— Ты же всегда всё тянула, Оль, — сказал он, налегая на спинку новенького дивана, который ещё пах ИКЕЕй и чужими руками сборщиков.
— Вот и потяни ещё немного. Мне нужно стартануть, ты же знаешь. Бизнес — не шутки.
Ольга встала, как от пощёчины. Не потому что неожиданно. Потому что слишком хорошо знала этот голос. Улыбочка. Глаза — чуть в сторону, как будто неловко. Но уверенность в теле — будто речь не о квартире в ипотеке, а о пакетике пельменей.
Она знала, что он скажет это. Знала, но всё равно не готова была услышать.
— Квартплату и ипотеку теперь будешь платить ты, а я копить на бизнес, — повторил он, с нажимом, будто она плохо слышит.
— Ты серьёзно сейчас? — голос у неё был низкий, ровный. Признак того, что гнев уже рядом, он почти стучит в двери, но ещё сдерживается.
Он поднял глаза. Смотрел так, как смотрят на ребёнка, который не понимает взрослой жизни.
— Ну а кто, Оль? Ты медсестра, стабильная. Тебе хоть платят. А мне надо рисковать. Ты же хочешь, чтобы у нас было своё дело?
Нет. Я хочу, чтобы ты не был тряпкой. Я хочу, чтобы мы вдвоём, как команда. Как договаривались. А не ты — идеи, а я — платёжки. Но она этого не сказала.
Она отвернулась. Пошла на кухню, где коробки ещё стояли штабелями.
— Я на смене завтра в шесть утра. У нас только макароны. Готовить будешь ты.
Он усмехнулся:
— Оль, не дуйся. Ну чего ты? Это ж временно. Месяца три, максимум. Я потом всё покрою.
Она не ответила. Потому что не верила. Потому что знала: три месяца станут шестью, потом годом, потом она окажется в этой квартире одна с долгами, а он — с кофейней в аренде и новой «партнёршей по бизнесу», желательно с ногами до пола и мозгами где-то в отпуске.
*
— Ты мне скажи, это что, он теперь «визионер»? — ехидно спросила Ирина, её младшая сестра, листая ленту на телефоне. — А ты у него кто, донор?
Они сидели на скамейке у дома, где у Ольги уже был её балкон. В кредит. Но её.
— Я не знаю, кто я у него, — вздохнула Оля. — Кажется, просто удобная функция.
Ира хрустнула жвачкой.
— Оль, он тебя просто кидает. Как только деньги понадобились — ты вдруг «надёжная». А как пахать — ты же «не в теме», верно?
— Он говорит, что всё ради нас…
— Ну да. Всё ради нас, а трахать тебя бросил полгода назад. Всё ради семьи, ага.
Ольга дёрнулась.
— Не переходи грань, Ирина.
— Оль, ты сама на грани. Я просто показываю тебе, что ты её уже перешла. Он не семья. Он — проект. Который жрёт тебя и просит ещё.
*
Позже, ночью, когда в квартире было тихо, а Сергей спал, развернувшись к стене, Оля лежала с открытыми глазами.
Он не изменился. Он просто наконец снял маску.
И я всё это допустила. Потому что верила в нас. Потому что влюблённые бабы верят в то, что вдвоём можно вынести хоть атомную войну. А он просто переехал на новый диван и включил режим «инвестор».
Она тихо встала, вышла на кухню, заварила чай.
На столе — конверт с квитанцией.
— Пятьдесят три тысячи в месяц. Спасибо, Сергей. Скажи ещё спасибо, что не сожитель, а муж. А то бы пришлось с тобой делить эту роскошь по часам.
Телефон вибрировал. СМС. От него.
“Извини, если грубо вышло. Просто пойми — я не могу больше быть просто офисным планктоном.”
Она выключила экран. Потом снова включила. Написала коротко:
“Хорошо. Будь капитаном. Но корабль теперь мой.”
И удалила. Не отправила.
***
Ольга пришла с ночной смены в семь сорок. Шла пешком — метро душило, автобус вонял, а внутри копилось что-то, с чем лучше идти медленно. Как будто если быстро — то разнесёт.
Сергей был дома. В шортах, с чашкой кофе и видом человека, у которого сегодня важная встреча по инвестициям. Хотя на деле — майка с пятном от яйца и ноут на столе с открытым YouTube.
