— Почему ты дрожишь? Боишься встречи с моей семьёй? — Игорь бросил на меня беглый взгляд, не отрываясь от руля.
Я поправила складки платья цвета чайной розы и крепче сжала коробку с домашним тортом.
Запах шоколада от моих духов, казалось, стал слишком навязчивым в замкнутом пространстве машины.
— Нет, просто волнуюсь. Всё-таки такая новость, — ответила я, машинально касаясь живота.
Игорь улыбнулся, но улыбка вышла натянутой.
— Мама в последнее время в странном настроении… Постарайся не спорить с ней, хорошо?
Внутри словно что-то сжалось. Я так устала постоянно ходить на цыпочках перед Натальей Викторовной.
Четыре года брака, а она всё ещё смотрит на меня как на временное недоразумение в жизни сына.
— Я никогда не спорю с твоей мамой, — тихо ответила я.
— Знаю, Анют. Прости. Просто… ты же понимаешь.
Я понимала. Игорь боялся разочаровать мать, всегда боялся. В свои тридцать он всё ещё нуждался в её одобрении, как воздухе.
Мы припарковались возле светлого трёхэтажного дома. Дверь открыла Ирина — сестра-близнец Игоря. Поразительно, как они похожи, будто зеркальные отражения.
— Наконец-то! — Ирина обняла брата, затем меня. — Мама уже заждалась.
В гостиной стол был накрыт безупречно: белоснежная скатерть, серебряные приборы, хрустальные бокалы.
Наталья Викторовна восседала во главе, как королева. Рядом тихо сидел её муж Юрий — всегда молчаливый, словно тень. Отчим моего мужа.
— Добрый вечер, — я протянула букет цветов. — Это вам.
Свекровь едва взглянула на букет.
— Опаздываете. Ужин остыл, — она повернулась к сыну. — Игорь, тебе звонил Михаил из банка? Говорят, там есть вакансия начальника отдела. Это гораздо лучше твоей нынешней должности.
— Мама, мы не опоздали, — Игорь взглянул на часы. — Мы договаривались на семь, сейчас без пяти.
— Садитесь уже, — она взмахнула рукой. — Аня, что с твоим лицом? Ты бледная.
— Немного укачало в машине, — соврала я.
Ужин проходил в напряжённой атмосфере. Наталья Викторовна постоянно меня перебивала, делала замечания, вздыхала, когда я начинала говорить.
— Пройдёшь годовую стажировку, и тебя повысят, — рассказывала она Игорю. — Ваша квартира слишком маленькая для…
— Мам, — Игорь прочистил горло и взял меня за руку, — у нас есть новость.
Все затихли. Я чувствовала, как быстро бьётся сердце.
— Скоро у вас будет внук.
Стол словно замер. Секунды растянулись в минуты.
Ирина вскочила первой:
— Правда? Боже, я стану тётей!
Юрий улыбнулся и кивнул:
— Поздравляю, дети.
Только Наталья Викторовна осталась недвижимой, будто статуя. Её глаза сузились, взгляд стал острым, как лезвие.
— Я считаю, Аня недостойна быть матерью моих внуков, — произнесла она ледяным тоном. — Я жалею, что ты её выбрал, Игорь.
Салатник в моих руках задрожал, зелень соскользнула на скатерть. Никто не мог поверить, что это было сказано вслух.
Игорь медленно поднялся. Его губы стали почти белыми от напряжения.
— Всё. Мы уходим.
— Сядь, — приказала Наталья Викторовна. — Я просто говорю правду. Она слишком слабая, неприспособленная. Посмотри, как она реагирует на простую критику!
Я тоже встала, чувствуя, как к глазам подступают слёзы.
— Пойдём, Игорь, — прошептала я.
— Беги, беги! — Наталья Викторовна всплеснула руками. — Именно это ты и умеешь делать лучше всего, да, Анечка? Убегать от проблем? Как ты собираешься воспитывать ребёнка с таким характером?
Ирина схватила мать за руку:
— Мама, остановись!
Мы вышли, не сказав больше ни слова. Игорь нёс мою сумку и помог сесть в машину. Его руки дрожали, когда он заводил двигатель.
Мы ехали домой в молчании. За окном мокрый асфальт блестел от уличных фонарей, словно дорога из чёрного стекла.
— Почему она так с тобой?.. — наконец шепнул Игорь.
