Елена держала в руках обломки крыльев. Три месяца Артем клеил эту модель — «Мессершмитт», подарок на двенадцатилетие. Каждый вечер после уроков сидел с лупой, подбирал детальки по номерам. Объяснял маме устройство шасси и жаловался, что инструкция на английском.
А теперь самолет лежал на полу в его комнате, словно упавший на землю.
— Макс сломал, — прошептал Артем, не поднимая глаз. — Но ты папе не говори, ладно?
Елена присела рядом. Сын сидел на кровати, обхватив коленки руками. Плечи мелко дрожали.
— Почему не говорить?
— Просто не надо. Он же не специально.
Но голос Артема дрожал не от обиды — от страха. И тогда Елена впервые подумала: а что, если это не первый раз?
За ужином она решила разузнать аккуратно.
— Артем расстроился из-за модели. Там столько работы было…
Максим поднял голову от тарелки. Семнадцать лет, но лицо еще мальчишеское, только глаза холодные.
— Да, я виноват. Зашел к нему, хотел посмотреть, как продвигается. Неловко повернулся — и задел локтем. Извини, Темыч.
Отец одобрительно кивнул:
— Вот молодец, что признался. Правильно воспитываем.
Максим улыбнулся — ангельски, как в детстве, когда просил прощения за разбитую вазу или двойку по физкультуре. Только теперь Елена смотрела не на старшего сына, а на младшего. Артем сидел, втянув голову в плечи. Руки тряслись, когда он поднес ложку ко рту.
— Ничего страшного, — добавил Максим и потрепал брата по затылку. — Купим новую модель.
Артем вздрогнул, словно от удара.
Той же ночью Елена не спала. Лежала и слушала звуки дома. Скрип половиц — кто-то ходит по коридору. Шепот за стеной.
Она тихонько приоткрыла дверь спальни. Максим стоял у двери Артема, наклонившись к замочной скважине:
— Если еще раз нажалуешься маме, будет хуже. Понял?
Из-за двери — тихое всхлипывание.
— Понял?
— Да…
— Умница.
Максим выпрямился, обернулся — и встретился глазами с матерью. Секунду смотрел на нее спокойно, почти дружелюбно. Потом улыбнулся той же ангельской улыбкой и прошел к себе.
Елена так и стояла в дверном проеме, пока не услышала, как заперся замок в комнате старшего сына.
Начала наблюдать. Не шпионить — просто быть внимательнее.
Артем перестал рисовать. Раньше каждый день приносил из школы новую картинку — космические корабли, драконов, автомобили. Теперь альбом лежал нетронутый.
— Надоело, — объяснил сын, когда она спросила.
А через неделю Елена нашла в мусорном ведре обрывки рисунков. Узнала стиль Артема — вот хвост дракона, вот колесо от машины. Все порвано аккуратно, на мелкие кусочки.
Друзья тоже перестали приходить. Раньше каждые выходные дом наполнялся детскими голосами — играли в настольные игры, смотрели мультики. Теперь Артем отказывался от всех приглашений:
— Мне некогда. Уроки.
— Какие уроки? Суббота же.
— Много задали.
Но за уроками она его не заставала. Сидел на подоконнике и смотрел в окно. Или лежал на кровати, уткнувшись в подушку.
Елена решила поговорить с мужем. Выбрала момент, когда Максим был на дополнительных занятиях по математике — готовился к поступлению.
— Игорь, мне кажется, что-то не так между мальчишками.
Муж не оторвался от телевизора:
— В смысле?
— Артем изменился. Стал замкнутый, нервный. А после истории с моделью…
— Лен, ну что ты драму разводишь? Обычные братские отношения. Я с Вовкой в детстве дрались каждый день — и ничего, выросли нормальными людьми.
— Они не дерутся. Там что-то другое.
Игорь наконец посмотрел на жену:
— Максим готовится к поступлению, нервничает. У него колоссальный стресс. А ты из-за какой-то модели…
— Дело не в модели.
— А в чем? В том, что старший сын случайно что-то сломал и честно в этом признался? Лена, ты сама слышала — он извинился.
— Ты видел, как Артем испугался, когда Максим его по голове потрепал?
— Не видел. И ты не видела. Ты себе что-то надумала.
Разговор закончился ничем. Хуже — Игорь теперь смотрел на жену подозрительно, словно она сошла с ума.