— Ты чего так рано? — удивился он, оглядывая её усталое лицо и мешки под глазами.
— А ты чего не на «переговорах»? — отозвалась она, не снимая куртки.
Он пожал плечами, потянулся.
— Сегодня — ресёрч. Смотрю, как раскручивают стартапы. Надо понять модель.
Модель, сука… Понять…
Она прошла мимо, скинула рюкзак на стул. Из рюкзака вывалилась банковская квитанция. Он поднял.
— О, ипотека. Уже пришло?
— Уже ушло, — бросила она, включая чайник. — С карты. С моей. Как всегда.
Он снова пожал плечами.
— Оль, не начинай. Это временно. Ты же знаешь. Я сейчас прорабатываю схему.
Она смотрела на него и впервые подумала: Ты не мечтатель. Ты паразит. И я тебя сюда пустила сама.
— Хочешь кофе? Или ты уже свою дозу креативности всосал?
Он усмехнулся:
— Ты стала злая, Оль. Раньше ты была мягче.
— Раньше ты хоть что-то делал. А теперь только сдвигаешь жопу, когда на кухне вай-фай ловит хуже.
*
Вечером она поехала к Ирине. Просто так. Без повода. По дороге заехала в «Магнит», купила вино и какой-то салат, который ей не нравился, но нравился Ирке.
— Ты сегодня злая, как моя химичка в восьмом классе, — весело сказала Ирина, забирая у неё пакет. — Садись. Будем обсуждать твоего личного «Бизнес-ангела».
— Ира, ты можешь не язвить хотя бы минут десять? — Ольга рухнула на диван и вздохнула. — Мне реально страшно. Я влезаю по уши. Пашу, как проклятая. А он… он даже не врёт убедительно.
Ирина принесла два бокала.
— Он врёт?
— Да, по-моему, у него кто-то есть. Я чувствую это. Как собака. У него появляется эта мимика: типа он здесь, но в голове что-то другое. Или кто-то другой.
Ирина налила.
— А проверить не хочешь?
— Как? Устроить слежку? Установить жучок в его трусы?
— Нет. Просто взять и посмотреть, куда уходят деньги. Он же не в подвале их прячет.
Ольга молча посмотрела на сестру.
Потом достала телефон. Зашла в онлайн-банк. Сергей переводил на свой второй счёт регулярно. С того — скидывал на карту некоей Василисы Ю. С подписью: «консультация», «авто», «прототип».
— Красивая фамилия — Ю. — хмыкнула Ира. — Наверное, юрист. Или просто юная и с формами.
Ольга смотрела в экран. Там были суммы: 12 000, 8 500, 15 000… Регулярно. Чётко. Почти как ипотека.
То есть у меня всё стабильно — и у неё всё стабильно. А он просто посредник, такой домашний бухгалтер.
— Ты знала? — прошептала она.
— Нет, но догадывалась. Оль, ты не тупая. Просто ты хорошая. А хорошим всегда делают больно — потому что можно.
*
Вернувшись домой, она застала Сергея у плиты. Жарил что-то, напевая.
— О, ты пришла! Я вот ужин делаю. Ты, кстати, увидела квитанцию? Не забудь оплатить инет, а то опять отключат.
Она встала напротив.
— Скажи, кто такая Василиса Ю.?
Он вздрогнул.
— Что?
— Ну, ты же не дурак. Деньги ей переводишь регулярно. Только не говори, что она стоматолог, ладно?
Он замолчал. Потом выдавил:
— Ты что, следишь за мной?
— Нет. Я просто смотрю, куда уходят мои деньги. Потому что это теперь мои деньги, Серёж. Всё. До последней копейки. Ты хотел быть бизнесменом — поздравляю, ты уже зарабатываешь. Только не себе.
Он положил лопатку. Подошёл ближе.
— Ты драматизируешь. Это просто партнёр. Мы обсуждаем идеи. Она — маркетолог. У неё опыт.
Ольга смотрела ему в глаза.
— Ты её трахаешь?
Он отвёл взгляд.
— Это не твоё дело.
— Ты прав. Не моё. Потому что это — не наш брак. Это — моя ипотека. Мои смены. Мои таблетки от головной боли. А ты — просто симпатичный квартирант с доступом к холодильнику.