На его лице застыла растерянность человека, внезапно потерявшего опору.
Я смотрела на проносящиеся мимо огни города и чувствовала, как внутри растёт что-то новое — не только ребёнок, но и решимость.
— Не знаю. Но больше я молчать не буду.
***
Прошло два месяца. Я погладила свой уже заметно округлившийся живот, чувствуя легкое трепетание внутри — мой малыш давал о себе знать. Смешанное чувство радости и тревоги накрывало меня волнами.
После той ужасной сцены у Натальи Викторовны мы с Игорем почти не разговаривали о его родителях.
Он звонил матери, но встреч избегал. Как-то вечером я нашла его сидящим в темноте с телефоном в руках — просматривал детские фотографии с Ириной. «Странно, что мы совсем не похожи на родителей», — сказал он задумчиво.
Я решила уехать на выходные к своей маме в пригород — мне нужно было отдохнуть от городской суеты и токсичной атмосферы, которую создавала Наталья Викторовна даже на расстоянии.
Мамин дом встретил меня запахом яблок и домашней выпечки.
— Анечка! — мама обняла меня крепко-крепко. — Как я рада тебя видеть!
В гостиной за столом сидела пожилая женщина с умными внимательными глазами.
— Познакомься, это Тамара Петровна, моя старая подруга, — представила мама. — Мы вместе в педучилище учились. Она всю жизнь в детском приюте проработала.
— Очень приятно, — я пожала ей руку.
— Взаимно, деточка, — улыбнулась Тамара Петровна. — Мне Люда рассказала, что у тебя скоро будет малыш. Поздравляю!
Мы сидели в уютной кухне, пили травяной чай. Я рассказывала о своих тревогах, о работе, о муже. Перебирая фотографии в телефоне, я показывала маме и Тамаре Петровне снимки с нашей свадьбы, семейных встреч.
— А это родители Игоря, — я остановилась на фотографии с прошлогоднего Нового года.
Тамара Петровна вдруг замерла с чашкой у губ. Она всмотрелась в экран, словно увидела призрака.
— Подожди… это кто? — спросила она, дотрагиваясь до экрана дрожащими пальцами.
— Это свекровь моя, Наталья Викторовна. А рядом свёкр — Юрий Иванович. А вот Ирина, сестра-близнец Игоря.
Тамара Петровна взяла телефон из моих рук, поднесла ближе к глазам.
— Фамилия твоего мужа — Морозов?
— Да, — я удивилась. — А почему вы спрашиваете?
Женщина перевела взгляд на мою маму, потом снова на меня. В её глазах читалось странное смятение.
— Я… я знаю эту женщину. Наталья Морозова. Я работала в детском приюте тридцать лет назад.
Она взяла у нас двоих детей — близнецов. Девочку и мальчика. Мы их поместили в одну семью, это редкий случай…
Её слова обрушились на меня как лавина. Комната словно накренилась, предметы поплыли перед глазами.
— Вы… вы уверены? — я едва выдавила из себя вопрос.
— Абсолютно. Такое не забывается, — кивнула Тамара Петровна. — Она представлялась одинокой матерью. Тогда ей было лет двадцать пять, наверное. Взяла детей и назвала их своими. Она удочерила и усыновила их.
— Но Игорь всегда говорил, что они родные… — мой голос дрожал.
— Значит, она им не сказала, — Тамара Петровна вздохнула. — К сожалению, это не редкость. Некоторые приёмные родители скрывают правду годами, боясь, что дети отвернутся от них.
Мама обеспокоенно положила руку мне на плечо:
— Анечка, ты вся бледная. Давай-ка присядешь.
Но я не могла сидеть. Меня затрясло, к горлу подступила тошнота. Голова закружилась так сильно, что я оперлась о стену.
— Тебе нужно прилечь, — мама помогла мне добраться до дивана.
Я лежала, положив руку на живот, и шептала:
— А я-то думала, что это я «недостойна быть матерью», а оказывается…
Тамара Петровна села рядом, взяла меня за руку:
— Детка, это очень серьёзная информация. Как ты планируешь поступить?
Моё сердце колотилось как бешеное. Эта женщина, которая травила меня четыре года, которая назвала меня недостойной матерью… сама построила всю свою жизнь на лжи.
— Я должна рассказать Игорю, — прошептала я.
