— Собирайте вещи. Сюда переедет Люба с детьми. А вы поживете в однушке. — её слова были как удар молнии, оглушающий и не оставляющий ни малейшего шанса на ответ.
Марина осталась стоять, не веря своим ушам. Это её квартира. Квартира, которую она покупала сама, ради своей мечты. А теперь свекровь, стоя на пороге, решила решить её проблемы за её счёт. И вдруг ей стало ясно — всё, что казалось стабильным, рушится. Семья, муж, любовь — это было всё иллюзией.
— Ты серьёзно? — сдержанная ярость, едва не прорвавшаяся через неё, сжала горло.
Марина сидела на кухне, тихо вглядываясь в чашку с остатками кофе. За окном дождик катил по стеклу тонкими струйками, образуя маленькие узоры, которые сливались и расплывались. Её вдруг потянуло на воспоминания. Четыре года назад, в такой же дождливый день, она и Андрей в ЗАГСе расписывались. Без торжеств, без большого праздника, просто вечер с близкими — маленький ужин и разговоры до утра. Странно, как за такие годы всё изменилось. Впрочем, не без того: квартира на три комнаты, которую она купила, ждали ремонта. Они с Андреем решили, что свадьба не стоит лишних трат, тем более, как он говорил, не такие уж и важные эти красивые моменты, когда у тебя есть цель.
— Ну как, будешь еще кофе? — Андрей заглянул в кухню. Он был в домашней футболке и спортивных штанах, и в этом был какой-то особенный уют, который Марина не любила терять.
— Нет, спасибо. Ты давай лучше расскажи, как проект? — Она подперла подбородок рукой, внимательно наблюдая за ним.
— Да нормально все, — Андрей присел рядом, — если все пойдет как надо, через пару месяцев кредит за машину закроем. И начнем копить на важные вещи… — он многозначительно улыбнулся.
Марина поняла, о чем он. Дети. Они оба о них мечтали, но долго откладывали этот момент. Сперва все должно быть по порядку — деньги, ремонт, стабильность. И она согласна была с ним — ребенок должен быть обеспечен, и все у него должно быть.
Резкий звонок в дверь перебил её мысли. Марина поглядела на часы — суббота, десять утра. Она даже не сомневалась, кто это.
— Доброе утро, мои дорогие! — в дверь влетела свекровь, Валентина Петровна. Она была как всегда — нарядная, как на какое-то важное событие, даже в выходной.
— Здравствуйте, мама, — Марина еле сдержала улыбку, но внутренняя усталость от этих визитов начинала просачиваться.
— Я вам манты принесла, — Валентина Петровна не теряла времени, ставя на стол огромный контейнер. — С рубленым мясом, как ты любишь, Андрюша.
Андрей расплылся в улыбке, а Марина только вздохнула. Она уже знала, что эта «манта» принесет с собой не только вкусное угощение, но и часы рассказов, которые она успела выучить наизусть.
— Представляете, — начала свекровь, устраиваясь за столом, — Люба звонила, плакала. Этот её муж опять где-то шляется, а она с тремя детьми…
Марина только кивала, автоматически следя за бесконечным потоком слов, которые на самом деле звучали почти каждое утро. Вначале она пыталась сопереживать, сочувствовать, но сейчас все это стало как фоном — однообразным, надоедливым.
— В их квартире уже невозможно жить, — продолжала Валентина Петровна, не замечая, как её рассказ не вызывает тех чувств, что раньше. — Места нет, дети растут, им нужно пространство. И Люба вот подумывает его бросить…
Марина на автомате улыбнулась и кивнула. А сама, почувствовав, как с каждым словом её энергия уходит, подумала: «Когда же она перестанет ждать от нас помощи? Когда?»
***
Марина почувствовала, как у нее внутри что-то сжалось. Уже давно свекровь начала поднимать тему «нужд» Любы, но теперь, когда каждый ее взгляд, кажется, скользит по каждой комнате квартиры, понимаешь, что все это не просто так. Всё не случайно.
— Вы тут вдвоем в такой большой квартире… — голос Валентины Петровны проникал в самую душу, как остриё ножа. — Места столько…
Марина глубоко вздохнула, сдерживая раздражение.
— Мама, — мягко ответила она, стараясь не попасться на удочку, — у Андрея есть однокомнатная квартира. Почему Люба с детьми не переедет туда?
Валентина Петровна поджала губы, и её лицо приобрело ту самую тяжесть, которая предвещала долгие разговоры.
