения Саши началось всё по-новой. Ребёнок подрос, стал активнее, громче, требовал больше внимания. Квартира наполнилась детскими вещами — коляской в прихожей, манежем в комнате, игрушками по всему дому.
— Слушай, а когда ты съедешь наконец? — спросила Ольга Марковна как-то утром за завтраком, когда Олег ушёл на работу, а Саша спал в коляске на кухне. — Тут тесно стало. Ребёнок орёт, ты со своими кастрюлями гремишь с утра до вечера.
Анна медленно поставила чашку кофе на стол и посмотрела на свекровь. Она давно ждала этого разговора, готовилась к нему.
— С чего бы это мне съезжать? Это квартира моего мужа. Хотите простора — сами освобождайте место.
— Как ты со старшими разговариваешь! — возмутилась Ольга Марковна, стукнув ложкой по столу. — Я тут хозяйка, а ты…
— А я что? — перебила Анна, не повышая голоса. — Я мать вашего внука и супруга вашего сына. Терпите, мамаша.
Слово «мамаша» прозвучало с такой едкой интонацией, что свекровь даже отшатнулась. Она не ожидала такого отпора от тихой, как ей казалось, невестки.
С тех пор война стала открытой. Каждый день приносил новые стычки, мелкие пакости, взаимные уколы.
Свекровь вешала на кухне свои правила, написанные каллиграфическим почерком на белых листочках: «Посуду мыть сразу после еды», «Не трогать мои продукты в холодильнике», «Громко не разговаривать после десяти вечера».
Анна в ответ приклеила рядом свои — напечатанные на принтере крупным шрифтом: «Моё мыло не брать», «За ребёнком не следить без разрешения», «Претензии высказывать в культурной форме».
Олег видел эти объявления, но делал вид, что не замечает. Он метался между двумя огнями, просил их помириться, но женщины были непримиримы.
— Твоя мать считает меня временной приживалкой, — объясняла Анна мужу по вечерам, когда они оставались наедине в спальне. — А я так не думаю. Эта квартира наш дом, и я никуда не собираюсь.
— Аня, ну потерпи немного, — уговаривал он, снимая рубашку после трудового дня. — Заработаем денег, купим свою квартиру…
— Зачем мне терпеть? — удивлялась Анна. — Пусть она терпит. Я никого не выгоняю, но и сама не уйду.
Олег работал маркетологом в крупной компании в Днепре, деньги были неплохие, но на собственное жильё в мегаполисе не хватало. Съёмная квартира стоила почти половину его заработка, а копить на нормальный первоначальный взнос при таких тратах было ну просто нереально.
Конфликты вспыхивали из-за любой мелочи. Анна готовила обед — свекровь ворчала, что кухня пахнет чесноком и луком. Ольга Марковна включала телевизор погромче — Анна напоминала о правилах тишины после десяти.
— Ты что, хозяйкой себя возомнила? — шипела свекровь, когда Анна попросила убавить звук во время дневного сна ребёнка. — Это МОЯ квартира!
— Ваша половина — ваша, — спокойно отвечала Анна, укачивая расплакавшегося Сашу. — А кухня и ванная — общие. Так что договариваемся как соседи.
— Соседи! — фыркала Ольга Марковна. — Я тут прожила полжизни, а какая-то приблудная будет мне указывать!
— Приблудная? — переспросила Анна, и в её голосе появились стальные нотки. — Как интересно. А внук ваш тоже приблудный?
Свекровь замолкала, но ненадолго. Через день-два всё начиналось снова.
Саша рос, становился активнее, и квартира действительно казалась тесной. Детские игрушки разбросаны по всей гостиной — машинки, кубики, мягкие зверушки. Коляска в прихожей занимала половину пространства, детский стульчик на кухне мешал проходу. Ольга Марковна мрачнела с каждым днём, словно стены давили на неё всё сильнее.
— Когда это кончится? — вздыхала она, споткнувшись о очередную пирамидку в коридоре. — Житья нет в собственном доме.