Он открыл рот, но она подняла руку.
— У тебя неделя. Или ты убираешься, или я вызываю участкового и выставляю тебя как незаконного жильца. Я не шучу, Сергей. Всё, что между нами было — закончилось. Вместе с твоими «прототипами».
***
В квартире было тихо. Даже слишком. Ольга заваривала чай, когда в дверь позвонили. Резкий, настойчивый звонок. Не соседка с пирогом. Не доставка.
Она уже знала, кто там. Подошла, глядя в глазок.
— Открывай. Это я, Сергей.
Открыла. Он стоял с сумкой через плечо и каким-то покаянным взглядом. Как подросток, забывший ключи.
— Можно войти?
— Ты не в тюрьме. Но и не дома. Определись.
Он вошёл, прошёл на кухню, сел.
— Я… подумал. Погорячился. Ты тоже.
— Нет, Сергей. Я не горячилась. Я наконец остыла.
Он сглотнул.
— Василиса — да, я с ней спал. Но это неважно. Я… она не значит для меня ничего. Мы просто… я запутался. Я сейчас весь в идеях, в проекте, и ты стала… ну… не рядом. Не слышишь меня.
Она молча достала из шкафчика чашку, поставила перед ним.
— Я тебя не слышу? Ты пытался что-то сказать, кроме «оплати инет»?
Он развёл руками.
— Ты постоянно уставшая. Вечно в больнице. Я не знаю, как к тебе подойти. Я чувствовал себя лишним. Вот и…
— Вот и переспал с «маркетологом». За мои деньги.
Он побледнел.
— Знаешь, в чём проблема? — сказала она, подходя ближе. — Ты не дурак. И даже не слабый. Ты просто уверен, что всё сойдёт с рук. Потому что раньше сходило.
Она взяла чашку, метнула в раковину — звон, осколки. Он дёрнулся.
— Это не истерика. Это демонстрация. Понимаешь? Это как в медицине — показать, где болит, чтобы дошло до диагноза.
Он встал.
— Я… я не хотел тебя терять, Оль.
— Ты меня и не имел. Ты жил за мой счёт. Пользовался моими руками, моим временем, моей головой. Всё. Театр окончен. Иди.
Он молча собрал сумку. На выходе остановился:
— Я всё равно люблю тебя, Оль. По-своему…
— Ты и макароны по-своему варишь — сырые. До свидания.
*
Прошло два дня. И вот снова звонок. На этот раз не звенел — бился в дверь. Мощно, с напором.
— Ольга! Это я! Валентина Петровна! Открой!
Ольга поморщилась. Открыла. Свекровь ворвалась, будто дом ей принадлежал. В пальто, в очках, с лицом прокурора.
— Ты что устроила, девочка?! Мой сын ночует у друга, как бомж! Это что за поведение?! Он тебя любил! Ты — его жена!
— Была. И хватит кричать, соседи не глухие.
— Ты его довела! Он сидит, как убитый! Ты с ним так, будто он враг тебе!
— Он мне не враг. Он просто мне больше не нужен.
Та всплеснула руками.
— Ты сама ничего бы не добилась! Он был с тобой в самые трудные годы! Кто тебе квартиру делал? Кто обои клеил?!
— Я клеила, Валентина Петровна. Он фотографировал. А потом говорил, что «вдохновляет».
Женщина опешила.
Ольга подошла ближе.
— Вы хотите знать правду? Он изменял. За мои деньги. Он сидел у меня на шее. Он вас слушал, когда вы говорили, что жена должна терпеть. Терпите теперь сами. Забирайте его обратно. Кормите, гладьте. Он взрослый мальчик. Пусть идёт к мамочке.
Свекровь молчала.
— На выход, — спокойно сказала Ольга. — Я не обязана объясняться. А вы — не прокуратура. Идите. А лучше бегите. Пока я не рассказала, как вы просили взять в кредит на вас микроволновку «по старости».
Валентина Петровна покраснела. Резко развернулась и ушла.
Ольга осталась одна. В комнате было пусто. Тихо. Впервые — по-настоящему тихо. Без чужих голосов. Без вины. Без липкой лжи.
Она села на пол, обняв колени. И вдруг заплакала. Не потому что жалко. А потому что можно.