— Ты же понимаешь, что однокомнатная квартира — это не выход для матери с тремя детьми. Им нужно что-то просторнее. — Эти слова, как камень, падали прямо на душу, оставляя неприятный осадок.
Марина понимала, что, несмотря на её просьбы, свекровь не отступит. Она бы в жизни не поверила, что такие разговоры в её доме будут иметь место.
— Люба говорит, что не может больше так жить, — Валентина Петровна достала платок и, слегка помаргивая, промокнула глаза. — Может быть, вы могли бы…
— Что именно мы могли бы? — Марина задала вопрос, пытаясь не поддаваться эмоциям. Внутри неё всё бурлило, но она сдерживалась.
— Ну, у вас такая большая квартира, — свекровь опять сделала паузу, словно размышляя. — Может быть, вы могли бы пожить пока в той однокомнатной, а Люба с детьми…
Марина встала резко, не успев скрыть своё недовольство. Сердце забилось быстрее, а в голове крутились мысли. Эта квартира — её. Она её купила до брака. Она её до сих пор выплачивает.
— Валентина Петровна, — начала она, сдерживая гнев, — я понимаю, что вам тяжело видеть дочь в таких условиях, но…
Не успела договорить. Свекровь снова прервала её.
— А почему бы и нет? Ненадолго, пока Люба не встанет на ноги…
Марина постаралась взять паузу, глубоко вздохнув. В голове стояла тишина, которая будто бы говорила, что здесь заканчивается терпение.
— У вас столько места, — продолжала свекровь, словно не слыша ничего. — Неужели так сложно поделиться? Люба совсем измучилась с детьми в тесноте.
Марина на мгновение скрестила руки на груди. Всё, что ей удалось выстроить за эти четыре года, теперь рушилось как карточный домик. И ей не было больше сил молчать.
— Валентина Петровна, — произнесла она с нажимом, — я уже сказала, что наша квартира не предназначена для Любы и её детей. У Андрея есть своя квартира. Пусть она живет там.
Свекровь поджала губы и сделала умоляющий взгляд в сторону сына. Андрей, как всегда, почувствовал себя между двух огней. Он не знал, как поступить, но было видно, что он не решается вмешиваться в этот неприятный разговор.
День прошел как в тумане. Валентина Петровна наконец ушла, но её слова продолжали звучать в голове Марины, как злые эхо.
Вечером, когда они легли спать, Марина не могла успокоиться. Весь день было слишком много сдержанных эмоций, и в ночной тишине её мысли продолжали мучить её.
На следующий день Андрей вернулся с работы. Его взгляд был потухший, и Марина сразу поняла: что-то не так.
Он не сказал ни слова за ужином, едва касаясь вилкой макарон. Марина почувствовала, что этот вечер не будет обычным.
— Знаешь, — наконец произнес он, не поднимая глаз. — Я тут подумал… Может, мама и права? Может, стоит помочь Любе? Всё-таки семья…
Марина отложила вилку, взглянув на мужа с удивлением.
— Андрей, ты серьёзно? — голос её был тихий, но твёрдый. — Это моя квартира. Я купила её до нашей свадьбы и до сих пор выплачиваю ипотеку. Почему я должна жертвовать своим комфортом ради твоей сестры, с которой мы почти не общаемся?
— Но у неё трое детей… — попытался оправдаться Андрей.
— И что? У неё есть твоя квартира. Почему она не может жить там? — Марина не сдерживала эмоций.
Андрей замолчал, не зная, что сказать.
Прошло несколько дней, но атмосфера в доме становилась всё напряжённее. Свекровь каждый день звонила, появлялась без предупреждения, и её просьбы становились всё настойчивее. И вот в одну субботу она пришла с коробками в руках.
— Собирайте вещи, — заявила Валентина Петровна. — Сюда переедет Люба с детьми, а вы поживёте в однушке. Дочка уже подала на развод!
Марина замерла у плиты, не веря своим ушам.
— Вы серьёзно думаете, что можете вот так распоряжаться моей квартирой? — спросила она, пытаясь не потерять самообладание.
Но Валентина Петровна, как будто ничего не заметив, продолжала:
— Конечно, могу. Я мать Андрея. И знаю, как будет лучше для нашей семьи. Ты подчиняйся, раз ты отказываешься помочь. Люба уже собирает вещи.
Марина почувствовала, как всё внутри её перевернулось. Молча подошла к столешнице и оперлась на неё, чувствуя, как её мир рушится. В эту минуту в кухню вошел Андрей, и по его виноватому взгляду Марина поняла — он знал о планах матери.