— А что тут особенного? — удивлялась Анна, собирая раскиданные кубики. — Ребёнок растёт, это нормально. Вы же тоже когда-то детей воспитывали в этом доме.
— Не твоего! — рявкнула свекровь.
— Зато вашего внука, — парировала Анна. — Какая разница?
— Большая! Я своего сына не так баловала!
— Видно поэтому он такой безвольный, — не удержалась Анна.
Ольга Марковна побагровела от ярости, но ничего не ответила. Правда была слишком очевидной.
Отношения накалялись как раскалённая сковорода. Каждое утро начиналось с молчаливого противостояния на кухне. Кто первый занял плиту, кто оставил крошки на столе, кто не вымыл чашку, кто громче звякнул ложкой в стакане.
Анна научилась игнорировать колкости, но иногда терпение лопалось:
— Ольга Марковна, а вы не пробовали поискать себе другое жильё? — спросила она как-то, наблюдая, как свекровь в сотый раз протирает уже чистый стол. — Может, вам будет спокойнее жить отдельно?
— Как ты смеешь! — взвилась та. — Это моя квартира! Это ты тут лишняя!
— Лишняя? — Анна рассмеялась, продолжая кормить Сашу кашей. — Я жена законная, внука родила. По-моему, это вы тут третий лишний. Освободили бы молодой семье пространство!
Олег пытался мирить их, но получалось плохо. Он работал с утра до вечера, иногда задерживался, приходил домой усталый, грязный, мечтающий только о душе и ужине. А тут снова скандал, претензии, обиды.
— Мама, ну хватит уже, — говорил он, стаскивая рабочие ботинки. — Аня же семья наша.
— Семья! — Ольга Марковна махнула рукой с таким видом, словно это слово было ругательством. — Настоящая семья — это кровные родственники. А эта… Приблудная.
Анна сжимала кулаки до боли в костяшках, но промолчала. Пока что.
Зима выдалась особенно тяжёлой. Саша болел — то простуда, то температура, то кашель. Анна не спала ночами, водила ребёнка по врачам, покупала лекарства, но свекровь только ворчала:
— Опять этот кашель! Наверное, простудила где-то на прогулке. Не умеет за ребёнком смотреть, а туда же — мать называется.
— А вы попробуйте за ним поухаживать, — предложила Анна, меняя подгузник плачущему Саше. — Раз такая специалист по детям.
— Это твой ребёнок, ты и ухаживай. А я своё отработала, своего выходила.
— Тогда и не учите жизни, — отрезала Анна.
— Да как ты разговариваешь! — возмущалась Ольга Марковна. — Я старше тебя на тридцать лет!
— И что с того? Годы ума не прибавляют, если его изначально не было.
К весне атмосфера в квартире стала совсем удушающей. Свекровь придумывала всё новые способы досадить невестке. То переставит детские вещи с привычных мест, то «случайно» выльет молоко для каши в раковину, то включит пылесос, когда ребёнок наконец заснул после долгого укачивания.
Анна платила той же монетой. Стирала в машинке только свои вещи и детские, готовила еду строго на три порции, убирала только в своей комнате и детской зоне. Общие пространства оставляла на совести свекрови.
— Ты что, издеваешься? — возмущалась Ольга Марковна, глядя на немытую плиту после готовки. — Я же пожилой человек, мне тяжело!
— А я молодая, но усталая, — отвечала Анна, не отрываясь от глажки детского белья. — У каждого свои проблемы.
— В наше время молодые старших уважали!
— В наше время старшие были умнее, — парировала Анна.
Соседи уже знали о войне в квартире на третьем этаже. Иногда слышались повышенные голоса, хлопанье дверей, обиженное сопение в коридоре. Но вмешиваться никто не решался — семейные дела дело тонкое.
Однажды майским вечером свекровь не выдержала. Анна купала Сашу в ванной — их любимое время дня. Малыш плескался в тёплой воде, играл резиновыми игрушками, а мама напевала ему песенки. Это были редкие минуты покоя в бесконечной войне.
