— Как думаешь, не слишком вычурно? — спросила она, глядя на сестру через отражение.
Солнечные блики играли на стекле, когда Оксана в третий раз примеряла платье, расшитое мелким жемчугом. Она покрутилась перед зеркалом, рассматривая себя со всех сторон. Мягкая ткань струилась по фигуре, подчеркивая тонкую талию.
Валентина оторвалась от телефона и окинула взглядом Оксану. Ее пальцы все еще машинально прокручивали ленту соцсетей.
— Тебе идет, — она подошла ближе и поправила складку на подоле. — Пашка будет в восторге.
— Надеюсь, его родители тоже, — Оксана нервно прикусила губу.
Валентина хмыкнула и отложила телефон на комод, где уже скопилась целая коллекция свадебных журналов и распечаток с идеями для торжества.
— Оксан, ты выходишь замуж за него, а не за его родителей.
— Знаю-знаю, — Оксана вздохнула. — Просто завтра такой важный день. Первая встреча с будущей семьей и все такое.
Валентина опустилась в кресло и подтянула к себе чашку с кофе. Окно в их квартире выходило на старый двор с качелями и песочницей. Сквозь стекло доносились приглушенные детские голоса.
— Ты ведь поедешь со мной? — Оксана повернулась к сестре. — Мы договаривались.
Валентина поморщилась.
— Оксан, у меня завтра столько работы в магазине. Суббота, самый наплыв.
— Валь, ты обещала, — голос Оксаны дрогнул. — Я не справлюсь одна. Вдруг им не понравлюсь?
Валентина окинула сестру внимательным взглядом. Несмотря на свои двадцать семь, Оксана часто казалась ей совсем юной, неуверенной в себе девочкой. Совсем не похожей на воспитательницу, которая ежедневно справлялась с группой из двадцати непоседливых дошколят.
— Ладно, — нехотя согласилась она. — Попрошу Нину подменить меня. Но только на полдня, учти.
Оксана просияла и бросилась обнимать сестру, забыв про дорогое платье.
— Осторожнее! Помнешь! — Валентина отстранилась, но не смогла сдержать улыбку…
Дорога в деревню Сосновка заняла около двух часов. Павел вел машину, постукивая пальцами по рулю в такт музыке. Оксана, сидевшая рядом, то и дело поправляла волосы и разглаживала несуществующие складки на своем светло-голубом платье. Валентина, устроившаяся на заднем сиденье, смотрела в окно на проплывающие мимо поля и перелески.
— Не нервничай так, — Павел бросил короткий взгляд на Оксану. — Они обычные люди.
— Я знаю, — кивнула Оксана. — Просто хочу произвести хорошее впечатление.
— Ты всем нравишься, — улыбнулся Павел. — Им тоже понравишься.
Валентина поймала в зеркале заднего вида взгляд будущего зятя. В уголках его глаз таилось что-то… неуверенное? Тревожное? Она не могла точно определить, но это ощущение заставило ее насторожиться.
— А что они вообще знают обо мне? — спросила Оксана, теребя ремешок сумочки.
— Ну, что ты воспитательница, что любишь петь… — Павел запнулся. — Что готовишь вкусные блинчики с творогом.
— Ты им про блинчики рассказал? — засмеялась Оксана. — Серьезно?
— Мама спрашивала, вот я и ляпнул, — Павел пожал плечами. — Ничего такого.
Валентина заметила, как его пальцы крепче стиснули руль. Что-то в этом разговоре его напрягало.
Через полчаса показалась деревня. Аккуратные деревянные домики выстроились вдоль единственной широкой улицы. Некоторые были старыми, с потемневшими от времени стенами, другие — явно недавно построенными, с яркими фасадами и резными наличниками.
— Вот мы и приехали, — объявил Павел, притормаживая у синего дома с белыми ставнями.
Едва машина остановилась, на крыльцо вышла полная женщина в цветастом переднике. Она приложила ладонь ко лбу, прикрываясь от солнца, и заулыбалась.
— Мама, — выдохнул Павел.
Оксана выпрямилась и расправила плечи, словно перед важным экзаменом.
— Ну что, познакомимся с будущей свекровью? — она повернулась к Валентине.
— Знакомься, — кивнула та. — Я подожду немного.
Пока Оксана и Павел шли к дому, Валентина наблюдала за ними из машины. Она видела, как мать Павла заключила Оксану в объятия, как что-то эмоционально говорила, размахивая руками. Оксана улыбалась, кивала, но даже издалека было заметно ее напряжение.
Валентина нехотя вышла из машины и направилась к дому. По дороге она рассматривала ухоженный двор: грядки с помидорами, малиной, огурцами тянулись вдоль забора, в центре — несколько яблонь, бросающих приятную тень.
— А вот и сестра! — воскликнула Оксана, увидев приближающуюся Валентину.
— Валентина, — представилась она, протягивая руку матери Павла.
— Вера Петровна, — женщина вместо рукопожатия обняла ее. — Как я рада, что вы приехали! Пойдемте в дом, Николай уже заждался.
Внутри было прохладно и пахло пирогами с луком. Отец Павла — высокий седой мужчина с морщинистым загорелым лицом и мощными, как лопаты, ладонями — поднялся им навстречу. Он не улыбался, но оглядывал девушек цепким взглядом охотника, оценивающего добычу. Клетчатая рубашка с закатанными рукавами открывала жилистые руки, покрытые русыми волосками и застарелыми царапинами от работы в саду.
