— Дина, мы с тобой одна семья. Понимаешь? Семья, — говорил Иван Петрович.
И она понимала. Конечно, понимала! Восемь лет бок о бок — это не шутки. Каждое утро — прогулка в семь ноль-ноль. Завтрак — овсянка ему, сухой корм ей. Вечером — телевизор, она у его ног на коврике. Такая была жизнь. Размеренная.
А потом…
Тогда ночь была какая-то неспокойная. Дина чувствовала — что-то не так. Хозяин метался, хватался за грудь, тяжело дышал. Она подошла, положила морду на колени — как всегда делала, когда он расстраивался.
— Дина… девочка моя…
Голос был странный. Чужой почти.
Потом приехали люди в белом. Громко стучали в дверь, суетились, говорили непонятные слова: «сердце», «срочно», «реанимация».
Его увезли.
Просто взяли и увезли.
Дина осталась стоять в подъезде. Одна. Дверь захлопнулась.
Что делать? Ждать, конечно. А где ждать? Дома? Но он же не дома… Он там, где эти белые машины ездят. Значит, надо ждать там, где машины.
Дина отправилась на дорогу. И села на обочине.
Просто села и стала смотреть.
Первая машина проехала — не та. Вторая — тоже. Третья…
— Ой, а что это собачка тут сидит? — услышала голос за спиной.
Мария Николаевна, соседка, возвращалась из магазина, пакеты в руках шуршат.
— Дина? Ты что тут делаешь, милая?
Дина обернулась, вильнула хвостом — знакомый человек, хороший. Но не тот, кого ждет. Поэтому снова повернулась к дороге.
Машины едут. Одна за другой. Может, в следующей?..
— Где же твой Иван Петрович? — Мария Николаевна присела рядом, погладила по голове. — Что-то его не видно с утра…
Если бы собаки умели говорить… Дина бы рассказала про белых людей, про странную ночь, про то, как хозяин сказал «девочка моя» таким голосом, что сердце сжалось.
Но собаки не говорят.
Они просто ждут.
Первый день. Недоумение
— Что она там делает? — тетя Клава из окна второго этажа наблюдает уже третий час.
— Сидит, — отвечает муж, не отрываясь от газеты. — Собака сидит. Что тут непонятного?
— Да не просто сидит! Смотрит как-то… целенаправленно.
И правда. Дина не просто сидела на обочине. Она высматривала. Каждую машину провожала взглядом от поворота до самого исчезновения за углом. Голова поворачивается слева направо, как у болельщика на теннисе.
К обеду Мария Николаевна не выдержала. Принесла миску с водой, поставила рядом с Диной.
— Пей, девочка. Жарко сегодня.
Дина лакнула пару раз — из вежливости.
— Слушай, а где Иван Петрович-то? — Мария Николаевна окликнула проходящего мимо Сергея Викторовича из седьмой квартиры.
— Да кто ж его знает… Может, в отпуск уехал?
— А собаку зачем оставил?
— А я почем знаю? Может, она убежала?
Убежала! Дина даже ушами дернула от такой глупости. Она не убегала — она ждала. Это большая разница.
Вечером машин стало больше. Люди с работы возвращаются. Дина напряглась — значит, и хозяин скоро приедет. Вот сейчас… или сейчас… или…
Темнело. А Ивана Петровича все не было.
Привыкание
— Мам, смотри — собачка опять тут! — пятилетний Никита дергает маму за рукав.
— Да вижу, вижу. Странно как-то.
К Дине начали привыкать. Как к новой лавочке во дворе или к свежей рекламе на остановке. Есть — и есть. Часть пейзажа.
Мария Николаевна приносила еду. Дина ела мало, без аппетита. Не для еды она здесь.
— Может, в ветеринарку отвезти? — предложила соседка Людмила Ивановна. — Вдруг больная?
— Да какая больная? Посмотри на нее — глаза ясные, нос холодный. Она просто… ждет кого-то.
— Кого?
— Хозяина, наверно.
Днем во дворе появились дети. Лето, каникулы — где еще им быть? Дина стала для них развлечением.
— Дина! Дина! — звали они. — Иди к нам!
Но Дина не шла. Нельзя. А вдруг именно сейчас хозяин вернется, а ее не будет на месте? Как он ее найдет?
Только голову поворачивала в их сторону — мол, слышу, ребята. Спасибо за внимание. Но я занята.
Сомнения
— Да сколько она так будет сидеть?! — возмутилась тетя Клава, выходя к мусорным бакам. — Людям пройти неудобно!
— А что ты предлагаешь? — Мария Николаевна встала на защиту Дины. — Силой ее уводить?
— А что, идея! В приют отвезти — там ей место.
— Ты что такое говоришь? Она же не бездомная! У нее хозяин есть.
— Где он тогда?
Вот это да… Где? Дина сама начала задаваться этим вопросом. Три дня прошло. Может, что-то случилось? Может, он не может вернуться?
Но тогда что делать? Как быть?
Только ждать. По-другому она не умела.
К вечеру третьего дня появился участковый — Михаил Степанович. Высокий, добродушный, с животными ладил.
— Что тут у нас происходит? — поинтересовался он у собравшихся жителей.
— Да вот, собака сидит третий день, — объяснила Мария Николаевна. — Хозяина ждет.
— А хозяин где?
— Вот это мы и пытаемся понять…
Михаил Степанович присел рядом с Диной, почесал за ухом.
— Эх, девочка. Не просто тебе, видать.
Дина посмотрела на него внимательно. В глазах у полицейского было понимание. Он знал, что такое ждать. И терять тоже знал.
— Иван Петрович Морозов из пятой квартиры? — уточнил он у Марии Николаевны. — Помню его. Приличный мужик. Возраст пенсионный… А не обзвонить ли больницы?
Откровение
Мария Николаевна нашла номер городской больницы. Руки дрожали, когда набирала.
— Алло? Да, у вас лежит Морозов Иван Петрович? Как? Дина почуяла — что-то важное происходит. Подняла уши, напряглась.
— Состояние тяжелое… Да, понятно… А когда можно узнать… Хорошо, спасибо.
Мария Николаевна опустила трубку, повернулась к собравшимся соседям.
— Сердце у него прихватило. Три дня назад привезли. В реанимации лежит…
Тишина повисла во дворе. Даже дети замолчали.
— Значит, она… — тетя Клава показала на Дину, — ждет его?
— Собаки чувствуют, — кивнул Михаил Степанович. — Они многое понимают.
Дина не понимала слов. Но чувствовала — что-то изменилось. Люди смотрели на нее по-другому.
Мария Николаевна принесла старое одеяло, постелила рядом.
— Лежи, Дина. Удобнее будет.
А тетя Клава, которая еще вчера требовала убрать собаку, молча поставила рядом блюдце с молоком.
Дина устроилась на одеяле, но глаз с дороги не сводила.
Ждала.
Теперь уже не одна.
Возвращение
Дина бегала по двору кругами. Ловцы за ней, Мария Николаевна за ними — с поводком наперевес.
— Стойте! — кричала она. — Не трогайте собаку!
— Гражданочка, не мешайте работать!
Но тут во двор въехала еще одна машина. Такси.
Дина замерла.
Из машины медленно, очень медленно выходил… Он. Иван Петрович. Худой, бледный, но живой. Живой!
— Дина! — закричал он, увидев происходящее. — Девочка моя!
И тогда случилось то, чего никто не ожидал.
Дина не побежала к хозяину.
Она пошла.
Медленно, торжественно. Как королева. Как собака, которая восемь дней доказывала всему миру, что такое верность.
Ловцы остановились с открытыми ртами.
Валентин Иванович покраснел и отвернулся.
А тетя Клава… тетя Клава заплакала.
— Дина, — хрипло прошептал Иван Петрович, опускаясь на колени. — Прости меня, девочка. Прости, что заставил ждать.
Дина подошла, положила морду ему на колено. Хвост медленно, но уверенно завилял.
Дина же больше не сидела на обочине.
Ее человек был рядом.
А когда твой человек рядом — весь мир на своем месте.
Иван Петрович поправился. Дина постарела за эти дни лет на пять — так говорил ветеринар.
Но они были вместе.
А это — главное.
Остальное не важно.