Следующим вечером Елена решила поговорить с Максимом напрямую. Дождалась, когда младший заснет, и зашла к старшему.
— Можно?
Максим сидел за письменным столом, решал задачи по физике. Обернулся с готовностью помочь:
— Конечно, мам. Что-то случилось?
— Хотела поговорить про Артема.
Лицо сына стало внимательным, участливым:
— А что с ним? Я тоже заметил, что он какой-то грустный в последнее время.
— Мне кажется, он тебя боится.
Максим удивленно приподнял брови:
— Меня? За что?
— Не знаю. Вот и спрашиваю.
Секунду он молчал, словно размышляя. Потом вздохнул:
— Мам, я понимаю, откуда это. Из-за модели, да? Я действительно виноват. Может, слишком резко отреагировал, когда она сломалась. Накричал на него… У меня такой стресс сейчас, поступление, олимпиады. Иногда срываюсь.
— На Артема срываешься?
— Ну… Иногда. Когда он мешает заниматься, музыку включает громко или с друзьями шумит. Я, наверное, бываю резким. Но он же знает, что я его люблю.
Голос искренний, глаза честные. Если бы не тот ночной шепот у двери, Елена бы поверила.
— Постарайся быть мягче с ним.
— Конечно, мам. Я понимаю, что он маленький еще. Буду аккуратнее.
Максим встал, обнял мать. Крепко, по-сыновьи. Пах шампунем и школьными учебниками.
— Спасибо, что сказала. Я сам не замечал, что так на него влияю.
На следующий день Артем пришел из школы с синяком под левым глазом.
— Что случилось?
— Упал на физкультуре. Через козла прыгали, я неудачно приземлился.
Но синяк был не от падения — Елена это понимала. Слишком четкий отпечаток, словно от удара.
Вечером, когда Максим делал уроки, она зашла к Артему:
— Покажи, где ушибся.
Сын послушно подставил лицо. Синяк расползался от скулы к виску.
— Больно?
— Не очень.
— Артем… Ты можешь мне рассказать, что на самом деле произошло?
Мальчик замер. Потом быстро покачал головой:
— Я же сказал. Упал на физкультуре.
— Сынок, если кто-то тебя обижает…
— Никто не обижает.
Но руки у него дрожали. И взгляд метался к двери — проверить, не идет ли кто.
Елена снова попыталась поговорить с мужем. На этот раз он взорвался:
— Лена, хватит! Ты настраиваешь детей друг против друга! Максим — отличник, готовится поступать в лучший технический университет страны, участвует в олимпиадах. А ты из него какого-то монстра лепишь!
В разговор вмешалась свекровь, которая как раз зашла в гости:
— Елена, милая, Максим такой заботливый мальчик. Помню, как в детстве всегда делился игрушками с братом, защищал его во дворе. А Артем… ну ты же знаешь, он всегда был сложным ребенком. Фантазирует много, выдумывает небылицы.
— Какие небылицы?
— Ну помнишь, в шесть лет рассказывал, что в шкафу живет монстр? Или что соседский кот с ним разговаривает? У него богатое воображение.
Елена понимала: против нее объединились все. Даже муж смотрел теперь как на психически больную.
Три недели спустя ее разбудил звонок. Больница.
— Ваш сын Артем поступил к нам с травмой головы. Ничего серьезного, но желательно, чтобы родители приехали.
Она мчалась по ночному городу, не соблюдая скоростной режим. В голове билась одна мысль: «Только бы живой».
В приемном покое врач объяснил:
— Сотрясение мозга легкой степени. Упал с лестницы дома, со слов ребенка. Но есть нюансы…
— Какие нюансы?
Доктор понизил голос:
— Эти травмы не очень похожи на падение с лестницы. Видите? — он показал на рентгеновский снимок. — Ушиб затылка, но при этом царапины на лице. Если падать назад, лицо не пострадает. А если вперед — затылок.
У Елены похолодели руки:
— Что вы хотите сказать?
— Ничего не хочу сказать. Просто будьте внимательнее к ребенку.
В палате Артем лежал бледный, с забинтованной головой. Увидел мать и заплакал — тихо, беззвучно.
— Мама…
— Я здесь, солнышко. Все хорошо.
Она села рядом, взяла его руку. Маленькая, холодная.
— Как ты упал?
— Не помню. Шел по лестнице, а потом… проснулся уже здесь.