— Ну наконец-то явились, — пробасил он, растягивая слова с характерным деревенским говором. — А то я уж подумал, что не доедете. Городские, поди, дорогу-то в глубинку и не знаете нормально.
За столом Вера Петровна, массивная женщина с ярко-рыжими крашеными волосами, собранными в тугой пучок, не замолкала ни на минуту. Она постоянно поправляла свои очки в толстой оправе, сползающие на пухлый нос, и рассказывала о соседях, выделяя каждое второе слово таким ударением, будто оглашала приговор. Её пальцы с коротко остриженными ногтями, покрытые мозолями, не знали покоя — то расставляли тарелки, то подкладывали еду, то нервно постукивали по столешнице.
— У Петровны-то с пятого дома внучка приехала, — тараторила она, обмахиваясь расшитым платочком. — Такая фифа городская, юбка — одно название! Мать-то у неё интеллигентная слишком, вот и вырастила… А я своему Павлушеньке всегда говорила — найди девушку попроще, хозяйственную! Чтоб и засолить умела, и порядок навести, и не фыркала от работы настоящей.
— Попробуйте, девочки, — она с грохотом поставила перед сестрами маленькие стопочки с темно-красной жидкостью, расплескав немного на скатерть. — Своя, натуральная, никакой химии! Не то что эти ваши городские бормотухи, от которых одни болячки! Мой Николай Иваныч сто лет живёт на моих наливочках и хоть бы что! Правда, Коленька?
Николай Иваныч хмыкнул и с вызовом посмотрел на сестёр из-под кустистых седых бровей.
— Мужику, чтоб крепким быть, надо не эти ваши… смузи-шмузи, а нормальную еду и хорошую наливку, — он выпил свою стопку залпом и крякнул, утерев усы тыльной стороной ладони. — Слабаки нонче мужики пошли, особенно городские. Хлюпики!
Валентина отпила глоток и поморщилась от крепости.
— Вкусно, — выдавила она.
— А ты, Оксаночка? — Вера Петровна повернулась к будущей невестке, сверля её взглядом, от которого невозможно было увернуться. — Брезгуешь нашим угощением? — в её голосе явно слышался вызов.
— Я не очень… ал.коголь, — смутилась Оксана.
— Пригубить-то можно, че уж ты — настаивала Вера Петровна, придвигая стопку ближе к Оксане пальцем с выпуклым перстнем-печаткой. — Для знакомства. Не пьёшь с нами — значит, не уважаешь. У нас тут свои порядки, не то что у вас в городе. Семья – это традиции!
Оксана послушно сделала маленький глоток. Валентина наблюдала за ней с беспокойством. Сестра всегда была слишком податливой, старалась всем угодить.
— Так значит, в детском саду работаешь? — спросил Николай, с громким стуком накладывая себе солений железной ложкой. Его большие пальцы с широкими, плоскими ногтями неуклюже держали посуду, как будто привыкли к лопате, а не к столовым приборам. — Нянечкой, значит?
— Воспитателем, — поправила Оксана, пытаясь улыбнуться. — Уже пять лет.
— И-и-и? Нравится в сопельках ковыряться? — Николай гулко рассмеялся, запрокинув голову и выставив кадык. Затем вытер рот тыльной стороной ладони и громко высморкался в клетчатый платок, который достал из кармана штанов. — Моя сестра тоже в детсаду работала. Нервы все растрепала и убежала, — он захохотал еще громче.
В его голосе звучало такое явное снисхождение, которое не укрылось от Валентины.
— Очень нравится! — всё же оживилась Оксана. — Дети такие непосредственные, искренние.
— Эт-т-т-о тяжко, поди, целый день с чужими детьми возиться, — протянула Вера Петровна, качая головой так, что её массивные серьги-кольца раскачивались, как маятники. — Я бы не смогла, упаси господи! — она трижды перекрестилась, звеня многочисленными браслетами. — От одного племянника языком щёлкаю от усталости, а тут двадцать штук! Да я бы с ума сошла! И зарплата, небось, копеечная? А?
— Поначалу было сложно, но привыкла, — улыбнулась Оксана. — Теперь уже не представляю себя без них.
— Ну, это пока своих нет, — Николай подмигнул, шумно отхлебнув наливки. Капля скатилась по его подбородку, оставив влажный след на щетине. — А как появятся — а они появятся, я-то знаю, у нас в роду все плодовитые! — он похлопал Павла по плечу с такой силой, что тот поперхнулся, — так сразу про чужих малолеток и думать забудешь! Женщина, она ж для чего создана? — он приблизил свое лицо к Оксане. От него пахло наливкой и луком. — Правильно! Рожать и хозяйничать!
Валентина заметила, как Павел напрягся и бросил предостерегающий взгляд на отца.
— Мы пока не планируем детей, — тихо сказала Оксана. — Хотим пожить для себя первое время.
За столом повисла пауза.
— Как это не планируете? — Вера Петровна перестала улыбаться. — Вы же молодые, здоровые. Чего тянуть?
— Мама, мы об этом потом поговорим, — вмешался Павел. — Сейчас не время.
— А когда время-то? — не унималась Вера Петровна. — После свадьбы сразу сюда переедете, места всем хватит. Верхний этаж весь ваш будет.