И тут дверь распахнулась. Ольга Марковна ворвалась как разъярённая фурия:
— Долго ещё тут плескаться будете? Мне помыться нужно! У меня дела важные!
— Ещё минут десять, — спокойно ответила Анна, продолжая поливать сына тёплой водой из ковшика. — Мы почти закончили.
— Нет уж! Хватит! Вы тут расселились как дома!
— Мы дома и есть, — напомнила Анна, аккуратно намыливая ребёнку волосы.
— ДА КАК ТЫ СМЕЕШЬ! — взорвалась свекровь, и её голос эхом отразился от кафельных стен. — Это МОЙ дом! МОЯ ванная! Мой покойный муж эту плитку клеил! Когда ты наконец съедешь отсюда?!
Анна медленно обернулась. В её глазах плясали опасные огоньки — те самые, которые появлялись перед бурей. Саша притих, почувствовав напряжение, и перестал играть уточкой.
— Хотите знать, когда я съеду? — тихо спросила Анна, и её спокойный тон был страшнее любого крика.
— Хочу! — задохнулась от ярости Ольга Марковна.
— Уеду отсюда только когда вы отправитесь к праотцам. Давно пора бы уже. И я буду ждать этого дня. Так что можете поторопиться, а? Или вам помочь?
Тишина повисла в ванной комнате как тяжёлая занавеска. Капала вода из крана, где-то скрипнула половица в коридоре, а за окном кричали дворовые дети.
А Анна продолжила всё тем же невозмутимым тоном, споласкивая сына чистой водой:
— Я вас пересижу в этой квартире и стану полноценной хозяйкой. И знаете, что первым делом сделаю? Ваши драгоценные вазочки из серванта — всё продам или выброшу. И ваши салфеточки с рюшечками тоже. И фотографии в рамочках. И этот дурацкий ковёр с розочками. Потому что жить тут буду я, а не вы.
Ольга Марковна схватилась за дверной косяк, лицо её стало пепельно-серым.
— Ты… Ты что говоришь?
— То, что думаю уже три года, — Анна подняла мокрого Сашу и завернула в махровое полотенце. — Вы хотели войны — получили. Но воевать я умею не хуже вас. И терпения у меня больше вашего.
Свекровь попятилась назад, развернулась и выбежала из ванной. Хлопнула дверь её комнаты.
А Анна вернулась к обычным делам, словно ничего не произошло.
— Ну что, солнышко, — прошептала она сыну, вытирая его мягким полотенцем, — доплескались? Пора спать. Завтра будет новый день.
С того вечера в квартире воцарилась странная тишина. Ольга Марковна перестала предъявлять претензии, не комментировала действия невестки, не жаловалась сыну на беспорядок и шум. Она словно сжалась, ушла в себя, стала тенью самой себя.
Олег заметил перемены уже через несколько дней:
— Что-то мама притихла. Вы часом не ругались?
— Нет, — честно ответила Анна, укладывая выстиранные детские вещи в шкаф. — Просто поговорили по душам.
— И что же ты ей сказала?
— Правду. Что никуда отсюда не уйду. Пусть не тешит себя иллюзиями.
Анна почувствовала себя победительницей в этой долгой, изматывающей войне. Она не отступила, не съехала, не позволила себя выжить из собственного дома.
А Ольга Марковна теперь обходила невестку стороной, больше не требовала освободить место, не устраивала скандалов по пустякам. Поняла: с такой женщиной лучше не связываться.
Иногда Анна ловила на себе взгляд свекрови — изучающий, настороженный. Но открытой войны больше не было.
И это её вполне устраивало.
Представляете, вот так бывает! Когда два сильных характера сталкиваются на одной территории, рано или поздно приходится расставить все точки над «і». Иногда молчание и выдержка работают лучше любых слов. А как вы думаете, правильно ли поступила Анна, или стоило выбрать другой путь?