***
Эти слова стали последней каплей. Внутри что-то рухнуло. Четыре года, четыре года, когда она старалась быть идеальной женой и невесткой, а теперь всё это сыплется, как песок через пальцы. Все эти усилия, что накапливались месяцами, сдуваются одним ударом. И вот, как её жизнь, так аккуратно выстроенная, рушится на глазах.
— Лучше для всех? — переспросила Марина, губы у неё дрожали, и в голосе появился холод. — А ты спросил, как будет лучше для меня? Для твоей жены?
Валентина Петровна развернулась к ней, её лицо покраснело, как спелое яблоко, глаза блеснули злом.
— Ты такая жадная! — выкрикнула она, сжимая коробку в руках, — Как можно быть такой бессердечной? Совсем о семье не думаешь! Мать троих детей просит о помощи, а ты…
Марина посмотрела на Андрея. Он стоял, опустив глаза в пол, хватался за край футболки, как школьник перед экзаменом. Его привычная поза — поза человека, который не знает, где ему быть. И это было настолько жалко, что у Марины заболело сердце.
— Знаешь, милая, — наконец, неловко поднял он глаза и почесал затылок, — может, нам и правда стоит немного пожить в однушке? Ну, временно…
Перед глазами пронеслись все четыре года вместе. Помнишь, как они с ним впервые ужинали в этой квартире? Как строили планы на будущее, мечтали о детях… И вот теперь, муж без раздумий, готов выкинуть всё, что они строили, ради каприза матери.
Марина медленно выдохнула и выпрямилась. Тишина в кухне, как гробовая. Звенящая. Подсознание подсказывало — дальше так не будет.
— Вот значит как! — произнесла она неожиданно спокойным голосом. — Хорошо. Только собираться будешь ты, Андрей. Один.
Марина развернулась и ушла из кухни, оставив Андрея и свекровь ошарашенных, переваривающих только что услышанное.
В спальне она вытащила большой чемодан. Тщательно, как по порядку, начала складывать в него рубашки Андрея. Каждая складка казалась ей сейчас важной, как каждый шаг, что она делала в этой квартире. Всё должно быть на своём месте.
— Марина, постой! — Андрей влетел в комнату, его лицо было на грани паники. — Давай всё обсудим!
— Обсуждать больше нечего, — коротко отрезала Марина, продолжая складывать вещи. — Ты сделал свой выбор.
К вечеру все его вещи были аккуратно упакованы и стояли за дверью. Валентина Петровна попыталась что-то говорить, угрожать, говорить о совести, но её слова пролетали мимо, как старое радио, настроенное на помехи. Марина не слушала.
На следующий день она подала заявление на развод. Андрей звонил, писал сообщения, стоял под дверью, но она не отвечала. Валентина Петровна пыталась устроить скандал на работе, на что Марина просто сменила парковку и стала выходить через другие двери.
Марина погрузилась в работу. Это было всё, что оставалось — забить пустоту в голове. Пытаясь заполнить каждую минуту, чтобы не думать. Но тут, в пятницу вечером, раздался звонок. Валентина Петровна.
— Ты всех нас обрекла на тесноту! — возмущённый голос свекрови звенел в трубке. — Любе совершенно неудобно с детьми в однушке! Андрей ютится у меня на диване! Ты довольна?
Марина стояла у окна, глядя на вечерний город. В этот момент её уже не трогали слова свекрови. Она даже не почувствовала того укола, который могла бы почувствовать когда-то. Всё это стало частью старой жизни, давно забытое.
— Это не мои проблемы, — сказала она спокойно и нажала на отбой.
В квартире снова воцарилась тишина. Уже не будет звонков без предупреждения. Никто больше не будет заставлять её чувствовать вину. Она подошла к окну, прислонилась лбом к стеклу. И вот теперь, в этот момент, она впервые почувствовала себя хозяйкой своей жизни.
Через месяц всё будет закончено. Развод будет официально оформлен, но для Марины всё закончилось в тот момент, когда муж предал её доверие. Пусть Валентина Петровна и дальше командует жизнью своих детей. У неё теперь своя дорога — без манипуляций, без вечных требований, без людей, которые пытаются распоряжаться её судьбой.
Марина включила свою любимую музыку и вдруг искренне улыбнулась. Квартира снова была её, как и вся жизнь впереди. В конце концов, иногда надо потерять что-то, чтобы найти то, что потерял. И увидеть те горизонты, которые раньше были незаметны.