Валентина почувствовала, как Оксана под столом схватила ее за руку.
— Простите, что? — переспросила Оксана. — Переедем сюда?
— Конечно, — кивнул Николай. — Зачем вам в городе теснится? Тут воздух чистый, огород свой. Да и Павел говорил, что в городе работу менять собирается. А тут как раз мне помощник в хозяйстве нужен.
Валентина перевела взгляд на Павла. Он сидел, опустив глаза в тарелку, и сосредоточенно жевал.
— Паш? — в голосе Оксаны слышалось недоумение. — Мы же хотели квартиру в новостройке снимать, рядом с моей работой.
— Мы еще не решили окончательно, — Павел неловко поерзал на стуле. — Я просто рассматриваю разные варианты.
— Какие тут варианты? — Вера Петровна махнула рукой. — Отец стареет, ему тяжело одному с хозяйством управляться. А молодым семьям лучше с родителями жить первое время. Мы и с детьми поможем, когда появятся.
— Я не уверена, что хочу уезжать из города, — Оксана выпрямилась. — У меня там работа, друзья.
— Работу можно и поменять, — отмахнулся Николай. — В нашей школе как раз воспитательница нужна. А в деревне и дети здоровее растут, и хлопот меньше.
— Да у нас и огород большой, и хозяйство, — подхватила Вера Петровна. — Будешь свои овощи выращивать, может, кур заведем. Городские-то все в магазине покупают, а тут всё свое, натуральное.
Валентина видела, как менялось лицо сестры. Сначала недоумение, потом растерянность, а теперь что-то похожее на испуг.
— Паш, ты правда хочешь сюда переехать? — тихо спросила Оксана, машинально накручивая на палец прядь волос.
— Не сразу, конечно, — он наконец поднял глаза. Под его взглядом Оксана невольно поежилась, будто почувствовав холод. — Может, через годик. Присмотримся сначала. Но тут правда хорошо, Оксан. Спокойно.
— И детям раздолье, — добавила Вера Петровна, так энергично размешивая чай, что ложечка звенела о стенки чашки, словно колокольчик. — Не то что в городе, в четырех стенах. Городские дети, они ж все бледные, хилые! А наши — как яблочки наливные! — Она схватила с комода семейный альбом и, не вытирая жирные от салата пальцы, начала перелистывать страницы. — Вот, смотри, Оксаночка! Это Павлушенька в три годика. Щёчки-то какие! Как у поросёночка нашего были, помнишь, Коль?
— А ты, Валентина, чем занимаешься? — внезапно спросил Николай, оглядывая её с ног до головы таким взглядом, словно прикидывал её стоимость на рынке. Он выудил из-за уха потрёпанную сигарету и закурил прямо за столом, выпуская дым через ноздри. — Замужем-то хоть?
— У меня цветочный магазин, — ответила Валентина, стараясь не морщиться от дыма. — Небольшой, но своё дело.
— О-о-о, предприниматель! — Николай присвистнул, обнажив неровные желтоватые зубы. — Деловая, значит. А замуж не собираешься? — Он подмигнул, наклонившись так близко, что Валентина почувствовала запах лука и табака. — У нас в деревне мужики хорошие есть! Сашка-механик вон недавно развёлся, мужик крепкий, хозяйственный! Правда, выпивает, но это ж все мужики, куда ж без этого? — он захохотал, запрокинув голову.
— Пока нет, — отрезала Валентина. — Мне и так хорошо.
— Неправильно это, — Вера Петровна резко захлопнула альбом и поставила его на стол с таким стуком, что подпрыгнули чашки. Её лицо, покрытое слоем ярких румян, стало серьёзным, почти скорбным. — Женщина должна семью иметь. Это её… как его… предназначение! Вот. — Она поправила сползающие очки указательным пальцем. — А то время пройдет, и останешься одна. С кошками. У нас соседка Галина Петровна вот так же — не захотела замуж, все карьеру строила. А сейчас? Старая, больная, никому не нужная! — она покачала головой, и серьги снова закачались, как маятники. — Только кот её и слушает.
Валентина промолчала, хотя внутри все кипело. Она сжала под столом кулаки так, что ногти впились в ладони. Оксана беспокойно ерзала на жестком деревянном стуле.
— Может, прогуляемся? — предложила она, пытаясь разрядить обстановку. Её голос звучал слишком высоко и неестественно. — Вы покажете деревню?
— Конечно! — оживилась Вера Петровна, грузно поднимаясь. Стул под ней жалобно скрипнул. — Павлушенька, проведи девочек, покажи нашу красоту. А я пока чай приготовлю. С морковными пирожками! Сама пекла, — она с гордостью хлопнула себя по необъятной гру.ди, обтянутой цветастой блузкой с пятнами от еды. — Морковку сами растим, не то что ваша магазинная, химическая!
Они вышли на улицу. День клонился к вечеру, солнце уже не так пекло. Пахло скошенной травой, цветущей липой и навозом от соседского хлева. Вдалеке блеяли козы, а за забором заливисто лаяла собака, натягивая цепь.
— Красиво тут, — вынуждена была признать Валентина, оглядываясь по сторонам на аккуратные, хоть и обветшалые домики с резными наличниками.
— Да, — рассеянно отозвалась Оксана. Она шла рядом с Павлом, но держалась на расстоянии, скрестив руки на груди, будто защищаясь.