— Но такими вещами не бросаются, — предупредила Тамара Петровна. — У тебя есть доказательства? Документы?
— Погодите, — я приподнялась на локте. — В приюте должны быть записи, архивы?
— Конечно. Всё документируется. У меня даже могла сохраниться фотография… — она задумалась. — Знаешь, я иногда фотографировала детей перед тем, как их забирали. На память.
— Вы могли бы найти эту фотографию?
— Попробую. Я на пенсии уже десять лет, но у меня дома есть старые альбомы.
***
Спустя два дня телефон завибрировал от входящего сообщения. Тамара Петровна нашла то, что обещала.
На фотографии, пожелтевшей от времени и отсканированной с неровными краями, двое малышей с растрепанными волосами смотрели в объектив — девочка с бантом, мальчик с плюшевым медведем в руках.
Рядом с ними — молодая Наталья Викторовна, ещё без морщин, но с тем же жестким взглядом. В углу снимка виднелась выцветшая дата — ровно тридцать лет назад.
Я смотрела на экран, не в силах отвести взгляд. Теперь у меня была сила. Но хватит ли мне смелости использовать все это?
Неделю спустя я стояла перед дверью дома Натальи Викторовны. Каждый удар сердца отдавался в висках, когда я нажала на звонок.
Дверь открылась. Наталья Викторовна замерла, увидев меня.
— Что ты здесь забыла? — холодно спросила она.
Я молча прошла в гостиную и села в кресло. Достав телефон, показала ей фотографию, которую прислала Тамара Петровна.
— Я знаю всё. Про приют. Про детей. Вы лгали им всю жизнь.
Наталья Викторовна побледнела. Она долго смотрела на снимок, затем перевела взгляд на меня:
— Это не твоё дело.
— Моё. Потому что вы осудили меня. Вы назвали меня недостойной быть матерью. А сама…
— Не смей… не говори им, — её голос дрогнул. — Они не знают. И не должны знать. Я вырастила их. Это мои дети.
— Вы вырастили, да. Но вы лгали им всю жизнь. А мне не дали права даже быть матерью.
Наталья Викторовна опустилась на диван. В её глазах блеснули слёзы.
— Прошу тебя. Не говори. Я… не справлюсь, если они отвернутся от меня.
— Тогда измените отношение ко мне. Уважайте. Поддерживайте. Хотя бы ради внука.
Она вскинула голову:
— Нет. Я не могу. Я тебя ненавижу. Всегда ненавидела. Я не могла иметь детей, а тебе они даются так легко, молодой, красивой, я не могу простить тебя.
Я встала:
— Тогда вы заслужили.
В тот же вечер мы с Игорем сидели на нашей кухне. Ирина приехала по моей просьбе. Я говорила мягко, но уверенно:
— Мне очень жаль. Но ваша мать скрывала от вас правду всю жизнь. Вы — приёмные дети. Я узнала это случайно.
После я показала фото и привела все доказательства.
Игорь медленно поднялся, будто его тело стало чужим:
— Всё… в жизни… ложь?
Ирина заплакала.
Позже состоялся непростой разговор с их матерью. Наталья Викторовна рыдала, умоляла простить. Но дети не могли смириться не с самим фактом усыновления, а с многолетней ложью.
Отчим детей не знал, что они приемные, Наталья врала и ему, он думал, что они с прошлого брака. Отношения у них стали более натянутые.
Прошло полгода. Мы с Игорем покрасили детскую в нежно-голубой цвет. Маленькая кроватка уже ждала нашего сына.
— Знаешь, — сказал Игорь, обнимая меня, — я рад, что узнал правду. Теперь мне кажется, что я могу дышать полной грудью.
Ирина тоже стала чаще приходить к нам.
С Натальей Викторовной отношения медленно налаживались. После рождения внука она стала мягче, иногда даже просила у меня совета, как правильно держать малыша.
Однажды, наблюдая, как Игорь качает на руках нашего сына, я поймала взгляд свекрови.
— Ты была права, — тихо сказала она. — Настоящая мать — не та, кто родил, а та, кто способна на честную любовь.
Игорь обнял меня и прошептал:
— Ты — лучшая мать для нашего сына. И единственная, кому я теперь верю.
Я улыбнулась:
— Потому что я больше не боюсь. Ни её, ни прошлого.
