Дребезжащий телефонный звонок нарушил тишину квартиры. Виктория неохотно потянулась к трубке — звонки на стационарный аппарат редко сулили что-то хорошее. Особенно в восемь утра в субботу.
— Вика? Это я, — голос отца звучал непривычно бодро. — Как ты? Мы тут с Соней говорили… Тебе же летом отпуск дают?
Сердце Виктории моментально сжалось. Отец никогда не интересовался её расписанием просто так. Да и вообще мало чем интересовался последние двадцать лет.
— Дай угадаю, — Виктория прижала трубку к уху плечом, одновременно наливая себе кофе, — бабушке снова нужна помощь?
— Ты всегда была понятливой девочкой, — Владимир Николаевич хмыкнул. — Лидии Фёдоровне тяжело одной, сама понимаешь — восемьдесят лет, диабет, давление… А ты у нас без детей, без мужа, свободная. Могла бы на лето перебраться к ней на дачу. Что тебе в своём Чернигове сидеть?
Виктория молчала, сжимая чашку. Свободная. Как бы не так. Тридцать часов в неделю в школе, подработка репетитором, квартира в ипотеку. А по мнению отца — свободная.
— Пап, у меня работа, — она старалась говорить спокойно. — И вообще, почему я? У бабушки вроде как двое внуков?
— Соня не может, у неё маленький Илюша, — отрезал Владимир Николаевич. — А ты-то что теряешь? Пару месяцев на свежем воздухе, в доме, который когда-нибудь станет твоим.
Виктория фыркнула. Сколько она себя помнила, этот дом на Киевщине всегда использовался как разменная монета в семейных играх.
— Давай я подумаю, хорошо? — она знала, что это максимальная уступка, на которую была способна.
— Только недолго. Бабушке уже сейчас помощь нужна.
Когда разговор закончился, Виктория отставила нетронутый кофе. Утро субботы было безнадёжно испорчено. Она подошла к окну, глядя на весенний Чернигов. Город, который стал её настоящим домом, в отличие от того места на Киевщине, откуда она всегда чувствовала себя изгнанной.
Мысли вернулись на двадцать лет назад. 2003 год. Ей семь. Она гостит у бабушки, как каждое лето. Сидит на крыльце деревянного дома, болтает ногами в стоптанных сандалиях.
— Вика, иди помогай, — бабушка зовёт её собирать вишню.
А через несколько дней приезжает Соня с отцом и его новой женой. Они привозят огромные сумки с продуктами, модные игрушки. Соня хвастается новым платьем. «Мы в Турцию едем», — говорит она. А Виктория знает, что вернётся в Чернигов к маме, Галине Павловне, в маленькую квартиру, где вечно экономят на всём, ждут копеечные алименты, которые отец присылает с опозданием.
Так было всегда. Две внучки, две сестры-двойняшки. Одна — «папина дочка», другая — «лишняя». Одна живёт с отцом в Киеве, другая — с матерью в провинции.
Телефон снова зазвонил, вырывая из воспоминаний. На этот раз мобильный.
— Привет, сестрёнка, — голос Софьи звучал непривычно дружелюбно. — Папа сказал, что говорил с тобой о бабушке.
— Да, — Виктория сдержала вздох. — Только я не понимаю, почему внезапно это стало моей проблемой?
— Ой, ну ты же знаешь, у меня ребёнок, — Софья говорила так, будто наличие годовалого сына автоматически освобождало её от любых обязательств. — И вообще, ты всегда с бабушкой ближе была.
Это была откровенная ложь. Бабушка любила Соню больше — ту, что приезжала на неделю с подарками, а не ту, что всё лето помогала с огородом.
— Соня, а ты не думала, что у меня тоже своя жизнь? — Виктория не выдержала. — Работа, квартира в ипотеке?
— Какая ипотека? — в голосе Софьи звучало искреннее удивление. — Зачем ты квартиру купила? У тебя же бабушкин дом будет.
Виктория замерла.
— В каком смысле — у меня?
— Ну… — Софья замялась. — Бабушка же давно говорила, что дом тебе достанется. Ты же любишь там бывать, огород этот… А мне её старьё не нужно, мы с Андреем в новостройке живём.
К горлу Виктории подкатила горечь. Значит, дом ей в «наследство», а пока — работай бесплатной сиделкой.
— Я перезвоню позже, — она сбросила вызов, не слушая протестов сестры.
Виктория опустилась на диван, вертя в руках телефон. Позвонить маме? Нет, Галина Павловна только расстроится. После развода она никогда не говорила плохо о бывшем муже, но и помощи от него не ждала. Выживали как могли.
Телефон ожил, высветив уведомление: «Напоминание: билеты до Киева на день рождения бабушки (5 июля)». До поездки оставалось меньше месяца.
— Как тебе пирог, Галя? — спросила Галина Павловна, подкладывая бабушке ещё кусочек.
Они сидели за столом во дворе дачи. Июльское солнце нещадно палило, но в тени старой яблони было сносно. Лидия Фёдоровна смотрела куда-то сквозь гостей, временами не узнавая даже сына.
— Мама хорошо выглядит, — шепнул Владимир Николаевич жене, но достаточно громко, чтобы услышала и Виктория. — Вике надо немного пожить здесь, присмотреть за ней. Ничего страшного.
Виктория сделала вид, что не слышит. Она наблюдала за Софьей, которая сидела с надутым видом — годовалый Илья капризничал на жаре, а муж Андрей поминутно смотрел на часы.
— Давайте поздравим бабушку? — предложила Виктория, пытаясь разрядить атмосферу.
— Давайте, — поддержал Владимир. — Мама, с днём рождения тебя. Желаем здоровья, и… — он замялся, — чтобы Вика почаще приезжала помогать тебе, да?
Лидия Фёдоровна неопределённо кивнула, не совсем понимая, о чём речь.
— А ты что, Викуля, не хочешь бабушке помочь? — внезапно вмешалась Софья, подняв голову от телефона. — Она же сколько для тебя сделала! Всё детство тут жила каждое лето.
— Я работаю, Соня, — Виктория старалась говорить ровно. — У меня отпуск всего месяц. И квартира. И вообще…
— Какие проблемы с квартирой? — вмешался Владимир. — Сдай её и живи тут. Всё равно дом когда-нибудь твой будет.
— Когда-нибудь? — Виктория отложила вилку. — Вы сейчас серьёзно? Я должна бросить работу, квартиру и переехать сюда насовсем ради дома, который «когда-нибудь» будет моим?
Наступила неловкая тишина. Софья уткнулась в телефон, Андрей демонстративно смотрел в сторону, жена Владимира поджала губы.
— А разве не для этого мы все собрались? — внезапно спросила бабушка, оторвавшись от созерцания пирога. — Володя, ты же говорил, мы сегодня бумаги подпишем?
Виктория замерла. Владимир побледнел.
— Какие бумаги, мама?
— Ну как же, — бабушка посмотрела на него почти ясным взглядом. — На дом. Ты же сказал, надо Соне отписать, пока я… в своём уме.
Наступила гробовая тишина.
— Что? — Виктория медленно переводила взгляд с бабушки на отца, потом на сестру. — Вы уже переписали дом на Соню?
Владимир бросил на мать раздражённый взгляд.
— Мама, ты путаешь. Мы только обсуждали…
— Не путаю, — вдруг совершенно чётко сказала Лидия Фёдоровна. — В прошлый вторник нотариус приезжал. Я всё подписала. Володя сказал, так надёжнее, а то мало ли что со мной…
Виктория поднялась, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
— И теперь вы хотите, чтобы я была бесплатной сиделкой в доме, который принадлежит Соне? — она смотрела прямо на отца. — Вы правда думали, что я не узнаю?
— Вика, не устраивай сцен, — зашипела Софья. — Я всё равно собиралась часть дома тебе… когда-нибудь.
— Часть? — Виктория почувствовала, как к горлу подступает истерический смех. — Часть дома, в котором я должна горбатиться, пока ты будешь приезжать на выходные?
— Виктория, это семейное дело, — вмешался Владимир, понизив голос. — Софья всегда была ближе к бабушке, это естественно, что дом достанется ей. А ты поможешь сейчас, и мы всё учтём потом.
— Ближе к бабушке? — Виктория сорвалась на крик. — Ты серьёзно? Это я проводила здесь каждое лето, пока вы с Соней ездили по курортам! Это я помогала собирать урожай, пока она играла в свои новые игрушки! И теперь вы хотите, чтобы я бросила всё и приехала сюда? Ради чего? Ради ваших пустых обещаний?
Лидия Фёдоровна вдруг заплакала, тихо и безутешно, как ребёнок.
— Вот видишь, что ты наделала! — набросилась Софья. — Расстроила бабушку в день рождения!
— Я? — Виктория рассмеялась. — Нет, Софья. Это вы всё это затеяли. А знаешь, что самое смешное? Я бы помогла. Просто так, без всяких условий и обещаний. Потому что бабушка — это семья. Но вы всё испортили своим враньём.
Она повернулась к Лидии Фёдоровне, которая, кажется, уже не понимала, что происходит.
— Прости, бабушка, — сказала она тихо. — Я приеду проведать тебя, но жить тут не буду.
Владимир вскочил, едва не опрокинув стул.
— И куда ты пойдёшь? Вернёшься в свою дыру? В эту съёмную…
— В моём собственном доме, папа, — отрезала Виктория. — За который я плачу ипотеку, потому что от тебя никогда не было толку.
Она посмотрела на сестру, которая так и сидела, уткнувшись в телефон.
— Поздравляю с приобретением, Соня. Надеюсь, ты будешь так же усердно ухаживать за участком, как за своими ногтями.
Прошло два месяца. Звонок раздался в десять вечера, когда Виктория проверяла тетради.
— Слушаю, — она не посмотрела на экран.
— Вика, — голос Софьи звучал непривычно тихо. — Мне нужно с тобой поговорить.
— О чём? — Виктория продолжала делать пометки в тетради.
— О бабушке. Вика, я не справляюсь, — в голосе сестры послышались слёзы. — Илья постоянно болеет, Андрей всё время на работе, а у бабушки… ей хуже.
Виктория отложила ручку, прикрыв глаза.
— И?
— Я подумала… может, ты всё-таки приедешь? — Софья говорила быстро, нервно. — Слушай, я не буду врать. Мне этот дом не нужен, правда. Я просто боялась, что папа и на меня повесит всё это. Можем оформить на тебя долю. Или сразу весь дом, мне всё равно.
Виктория молчала. В голове возникли картинки из детства. Вот она помогает бабушке полоть грядки, а Софья сидит с новым плеером. Вот они идут по рынку, и бабушка покупает сестре красивое платье, а ей — «что подешевле, всё равно в огороде испачкаешь». Вот она уезжает с мамой в Чернигов, глотая слёзы, а Софья машет ей рукой с заднего сидения отцовской новой машины.
— Значит, теперь дом мне? — Виктория невесело усмехнулась. — А когда бабушку не станет? Снова будет твой?
— Вика, я не об этом, — голос Софьи дрогнул. — Мне правда нужна помощь.
— Наймите сиделку, Соня, — Виктория говорила спокойно. — У вас теперь дом, продайте его часть и наймите человека. Или ухаживайте сами. Это ваш выбор, ваше наследство и ваша ответственность.
— Да какая же ты… — Софья всхлипнула. — А если бабушка умрёт? Ты об этом подумала?
— А ты подумала об этом, когда позволила переписать дом на себя? — Виктория ответила вопросом на вопрос. — Вы все — взрослые люди. Разбирайтесь сами. Как всегда разбирались, пока я была не нужна.
Когда звонок закончился, Виктория долго сидела в темноте. Она вспоминала бабушку, её морщинистые руки, запах пирогов, вечера на крыльце. Ей было больно, но решение она приняла давно. Двадцать лет назад, когда поняла — в этой семье всегда будут свои и чужие. И она всегда будет чужой.
Виктория подошла к окну своей маленькой черниговской квартиры. Её собственной квартиры, за которую она платила сама. Неважно, что это была крошечная однушка на окраине. Она была настоящей. Как и её жизнь здесь — без громких обещаний, зато без лжи.
В семье всегда были два мира: киевский — с отцом и Софьей, и черниговский — с ней и мамой. Два мира, две правды, две жизни. А теперь она понимала — и две совести.
Телефон снова завибрировал. Виктория посмотрела на экран и сбросила звонок. Потом решительно добавила номер Софьи в чёрный список. За ним последовал номер отца.
Некоторые двери лучше закрывать навсегда.
Бывали ли в вашей жизни ситуации, когда приходилось делать такой тяжёлый выбор: простить и помочь или навсегда разорвать отношения с родными людьми? Как вы поступили?