— Здесь речка недалеко, — Павел указал в сторону леса, виднеющегося тёмной полосой на горизонте. — Летом купаться можно. И рыбалка отличная. Отец с друзьями каждые выходные ездят. Ух, судаков каких привозят! — он рубанул воздух ладонью. — Во такенных!
— Паш, ты серьезно думаешь о переезде сюда? — вдруг остановилась Оксана. Ветер трепал её волосы, бросая пряди на лицо. Она нервно заправляла их за уши. — Почему ты мне раньше не говорил?
Павел смущенно пожал плечами, ковыряя носком ботинка сухую землю тропинки.
— Я не был уверен. Просто… родители стареют. Им помощь нужна. Отец говорит, что хозяйство одному не потянуть. А на пенсию разве проживёшь? — он посмотрел на Оксану просительно, как маленький мальчик, который боится наказания. — И тут правда неплохо. Ты привыкнешь.
— К чему привыкнешь? К тому, что придется бросить любимую работу? Друзей? Всю нашу жизнь, которую мы планировали? — Оксана повысила голос, и на соседнем участке залилась лаем другая собака, звонче первой.
— Оксан, не драматизируй, — Павел огляделся, словно боясь, что их могут услышать соседи, выглядывающие из-за заборов. Пожилая женщина в платке, поливавшая грядки, уже с интересом косилась в их сторону. — Это не конец света. Просто другой образ жизни. Мама говорит, что женщине даже лучше в деревне — свежий воздух, своя еда.
— Который ты выбрал за нас обоих, не посоветовавшись со мной, — в голосе Оксаны звенели слезы, но она держалась, сжав кулачки.
Валентина наблюдала за ними, не вмешиваясь. Ей хотелось поддержать сестру, но она понимала, что это их разговор.
— Я думал, ты поймешь, — Павел взъерошил свои русые волосы, оставляя их торчать в разные стороны, как у школьника. — Тут тихо, спокойно. Идеальное место для детей. Мама уже и комнату детскую присмотрела, — он указал на второй этаж дома, где виднелось окно с голубыми занавесками. — Там раньше моя была.
— А меня ты спросил? О том, чего хочу я? — Оксана подняла вверх подбородок, что всегда делала, когда была рассержена.
— Оксан, тебе тридцать скоро. Пора уже о семье думать, а не о карьере воспитательницы, — в голосе Павла появились нотки раздражения, которых Валентина раньше никогда не слышала. Они звучали странно похоже на интонации его отца. — Мама говорит, что у женщины после тридцати каждый год на счету, если детей хочет.
— Что значит «пора»? — Оксана подняла голову, её глаза сузились. — Кто это решил? Твоя мама?
— Ну это же естественно, — Павел развел руками, раздраженно выдыхая. Его светлая футболка с пятном от чая на груди натянулась, обнажая начинающийся живот. — Женщина должна детей рожать, дом вести. А работа… что работа? Ты же не космонавт, в конце концов! Любую найдешь, если уж так приспичит. Хотя мама говорит, что с детьми работать и не надо вовсе.
Валентина видела, как сестра отшатнулась, словно от удара. Её мягкое лицо с россыпью веснушек, обычно такое доброе, вдруг застыло маской недоверия.
— Я не знала, что ты так думаешь, — тихо сказала Оксана. Её руки дрожали.
— А что такого? — искренне удивился Павел, косясь на соседку, которая уже не пыталась скрыть своё любопытство и открыто глазела на них через забор. — Нормальные семейные ценности. Мои родители так живут, и ничего, счастливы. Выгляни в окно по утрам — поцелуются, обнимутся и за работу. Отец в гараж, мать на кухню. Все при деле, никто не спорит, кто главнее.
— Пойдем назад, — внезапно решила Оксана, поворачиваясь к дому. Её лицо побледнело. — Голова что-то разболелась.
До конца вечера Оксана была непривычно молчалива. Она вежливо улыбалась, отвечала на бесконечные расспросы Веры Петровны о её семье, подругах, планах на свадьбу, но глаза оставались грустными. Вера Петровна, звеня браслетами и постоянно поправляя сползающую бретельку бюстгальтера, успела рассказать о каждом жителе деревни, о своих болячках и о том, как правильно солить огурцы в банках. Николай, развалившись на продавленном диване с пивом, изредка вставлял комментарии, заставляя Оксану вздрагивать от его громкого хохота.
Валентина пыталась разрядить обстановку, рассказывала о городе, о своем магазине, но чувствовала, что разговор не клеится. Каждый раз, когда она упоминала работу, Вера Петровна закатывала глаза, а Николай хмыкал так выразительно, будто услышал анекдот.
В машине по дороге домой все молчали. Павел включил радио, и салон наполнился тихой музыкой. Оксана смотрела в окно, ни разу не повернувшись к жениху. Её профиль с чуть вздернутым носом выделялся на фоне проносящихся мимо полей и деревьев. Валентина, сидя сзади, думала о том, что только что стала свидетелем начала конца.
— Останови, пожалуйста, — вдруг попросила Оксана, когда они проезжали мимо небольшого придорожного кафе с мигающей неоновой вывеской «Привал». — Мне нужно в туалет.
Павел послушно свернул на стоянку, заставленную фурами дальнобойщиков.
