— Может, хватит тратить деньги на твою сестру? У тебя вообще-то семья есть, — Марина резко захлопнула крышку ноутбука и откинулась на стул, скрестив руки на груди. Пальцы с обкусанными ногтями судорожно сцепились, и голос прозвучал громче, чем она рассчитывала.
На кухне было жарко. Утюг пыхтел на гладильной доске, маленький Кирилл сидел на полу и строил из конструктора что-то подозрительно напоминающее клетку для папы. В воздухе пахло жареными котлетами, уставшей весной и грядущей бурей.
— Не начинай, Марин, — Игорь даже не повернулся. Продолжал ковыряться в ящике с инструментами, выуживая оттуда шуруповёрт. — Она просто попросила немного. Совсем чуть-чуть. Ей сейчас сложно.
— «Немного» — это шесть тысяч, Игорь! — Марина вскочила. — Ты мне говорил, что у нас нет на новые ботинки Кириллу. У тебя, оказывается, на сестру вечно есть. Даже когда у нас дырка в бюджете размером с твою маму!
— Ну ты зачем сюда родителей приплела? — вздохнул Игорь. — Как будто они тебе чем-то поперёк горла.
— Да потому что они, как попугайчики, твердят одно и то же: «Надо помогать сестре, она одна, у неё бизнес». Да у неё не бизнес, а цирк с огоньком! Алёна — взрослая баба, Игорь! Сорок лет, между прочим! Пора уже как-то… ну, не знаю, не висеть у брата на шее, как вшивое пальто.
Он сел, облокотился локтями на стол и тяжело посмотрел на жену. У Игоря были добрые, уставшие глаза и редкая, уже почти седая щетина. Он за последний год сгорбился — не старостью, а этой вечной усталостью, что приходит, когда между работой, дорогой и деньгами нет времени пожить.
— Ты не понимаешь, — мягко сказал он. — У неё реально сложная ситуация. Этот проект с кофейней…
— Кофейней?! — перебила Марина. — В деревне на тридцать человек? У неё были: интернет-магазин, прокат костюмов, студия для йоги, доставка еды. Помнишь, как ты продал свой старый «Форд»? Чтобы помочь ей с её «пекарней с душой»?
Игорь пожал плечами. На это он уже даже не спорил. У него было то терпение, которым, как считала Марина, можно было заполнять ямы на их дороге к дому.
— Я просто не хочу, чтобы ты обижалась. Это моя сестра. Мне её жалко. Я знаю, ты думаешь, что она безответственная…
— Я знаю, Игорь, что она безответственная. И, между прочим, я — твоя жена. У нас пятилетний ребёнок, квартира в ипотеке, стиралка на ладан дышит, и я, прости, не нанималась быть дойной коровой для твоей семьи. Вот ты когда-нибудь думал, как часто ты мне говоришь «нет»?
Игорь молчал.
— А сестре — всегда «да». Всегда. Без колебаний. Без разговоров. Как будто у неё жизнь важнее. Как будто её проблемы страшнее. Как будто я — не семья, а временное неудобство.
Он поднялся. Слова укололи. Не больно, но цепко.
— Так ты хочешь сказать, что я плохой муж? — голос был тихим, но в нём проступила та глухая злость, которая обычно проявляется перед тем, как хлопают дверями.
— Я хочу сказать, — Марина подошла ближе, — что ты, возможно, очень хороший брат. Но очень плохой партнёр. Потому что мы с тобой — не сектанты, которые приносят деньги на алтарь бездумно. Мы семья. И если ты не обсуждаешь со мной расходы, особенно крупные, то это уже не семья. Это один мужик, который помогает своей сестре. И одна женщина, которая по вечерам гладит рубашки и молчит.
Кирилл, почувствовав атмосферу, поднял голову.
— Мам, пап, вы ругаетесь?
Марина быстро присела рядом, сгладила выражение лица, поцеловала сына в лоб.
— Нет, малыш. Просто взрослые обсуждают сложные вещи. Всё хорошо.
— Только не кричите. А то я думал, вы опять поедете к бабушке, как в прошлый раз.
Она на мгновение прикусила губу. Последняя «вылазка» в гости к её родителям затянулась на неделю. Игорь не звонил. Не писал. А когда она вернулась, он только сказал: «Ну, ты как, отдохнула от сестры моей?»
И с тех пор — как по льду.
Марина встала. Сердце стучало так, будто кто-то барабанил изнутри. Дышать было тяжело. А главное — одиноко.
— Слушай, — сказала она тише, — я правда не хочу ссор. Но у нас нет запаса. Ни денег, ни нервов. Мы держимся на честном слове и Кирилле. Не растяни только и это.
Игорь ничего не ответил. Только смотрел в окно, где мокрый асфальт отражал желтые фонари и чужие окна с чьей-то уютной, но точно не их жизнью.
Телефон пискнул. Он достал его из кармана.
«Привет, братишка. Извини, но опять нужно немного. Совсем чуть-чуть. Срочно. Верну в следующем месяце, обещаю! ❤️»
Марина видела, как на его лице пробежала тень. Не страха, нет — привычки. Привычки быть для кого-то «спасателем». И привычки не быть услышанным дома.
— Ну вот, — тихо сказала она, не дожидаясь. — Началось.
Он посмотрел на неё. Потом на телефон. Потом — снова в окно.
— Это в последний раз, — выдохнул он.