— Артем, скажи честно. Максим тебя толкнул?
Сын вздрогнул, огляделся по сторонам:
— Нет! Я сам упал!
— Сынок, я не буду ругаться. Но мне нужно знать правду.
Долгое молчание. Потом Артем прошептал:
— А если скажу… что тогда будет?
— Ничего плохого не будет. Я тебя защищу.
— А папа? А бабушка? Они же не поверят. Скажут, что я вру.
— Я поверю. И этого достаточно.
Еще одна долгая пауза. Артем закрыл глаза:
— Он не толкал. Просто… прижал к перилам. Сказал, что если я еще раз буду жаловаться тебе, то сбросит меня с крыши. А потом отпустил резко, и я… потерял равновесие.
Елена почувствовала, как внутри все обрывается.
— Сколько это продолжается?
— Года два. Может, больше. Сначала просто дразнил, обзывался. Потом начал ломать мои вещи. Говорил, что это случайно, а если я расскажу, никто не поверит. И правда никто не поверил…
— Почему ты молчал?
— Боялся. Он же старший, сильнее. И все его любят. А я… — Артем открыл глаза, посмотрел на мать. — Мам, я правда плохой сын?
— Что?
— Максим говорит, что я приемный. Что меня подкинули, потому что от меня одни проблемы. И что если я не буду слушаться, то вы меня в детдом отдадите.
Елена обняла сына, прижала к себе. Он был таким маленьким, таким беззащитным.
— Ты мой родной сын. Мой любимый мальчик. И никто никогда тебя не обидит.
— Даже Максим?
— Особенно Максим.
Дома Елена включила диктофон на телефоне и попросила Артема повторить все, что он рассказал в больнице. Голос дрожал, но он говорил.
Когда запись закончилась, Елена поцеловала сына в лоб:
— Теперь все изменится.
Она дождалась вечера. Максим вернулся с дополнительных занятий, Игорь — с работы. Семья собралась за ужином — такая обычная, благополучная.
— Игорь, нам нужно поговорить. Всем вместе.
— О чем?
Елена достала телефон, нажала «воспроизвести». Из динамика полился детский голос:
«Он не толкал. Просто… прижал к перилам…»
Максим побледнел. Игорь слушал с открытым ртом.
Запись длилась пятнадцать минут. Когда она закончилась, в кухне стояла тишина.
— Это… это неправда, — пробормотал Максим. — Он все выдумал.
— Выдумал синяки? Выдумал сотрясение мозга?
Игорь медленно повернулся к старшему сыну:
— Максим…
— Пап, не верь! Он всегда был странным, ты же знаешь. Ревнует, что мне больше внимания…
— А модель? Ты действительно ее сломал «случайно»?
Максим замолчал.
— А рисунки? Тоже случайно порвал?
— Я… я не хотел ему зла. Просто иногда так злился… На учебу, на поступление, на то, что все от меня ждут только отличных оценок…
— И ты вымещал злость на младшем брате?
— Не специально! Просто он всегда рядом крутился, мешал заниматься…
— Угрожал сбросить с крыши — тоже не специально?
Максим опустил голову.
На следующий день Максима записали к психологу. Семейный терапевт объяснила:
— Синдром «золотого ребенка». Когда на старшего возлагают слишком большие ожидания, он начинает срываться на более слабых. Младший брат становится козлом отпущения.
— Что теперь делать?
— Работать. Долго и сложно. И не факт, что отношения между братьями восстановятся.
Прошло полгода. Максим ходил к психологу, учился контролировать агрессию. Артем тоже проходил терапию — восстанавливал самооценку, учился не бояться.
Семья не стала счастливее. Теперь все знали правду, и это знание лежало между ними тяжелым грузом. За обеденным столом царила напряженная тишина. Максим избегал смотреть на младшего брата. Игорь чувствовал себя виноватым за то, что не заметил проблему раньше.
Но Артем спал спокойно. Впервые за два года он засыпал без страха, что ночью кто-то войдет в его комнату. Начал снова рисовать — осторожно, но каждый день. Привел домой друга из класса.
А Елена поняла: иногда любовь означает не сохранить иллюзию идеальной семьи, а разрушить ее, чтобы спасти того, кого ты любишь по-настоящему.
На холодильнике висел новый рисунок Артема — самолет в небе. Не сломанный. Летящий.