— Я с тобой, — Валентина выбралась из машины вслед за сестрой, бросив на Павла предостерегающий взгляд.
В крошечной уборной пахло хлоркой и дешевым освежителем воздуха. Стены были исписаны маркерами — чьи-то признания в любви, телефоны и непристойные рисунки. Оксана прислонилась к покрытой трещинами раковине и закрыла лицо ладонями. Её плечи мелко дрожали.
— Валь, что мне делать? — прошептала она сквозь пальцы. Её обычно аккуратно уложенные волосы растрепались, тушь слегка размазалась под глазами.
Валентина обняла сестру за плечи. От Оксаны пахло нежными духами с нотками ванили — Павел подарил на день рождения. Теперь этот запах, казалось, приобрел горьковатый оттенок.
— А что ты хочешь сделать? — тихо спросила Валентина, поглаживая сестру по спине.
— Не знаю, — Оксана подняла на нее растерянный взгляд. Её карие глаза, обычно такие ясные, сейчас были затуманены слезами. — Я не могу жить в деревне. Не могу бросить работу. Ты видела его маму? Она же меня в порошок сотрёт через месяц! А свекор… — Оксана содрогнулась. — Не хочу быть просто… инкубатором и домохозяйкой.
— Тогда скажи ему об этом, — Валентина протянула сестре бумажное полотенце из ржавого диспенсера. — Прямо сейчас.
— А если он не поймет? Если заставит выбирать? — Оксана высморкалась и попыталась привести в порядок макияж, глядя в треснувшее зеркало.
Валентина глубоко вздохнула, поправляя выбившуюся из хвоста прядь.
— Тогда тебе придется выбирать, Оксан. Себя или его планы на тебя.
— Я думала, он другой, — прошептала Оксана, прислоняясь лбом к холодному зеркалу. — За полгода ни разу… ничего такого не говорил. Всегда интересовался моей работой, спрашивал, как дети, запоминал их имена. А теперь… будто подменили его.
— Люди раскрываются постепенно, — Валентина смотрела, как из подтекающего крана капает вода, образуя мутную лужицу. — Иногда мы видим только то, что хотим видеть. А потом они показывают своё настоящее лицо.
Когда они вернулись в машину, Павел с недовольным видом листал что-то в телефоне. Он вопросительно посмотрел на Оксану, заметив её красные глаза.
— Все нормально?
— Да, — кивнула она, избегая его взгляда. — Поехали.
До города оставалось около часа пути, когда Оксана наконец заговорила, сжимая в руках маленькую сумочку так, будто это был спасательный круг.
— Паш, нам нужно поговорить.
— О чем? — он бросил на нее короткий взгляд.
— О нас. О планах. О том, что ты собираешься бросить работу и переехать в деревню к родителям.
— А что такого? — пожал плечами Павел. — Это нормально.
— Для кого нормально? Для тебя? Для твоих родителей? А для меня?
— Оксан, мы же семья. Семья должна держаться вместе.
— Семья — это мы с тобой. Не твои родители.
Павел вздохнул.
— Ну хорошо, пока поживем в городе. Но потом все равно переедем. Им помощь нужна будет.
— А мне? — Оксана повернулась к нему. — Мне что нужно?
— Тебе нужна семья, дети, дом…
— Откуда ты знаешь, что мне нужно? — в голосе Оксаны появились стальные нотки. — Ты хоть раз спросил?
Валентина с удивлением смотрела на сестру. Никогда раньше она не видела ее такой твердой, решительной.
— Ты сама говорила, что хочешь детей, — растерянно пробормотал Павел.
— Да, хочу. Когда-нибудь. Но не ценой отказа от всего, что люблю. Не ценой переезда в деревню и жизни с твоими родителями.
— То есть ты отказываешься? — Павел резко затормозил у обочины. — Так и скажи.
— Я не отказываюсь, — устало ответила Оксана, глядя на проносящиеся мимо фары машин. Каждая бросала на её лицо мимолетный свет, подчеркивая тени под глазами. — Я просто хочу равноправия. Хочу, чтобы мы вместе решали такие важные вопросы, а не ты и твои родители за меня. — Она потянулась к бутылке воды в подстаканнике, но с такой силой сжала крышку, что пальцы соскользнули. — Чёрт!
— У нас всегда так было, — упрямо сказал Павел, глядя прямо перед собой. Его профиль с крупным носом и тяжелым подбородком выделялся на фоне вечернего неба. — Отец решает, мать соглашается. И все счастливы. Тебе мама не нравится? Так она для тебя старается! Пироги печёт, наливку готовит. А ты нос воротишь!
— Но я — не твоя мать, — тихо произнесла Оксана, и в этой тишине было больше силы, чем в крике. — И не хочу такой жизни. Не хочу, чтобы кто-то за меня решал, где мне жить, работать ли мне, когда рожать детей. — Она повернулась к Павлу, и Валентина с заднего сиденья видела, как блестят её глаза. — Я люблю свою работу, Паш. Я люблю детей. Но я хочу сама решать, когда их заводить.
В машине повисла тяжелая тишина, нарушаемая только гулом проезжающих мимо автомобилей и тихим шелестом радио, где какой-то ведущий бодрым голосом рассказывал о прогнозе погоды. Валентина чувствовала себя лишней, будто случайно оказалась на чужой территории, но выйти было некуда.
— Значит, свадьбы не будет? — наконец спросил Павел глухим, севшим голосом. Его руки, лежащие на руле, заметно дрожали.
— Не знаю, — честно ответила Оксана, отворачиваясь к окну, где первые капли дождя уже оставляли дорожки на стекле. — Мне надо подумать. Нам обоим надо подумать, Паш.
Он молча включил дворники и завел машину. До конца пути никто не проронил ни слова. Только дождь барабанил по крыше, как напоминание о слезах, которые Оксана сдерживала…
Неделя прошла как в тумане. Квартира, обычно наполненная смехом и разговорами сестер, погрузилась в гнетущую тишину. Оксана ходила на работу, занималась с детьми в своей группе, но возвращалась домой со взглядом потухших глаз. Валентина замечала, как сестра подолгу смотрит на фотографии с Павлом на своём телефоне, как порывается позвонить ему, но в последний момент откладывает аппарат.
Павел несколько раз звонил, но разговоры были короткими и натянутыми, словно между ними стояла невидимая стена. В четверг он появился у дверей с охапкой розовых пионов — любимых цветов Оксаны, но разговор на лестничной площадке снова ни к чему не привел. Валентина наблюдала за сестрой с тревогой, но не вмешивалась, понимая, что решение она должна принять сама.
В пятницу вечером, когда они ужинали на кухне под негромкий шум телевизора из соседней комнаты, Оксана вдруг отложила вилку с недоеденным куском запеканки и решительно посмотрела на Валентину. Её губы, обычно мягкие и улыбчивые, сжались в тонкую линию.
— Я все решила, — сказала она твердо, ставя локти на стол и опираясь подбородком на сцепленные пальцы.
Валентина вопросительно подняла бровь, осторожно прожевывая кусочек помидора.
— И?
— Свадьбы не будет, — твердо сказала Оксана, и впервые за неделю в её глазах появилась ясность. — Я не могу выйти за человека, который не слышит меня, не видит меня настоящую, не уважает мои желания. — Она провела пальцем по ободку стакана с соком, оставляя влажный след. — Это всё равно что продать душу.
— Ты уверена? — Валентина отложила вилку, внимательно глядя на сестру. За окном начинался закат, и его розоватые лучи падали на лицо Оксаны, делая её похожей на героиню старого фильма.
— Да, — кивнула Оксана, и ее каштановые волосы, собранные в небрежный пучок, качнулись. — Знаешь, всю неделю я вспоминала наши отношения и поняла, что давно закрывала глаза на многое. На то, как он решал за меня, куда мы пойдем, что будем делать. Как отмахивался от моих идей. — Она взяла яблоко из вазы и принялась крутить его в руках, не откусывая. — Помнишь, мы хотели на мой день рождения поехать с подругами в Питер на выходные? Он сказал, что это глупости, и забронировал столик в ресторане, даже не спросив меня. Я думала, это забота, но это… контроль.
Валентина молча слушала, понимая, что сейчас сестре важно выговориться. Из открытого окна доносились голоса детей с площадки, скрип качелей и далекие автомобильные гудки — обычные звуки вечернего города, которые теперь казались Оксане особенно ценными.
— Свадьба отменяется, — твердо повторила Оксана, словно приучая себя к этой мысли. — После знакомства с его родителями я наконец-то увидела, что меня ждет. И это не та жизнь, которую я хочу. — Она нервно покрутила на пальце помолвочное кольцо с маленьким бриллиантом, который раньше казался таким идеальным. — Как думаешь, обязательно возвращать кольцо?
— Ты сказала ему? — Валентина проигнорировала вопрос о кольце.
— Еще нет, — Оксана поднялась и подошла к окну, прислоняясь лбом к прохладному стеклу. — Завтра поговорим. Он приедет в одиннадцать. Сказал, что нам нужно всё прояснить.
Валентина кивнула и подошла к сестре, накрывая её ладонь своей. Их отражения в стекле сливались, словно два близнеца, хотя внешне они были совсем разными — Валентина с прямыми темными волосами и четкими чертами лица, и Оксана, мягкая, с россыпью веснушек и вьющимися каштановыми прядями.
— Я поддержу тебя, какое бы решение ты ни приняла, — Валентина слегка сжала руку сестры.
— Знаю, — Оксана слабо улыбнулась, и впервые за неделю эта улыбка коснулась её глаз. — Поэтому и решилась. С тобой я не одна.
На следующий день Павел пришел ровно в одиннадцать. Валентина услышала звонок в дверь, когда заканчивала отвечать на рабочие письма за компьютером. Оксана, непривычно собранная и спокойная, открыла дверь. Павел переступил порог, держа в руках огромный букет белых роз и коробку шоколадных конфет в золотистой обертке. Всё как в начале их отношений, только тогда в букете было всего пять роз — на большее у инженера не хватало денег. Валентина незаметно удалилась в свою комнату, но оставила дверь чуть приоткрытой. Она слышала, как сестра провела Павла на кухню, как зашумела вода — Оксана всегда ставила цветы в воду сразу же.
— Оксан, давай все обсудим, — голос Павла звучал примирительно, с нотками раскаяния. Он говорил тише обычного, словно боялся спугнуть сестру. Валентина слышала, как скрипнул стул под его грузным телом. — Я, наверное, слишком давил. Извини. Просто мама настояла на знакомстве, я не мог отказать. Они же старенькие уже… — в его голосе появилась заискивающая нотка, которую Валентина никогда раньше не слышала.
— Дело не в давлении, Паш, — ответила Оксана. Звякнула ложечка о чашку — она всегда предлагала гостям чай. — А в том, что мы хотим разного. Совершенно разного.
— Я люблю тебя, — горячо заверил он, и Валентина услышала, как придвинулся стул — Павел, видимо, придвинулся ближе к Оксане. — Мы что-нибудь придумаем. Компромисс найдем. Я поговорю с родителями, они поймут.
— Какой компромисс? — в голосе Оксаны слышалась усталость, словно этот разговор истощал её последние силы. — Или я брошу работу и перееду в деревню, или… что? Ты найдешь другую, более сговорчивую?
— Ну, может, не сразу. Поживем в городе пару лет, а потом видно будет, — Павел говорил торопливо, будто боялся, что Оксана не даст ему закончить. — Квартиру снимем, как планировали. Я поищу работу в городе. А к родителям будем на выходные ездить, помогать потихоньку. А?
— А потом ты скажешь, что твоим родителям нужна помощь, и мы все равно переедем, — покачала головой Оксана. Её голос звучал тихо, но уверенно. — И я все равно брошу работу, потому что буду сидеть с детьми. И буду варить варенье из яблок, солить огурцы и слушать, как твоя мама учит меня жизни. — Она горько усмехнулась. — И буду ходить по деревне, как твоя мама, в цветастом переднике и с потухшими глазами.
— Но это же нормально, — возразил Павел, и в его голосе проскользнули нотки раздражения. — Женщина должна быть с детьми. Должна создавать уют. Все так живут! Моя мама, бабушка, тетки все. И не жалуются!
— Вот видишь? — грустно улыбнулась Оксана. Валентина представила, как сестра сидит, обхватив руками чашку с остывающим чаем, не глядя на Павла. — Мы по-разному смотрим на жизнь. И это не изменится. Я не хочу быть как твоя мама, Паша. Не хочу жить чужую жизнь.
— То есть ты отказываешься выходить за меня? — В голосе Павла появились злые нотки. Что-то стукнуло по столу — видимо, его кулак. — Из-за какой-то работы в детском саду? Из-за сопляков чужих?
— Не из-за работы, — Оксана говорила спокойно, но твердо. Валентина услышала, как стул отодвинулся — сестра, видимо, встала. — Из-за того, что ты не уважаешь мой выбор. Из-за того, что принимаешь решения за меня. Из-за того, что считаешь мои желания и мечты менее важными, чем свои. — Её голос окреп. — Из-за того, что для тебя я не личность, а приложение к тебе. Будущая мать твоих детей и домработница в одном лице.
— Я просто забочусь о нас, о нашем будущем! — Павел тоже повысил голос. Валентина представила, как его лицо наливается краской, как вздуваются вены на шее — она видела его таким, когда он спорил о футболе. — О нашей семье! Ты думаешь, мне нравится жить с родителями? Думаешь, я мечтаю об этом? Но кто-то должен о них позаботиться! — Он почти кричал. — А ты думаешь только о себе! Эгоистка!
— Нет, Паша, — в голосе Оксаны звучала печаль, но не злость. — Я думаю о нас обоих. О том, что мы будем несчастны, если пойдем по твоему плану. Ты не потому хочешь жить с родителями, что заботишься о них. А потому что не умеешь им противостоять. Ты сам это сказал — «не можешь отказать». И перекладываешь ответственность на меня.
Валентина услышала, как что-то с грохотом упало на пол. Затем тяжелые шаги.
— Значит, все кончено? Вот так просто? — голос Павла дрожал от обиды.
— Не просто, — тихо ответила Оксана. По шорохам Валентина поняла, что сестра начала собирать что-то с пола — видимо, упавшую вазу или чашку. — И я правда любила тебя, Паш. Но не могу быть с человеком, который не видит во мне равного. Который готов пожертвовать моим счастьем ради своего удобства.
— Ты еще пожалеешь, — бросил Павел, и в его голосе слышалось что-то новое — смесь обиды и угрозы. — Время идет, а где ты найдешь другого? С твоими-то запросами. Тридцатник на носу, а ты все в принцессу играешь! — он почти выплюнул последние слова.
— Лучше одной, чем с тем, кто не ценит меня, — твердо сказала Оксана. — Пожалуйста, уходи. И кольцо забери, — послышался тихий стук чего-то металлического о стол.
Валентина услышала, как хлопнула входная дверь — так сильно, что задребезжали стекла в серванте. Потом — тихие шаги. Она вышла из комнаты и увидела сестру, стоящую у окна. На полу валялись осколки вазы и несколько белых роз в луже воды. Плечи Оксаны чуть подрагивали.
— Эй, — тихо позвала Валентина, осторожно перешагивая через осколки. — Ты как?
Оксана обернулась. По ее щекам текли слезы, оставляя дорожки на бледном лице, но в глазах было что-то новое — решимость, сила, которой Валентина раньше не замечала.
— Тяжело, — честно призналась она, вытирая слезы тыльной стороной ладони. — Но правильно. Я знаю, что правильно. — Она попыталась улыбнуться, но губы дрожали. — Он разбил мою любимую вазу. Ту, с синими цветами, что мы привезли из Крыма.
Валентина приобняла сестру за плечи, ощущая, как та вздрагивает от сдерживаемых рыданий.
— Я горжусь тобой, — шепнула она, вдыхая знакомый аромат ванильных духов сестры. — Не каждый найдет в себе силы отказаться от свадьбы ради себя. Ради своей жизни.
— Знаешь, — Оксана заправила прядь волос за ухо, глядя на своё отражение в оконном стекле, — когда мать Павла сказала, что женщина должна сидеть дома и рожать детей, я вдруг вспомнила нашу маму. Как она всегда говорила, что главное — быть счастливой. Что жизнь одна, и нельзя прожить её для кого-то другого. — Она повернулась к Валентине, и сестры встретились взглядами. — Мама бы меня поняла. Правда ведь?
— Конечно, — кивнула Валентина. — Она всегда хотела, чтобы мы были счастливы. По-настоящему. А не для галочки.
Оксана тяжело вздохнула и опустилась на пол, начиная собирать осколки вазы.
— Придётся выбросить, — с сожалением сказала она. — Не склеишь уже.
— Не всё можно склеить, — согласилась Валентина, опускаясь рядом с ней. — Иногда лучше отпустить и начать заново.
Первые недели после разрыва были самыми тяжёлыми. Павел то писал гневные сообщения, обвиняя Оксану во всех грехах, то умолял о встрече, клялся, что всё изменится. Однажды ночью приехал под окна пьяный, с гитарой, и распевал серенады, пока соседи не вызвали полицию. Его родители звонили Оксане, и Вера Петровна долго отчитывала её по телефону, как маленькую девочку, попутно перечисляя все недостатки и «завышенные запросы».
Но Оксана держалась. Валентина видела, как трудно давалось сестре каждое «нет» в ответ на просьбы о встрече, каждый отказ от примирения. Но постепенно Павел начал звонить реже, а потом и вовсе перестал.
Жизнь потихоньку налаживалась. Оксана с головой ушла в работу, придумывая для своих малышей новые игры и занятия. Каждый вечер она рассказывала Валентине, как Петя научился завязывать шнурки, а Маша наконец перестала бояться ёжика в живом уголке. В её глазах снова появился живой блеск, а на губах — искренние улыбки.
Осень сменилась зимой, а затем пришла весна. Однажды в конце апреля, когда сёстры сидели в любимой кофейне у дома, Оксана вдруг отложила вилку с недоеденным чизкейком и задумчиво посмотрела в окно, где цвела молодая сирень.
— Знаешь, я думаю, это к лучшему — что свадьба отменилась, — произнесла она, накручивая на палец завиток волос. — Иначе я бы сейчас сажала картошку под руководством свекрови и слушала, как неправильно я всё делаю.
Валентина улыбнулась, вспоминая цветастый передник Веры Петровны и её командный тон.
— Думаю, да. Хотя жаль, что я так и не попробовала наливку Николая Иваныча снова, — она засмеялась, и Оксана подхватила её смех, прикрывая рот ладонью.
— О боже, эта наливка! Я думала, у меня внутренности прожжёт! — Оксана вытерла выступившие от смеха слёзы. — А помнишь, как он сморкался за столом? А потом этим же платком вытирал тарелку?
Сёстры зашлись в новом приступе смеха, привлекая внимание соседних столиков.
— Эй, дамы, можно к вам присоединиться? — раздался рядом приятный мужской голос. — Не могу пропустить такое веселье.
Оксана подняла глаза и встретилась взглядом с высоким мужчиной в очках, держащим в руках чашку кофе. Он улыбался, и в уголках его глаз собирались добрые морщинки.
— Извините, мы немного шумим, — Оксана смутилась, но улыбки с её лица не исчезла.
— Что вы, такой смех — это лучшее, что я слышал за день, — он протянул руку. — Меня зовут Андрей. Я недавно переехал в соседний дом.
— Оксана, — она ответила на рукопожатие, и Валентина заметила, как на мгновение дольше нужного их руки оставались соединёнными. — А это моя сестра, Валентина.
— Очень приятно, — Андрей кивнул Валентине и снова перевёл взгляд на Оксану. — Так над чем вы так заразительно смеялись?
— Долгая история, — улыбнулась Оксана. — Про несостоявшуюся свадьбу.
— О, звучит интригующе, — Андрей присел за их столик, поставив свою чашку. — Люблю истории со счастливым концом.
— А кто сказал, что он счастливый? — с любопытством спросила Оксана.
— Ну, судя по вашему смеху, финал определённо удачный, — подмигнул Андрей.
Валентина наблюдала, как меняется лицо сестры — как разглаживается морщинка между бровями, как теплеет взгляд. И она знала: Оксана будет в порядке. Свадьба отменилась, но жизнь — настоящая, полная радости и собственных решений — только начиналась.
— Знаете что, — Оксана подперла подбородок рукой, глядя на Андрея. — Я, пожалуй, расскажу вам эту историю. Но предупреждаю — там есть наливка, деревенские родители и разбитая ваза…
— Звучит как начало отличного романа, — улыбнулся Андрей, откидываясь на спинку стула. — Я весь внимание.
И Оксана начала рассказывать — свободно, легко, с улыбкой, которая теперь не сходила с её лица. мои желания и мечты менее важными, чем свои.