Марина засмеялась. Глухо. Без радости. Как смеются женщины, которым пообещали одно и то же в пятый раз подряд.
— Последний, да? Как у алкоголиков — «ещё рюмка и всё». Ты точно хочешь потерять семью, Игорь? Или тебе сначала нужна справка от нотариуса, что твоя сестра — важнее нас?
Он ничего не ответил. Только отвернулся.
А в доме, пока гудел холодильник и играл мультик, стало холодно. Как бывает после слов, которые уже не заберёшь обратно.
Марина хлопнула дверью, не разбирая — громко ли. На улице хлестал весенний дождь, тот самый, что всегда приходит внезапно, с остервенением, будто у него в прошлом была тяжелая травма. Шлёпая по лужам, она злилась. Не на погоду, не на мокрые кеды, а на то, как ей снова пришлось уйти — не из дома, а от дома. От усталости. От глупости. От безразличия, которое уже не пряталось за фразой «ну ты же понимаешь, это же Алёна».
Светлана встретила её на пороге своего офиса с чашкой чая и быстрым кивком:
— Опять твоя драма в двух актах? Заходи. Ты мокрая, как студент на первой стипендии.
— Ты-то откуда знаешь, как выглядит студент на стипендии? — Марина попыталась усмехнуться, но лицо тянуло к земле, как будто к нему прикрепили гири.
— У меня был опыт. И чай. И плед. И подруга, которая, похоже, снова готова написать заявление на развод, но пока стесняется вслух.
Марина села на старенький диван в углу офиса, закутавшись в клетчатое, пахнущее кофе и мятой одеяло.
— Я не знаю, Свет. Я не знаю, зачем всё это. Я работаю как лошадь, экономлю на себе, пытаюсь держать в порядке дом, ребёнка, даже их сраные отношения с родителями — и всё ради чего? Ради того, чтобы его сестра покупала новый айфон?
Светлана присела рядом.
— Алёна опять что-то выкинула?
— Не поверишь, — Марина вытащила из сумки коробку с детским планшетом. — Вот. Подарочек Кириллу от «любимой тёти». По её словам, «на деньги, которые она вернула Игорю». Красивая легенда, да?
Светлана прищурилась.
— У тебя в глазах прямо сейчас можно яичницу жарить. Ты в курсе?
— Я готова жарить не только яичницу. У меня руки чешутся.
— А Игорь?
— Что Игорь? Он промямлил что-то про «ну, она обещала» и снова ушёл в свою пещеру. Закрылся, будто мы в психотерапевтическом сеансе, и я — триггер его внутренней тревоги.
Светлана пожала плечами:
— Я тебя люблю, подруга, но ты давно должна была сделать один простой шаг: жёстко отрезать. Поставить ультиматум.
— Я не хочу быть той бабой, которая запрещает брату помогать сестре.
— А ты хочешь быть той бабой, у которой муж врет, а сестра мужа покупает подарки из твоих денег?
Марина не ответила. Только закрыла глаза.
В это же время, дома, Игорь сидел напротив Алёны. Она ввалилась без звонка, с улыбкой, громкой, как концерт на площади, и ногтями, которые явно стоили половины его зарплаты.
— Ну не дуйся, брат. Это же ради племянника! Ты бы видел, как он обрадовался. Ну ты чего такой серый?
— А ты не думала, что твоя доброта — это гвоздь в крышку моего брака?
Алёна моргнула.
— Ой, не драматизируй. Всё будет нормально. Марина просто вспыльчивая. Прошло и забудется.
— Не забудется, — отрезал он. — Она ушла. Ушла из-за тебя, понимаешь?
Алёна сделала паузу. Не потому что поняла. А потому что оценивала масштаб угрозы.
— Ты серьёзно?
— Ты всегда думала, что можешь чуть-чуть одолжить, чуть-чуть попросить, чуть-чуть влезть — и ничего не произойдёт. А оно происходит. Каждый раз.
— Ну извини, — фыркнула она. — Я не знала, что ваш брак такой хрупкий, что один планшет может его разрушить.
— А ты не знала, что жить на чужие деньги — это не бизнес, а паразитизм?
— Ты меня назвал паразитом? — Алёна вскочила. — После всего, что я для тебя сделала?!
— Что? Что ты сделала? — Игорь поднялся. Говорил громко, почти не узнавая свой голос. — Села мне на шею и устроила кресло-качалку? Я тебя не бросал, когда ты пролетела со своей «гламурной» редакцией. Когда тебя кинули с прокатом платьев. Когда ты всадила сто тысяч в какой-то «бьюти-стартап» с девчонкой, которая теперь в Таиланде, а ты осталась с долгами! Я каждый раз тебя вытаскивал, и каждый раз слышал «вот последний раз». Только, похоже, для тебя слово «последний» — это как татуировка: на память, но ненадолго.
Алёна побледнела. Ее голос стал тонким, почти детским:
— Я просто не хотела быть одна. Мне казалось, что… ты поймёшь. Что семья — это навсегда. Что ты всегда меня вытащишь.
— А ты не подумала, что, может, я сам в болоте? И что, спасая тебя, я тонул всё глубже?
Алёна села. Молча. Впервые за долгое время.
— Я… верну, — прошептала она.
— Это уже не важно. — Игорь подошёл к двери. — Уходи, Алёна. Мне нужно подумать, как собрать по кускам свою семью. