— Что ответили в отделении? — едва слышно спросила Марина, когда мать положила телефон на стол.
— Ничего утешительного, — Валентина Сергеевна сделала несколько глотков воды. — Говорят, рано поднимать тревогу. Надо, чтобы прошли хотя бы сутки. А я же чувствую… чувствую, что что-то случилось!
— Мамуль, привет! Папа ещё не уехал? — Марина влетела в квартиру с тортом в руках.
— Привет, родная. Уже уехал. Ты разве забыла? У него сегодня финальный день в части: и юбилей, и проводы на пенсию всем коллективом. Сам понимаешь, пропустить такое он не мог.
«Эх, жалко…» — огорчилась Марина.
— Но к обеду обещал вернуться.
— Ладно. К обеду как раз и Кирилл подъедет. Вся семья в сборе. А мы пока накроем стол?
— Конечно. Поможешь приготовить, а то одной не справиться. Но сперва чайку. Чайник только что вскипел. И эклеры твои любимые есть. Будешь?
— С удовольствием.
Мать и дочь сидели за столом, пили чай, ели эклеры и болтали: о погоде в Киеве, о золотой осени, о папином пятидесятилетии. Всё было хорошо, вот только…
…Валентина заметила: что-то гложет её Марину. Будто хочет о чём-то сказать, да не решается. На душе у матери сразу заныло.
— Доченька, у тебя всё в порядке?
— Прям по лицу видно? — улыбнулась Марина.
— Видно… Ничего не хочешь мне рассказать?
— Хочу. Только ты не волнуйся, мам. Новости хорошие.
— Ну так выкладывай.
— Мы с Кириллом подумали и решили подарить вам наш дачный участок под Броварами.
— Как это — подарить?!
— От сердца и по-настоящему. Кирилл как раз домик там подлатал, теперь можно жить весь сезон без проблем.
— А вы как же?
— А мы — к вам в гости, отдыхать. Просто заниматься дачей, как задумывали, не получится… — Марина замялась и лукаво улыбнулась.
— Почему?
— Потому что вы с папой скоро станете бабушкой и дедушкой. Уже через восемь месяцев.
— Правда?
— Правда!
— Господи! Радость-то какая! — Валентина вскочила, обняла дочь, чмокнула в обе щёки. — Миша… то есть Алексей как обрадуется!
— Хотела, чтобы вы вместе услышали, не думала, что папа так рано уедет.
— Ничего, скоро приедет — сама расскажешь. А пока… — Валентина глянула на часы. — Берёмся за готовку.
— Давай!
Загремели на кухне кастрюли и сковороды, застучали ножи по разделочным доскам. Говорят, двум хозяйкам на кухне тесно, но Валентина и Марина двигались как одна команда: и блюда поставили на плиту, и салаты нашинковали, и стол накрыли — вышло прямо празднично. Тут и курочка румяная, и котлетки рыбные, и пюре, и три вида салатов.
— Ну вот, даже раньше управились, — Валентина присела, снова посмотрела на часы.
— В четыре руки оно всегда быстрее, — засмеялась Марина. — Может, наберёшь папе, спросишь, когда будет дома?
— Сейчас…
Валентина взяла телефон, набрала номер мужа. Долгие гудки… Сбросила, позвонила снова. Тишина. Сердце неприятно ёкнуло. Алексей обещал с утра отписаться, когда доберётся до части, — и молчал. Холодок пробежал по спине.
— Мам, Кирилл сказал, что в течение часа будет! — радостно вбежала Марина. — Что там папа?
— Не берёт…
— Странно.
— Очень, — кивнула мать. — Несколько раз звонила — гудки идут, а он не отвечает. И даже не сообщил, что доехал. Это на него не похоже.
— Может, шефу позвонить? Попросить отпустить именинника пораньше — родные ждут.
— Да, попробую.
Валентина не была паникёршей, но дурное предчувствие царапнуло грудь. Алексей всегда отзывался на её звонки — даже если занят. Сам говорил: дороже жены у него никого нет и волноваться ей не даст. А уж сегодня и подавно должен был ответить…
«Хотя… — подумала Валентина, — проводы на пенсию — событие раз в жизни. Алексей четверть века отдал любимой службе — тяжело, наверное, прощаться…»
— Алло? — раздался в трубке мужской голос.
— Здравствуйте, Вадим Андреевич! Это Валентина, жена Алексея. Не подскажете, когда отпустите мужа? Мы его очень ждём: дочь приехала, зять скоро будет.
— Здравствуйте, Валентина, — ответил начальник. — Если честно, даже не знаю, что сказать.
— В каком смысле?
— Мы тоже его ждём. Звонили — не отвечает.
— То есть как? Он в части не появлялся? — растерялась Валентина.
— Нет, ещё нет. Но мы надеемся, что вот-вот будет. Если выйдет на связь — напомните, пожалуйста, чтобы заскочил. Мы его ненадолго задержим — проводим как положено: традиция.
— Хорошо… И вы, пожалуйста, тоже маякните, если объявится.
Валентина положила телефон, взглядом нашла дочь:
— Марина, его не было в части… И на звонки молчит. Прошло уже столько времени. Где он?
— Так, мам, спокойно. Давай дозваниваться вместе.
Алексей вышел из подъезда на Позняках, улыбнулся тёплому киевскому солнцу, поздоровался с бабушками на лавочке и зашагал к троллейбусной остановке. Маршрут — тот же двадцать пять лет. Отличался лишь смысл дня: не на смену, а за трудовой и последним «до свидания» коллегам.
Вроде бы ничего особенного, а он нервничал. Ночь почти не спал: ворочался, пил капли — легче не становилось. Утром, когда любимая Валя поздравляла его с днём рождения, он улыбался во весь рот — и промолчал о плохом самочувствии. Зачем лишний раз тревожить?
Ушёл пораньше, чтобы не выдать себя. «Ничего, поболит и отпустит», — подбадривал он себя, всё чаще прижимая ладонь к груди.
На остановке, увидев набитый до отказа троллейбус, Алексей понял: ехать в такой духоте не сможет. Взглянул на часы и решил пройтись пешком через сквер у метро «Осокорки»: погода — сказка, время — в запасе, свежий воздух — в помощь. «Дойду — и позвоню Вале», — решил он.
Он так и не дошёл.
В сквере под тяжёлой кроной клёна стало по-настоящему плохо. Алексей присел на скамейку, расстегнул верхние пуговицы рубашки, ослабил узел галстука, жадно вдохнул прохладу. Сколько просидел — не понял. Легче не становилось, наоборот, накатывало. «Ладно, сперва Вале, потом — Скорую», — он нащупал телефон… Руки задрожали, аппарат выскользнул, шлёпнулся на дорожку и закатился под скамью.
Попытался привстать — сердце сжало так, что дыхание перехватило, а в глазах потемнело. Он опустился на спину. «Вот тебе и юбилей, и пенсия… — мелькнуло с грустной иронией. — И как же не попрощался с девчонками…»
Валентина выпила сердечные капли и снова набрала мужа. Гудки — и тишина. Марина тоже звонила раз десять — без толку. Приехал Кирилл. Они втроём сидели за накрытым столом, молча смотрели друг на друга и ждали.
— Чего мы ждём? — спохватилась Валентина. — Надо звонить в полицию. Может, помогут.
Марина и Кирилл поддержали. Алексей служил в спасательной службе, бывал в передрягах. Если он не выходит на связь, значит, причина серьёзная.
— И что сказали? — шёпотом спросила Марина, когда мать отложила телефон.
— Ничего хорошего… Считают, рано поднимать шум. Сутки подождите, мол. А у меня сердце не на месте. Чувствую — беда!
— Тогда сами поищем! — решительно сказала Марина.
— Ты права. Он по идее ехал троллейбусом. Рядом есть остановка — пойдём туда, поспрашиваем людей и водителей: вдруг утренний кто-то что-то видел.
— Мам, мы с Кириллом проверим остановку и округу, а ты оставайся дома — вдруг папа зайдёт. И обзвони больницы. Не хочу сгущать краски, но лучше проверить.
Марина и Кирилл оделись и выскочили из квартиры. Валентина, закрыв дверь, принялась звонить по больницам и шептала: «Только бы ничего страшного…»
Алексей всё ещё был в сознании, но силы таяли. Руку поднять — усилие, говорить — почти нельзя: язык не слушался.
— По-могите… — выдавил он, протягивая ладонь к двум женщинам, проходившим мимо.
Те скользнули взглядом и отвернулись.
— Очередной алкаш, — брезгливо бросила одна.
— С утра набрался, вот и валяется, — фыркнула другая.
Слова резанули. Алексей почувствовал, как по щекам потекли слёзы. Столько жизней спасал — и человеческих, и звериных, — а сейчас не может даже попросить о помощи.
И вдруг рядом раздался громкий лай — совсем близко. Чьи-то лапы аккуратно легли ему на грудь, тёплый язык коснулся подбородка. «Собака… Значит, где-то рядом и хозяева», — обрадовался он, пытаясь разлепить веки. Рядом стоял невысокий, уже не молодой пёс. Морда знакомая… Где же он его видел?
В памяти вспыхнуло: частный дом на Троещине в огне, соседи, крики, напарники выносят мужчину и женщину. И вдруг из разбитого окна — отчаянный лай.
— В доме собака?! — спросил Алексей у пострадавшего.
— Да… не успели… — выдохнул тот.
— Почему молчали? — Алексей крикнул и бросился внутрь, несмотря на предупреждения о риске обвала. Через десять минут, кашляя и ловя воздух, он вынес на руках пса и передал хозяевам. Долго ещё смотрел в его глаза — в них было огромное, человеческое «спасибо».
Картинка погасла. Потемнело и стало холодно.
— Гав-гав! — пёс лаял, облизывая лицо Алексея. Узнал своего спасителя. И теперь хотел спасти его.
— Если можешь… — прошептал Алексей, почти не слыша собственного голоса. — Позови людей… кого-нибудь…
Он отключился.
Пёс услышал и понял. Рванул к выходу из сквера. Подбежал к студенту у киоска с шаурмой, к женщине с ребёнком на переходе, к мужчине, покупавшему газету. Никто не понял. Его отгоняли — «прочь!» — будто он опасность. А он просто звал на помощь.
На остановке Марина и Кирилл никого не нашли: ни один человек не узнавал мужчину с фотографии из семейного альбома. Марина понимала: каждая минута дорога. Они заглянули в пару магазинов, обошли дворы — пусто. «Где же ты, папочка?»
Пробегая мимо сквера, Марина услышала настойчивый лай. Обернулась — невысокий пожилой пёс лаял на прохожих и отпрыгивал, когда его отмахивали тростью.
— Пошёл вон! — прикрикнул пенсионер. — Совсем распоясались!
— Лен… Марин, ты чего? — удивился Кирилл, видя, что жена замерла.
— Не знаю… Смотри, он лает не просто так. Как будто зовёт. Не могу объяснить — чувствую.
Пёс взглянул Марине прямо в глаза. В этих глазах было не прошение — мольба.
— Куда ты? — окликнул Кирилл, когда Марина шагнула вперёд.
Но она уже шла к собаке. Тот, продолжая лаять, встретил её, завертелся у ног, повилял хвостом — и стремительно побежал вглубь сквера. Марина доверилась интуиции и последовала за ним. Кирилл — следом.
Через пять минут они оказались у скамьи, на которой без сознания лежал Алексей. Но — дышал. Он был жив.
— Папа! — Марина опустилась на колени, приподняла ему голову. — Кирилл, звони в Скорую!
Скорая примчалась быстро и увезла Алексея в ближайшую киевскую больницу с кардиологией. Марина, забрав пса, вместе с Кириллом поехала следом. По дороге она набрала мать, коротко рассказала и пообещала перезвонить, как только станет что-то ясно.
Через какое-то время из реанимации вышел врач:
— Вашему отцу повезло. Вы успели вовремя. Ещё полчаса — и шанс был бы минимальный.
— Он будет жить? — Марина вытерла слёзы.
— Да. Будет.
Марина вышла к Кириллу и псу, присела, крепко обняла животное:
— Спасибо тебе… Спасибо за папу.
— Что с отцом? — спросил Кирилл.
— Стабилизировали. Жить будет, — устало улыбнулась Марина. — И всё благодаря ему, — кивнула она на пса.
— На ошейнике медальон. Домашний.
— Верно. Но знаешь… Давай заберём его к нам, пока не найдём хозяев. Он спас моему отцу жизнь. Оставить на улице не смогу.
— Конечно.
Валентина, Кирилл и Барри (так было выгравировано на медальоне) ждали у главного входа больницы. Минут через десять двери распахнулись, и Марина вышла вместе с отцом. Барри радостно завилял хвостом, подпрыгнул, загавкал — глаза светились счастьем.
— Пап, это он тебя спас. Самый драгоценный подарок ко дню рождения — жизнь, — сказала Марина.
— Спасибо, дружок, — Алексей осторожно наклонился и погладил пса. — Подожди… А где его хозяева? Они у него точно были.
— Мы искали — объявления в интернете, звонки. Пока ты лежал в больнице, никто не откликнулся.
К Алексею подошла Валентина — со слезами и улыбкой одновременно:
— Спасибо, что живой.
— Прости, Валя, что промолчал про сердце. Думал, пройдёт, а оно вот как вышло.
— Прощаю. Поехали домой? Отмечать твой второй день рождения?
— Поехали.
С хозяевами Барри Алексей пытался связаться сам: доехал до того частного дома, что сгорел год назад. Там давно никого. Соседи сказали: семья уехала в другой город, а собаку бросили. Видимо, так удобнее…
Так Барри и остался с Алексеем. И, кажется, был счастлив. Алексей тоже. С собакой он всё-таки заехал в часть — забрал трудовую, попрощался с коллегами. С Барри проводил выходные на даче под Броварами. И с ним же, вместе с Кириллом, встречал Марину из роддома.
— Поздравляю, пап! — сияла Марина. — Теперь ты — дедушка. И у тебя две внучки!
— Как я рад, дочка!
— Гав-гав! — поддержал Барри, тоже радовался: у его самых близких всё хорошо.
Понемногу жизнь Алексея наладилась. Стала ярче, наполненнее. И до конца своих дней он благодарил Барри за подаренную вторую попытку — за саму жизнь.
А вы верите, что добро однажды возвращается — иногда громким лаем в самый нужный момент?
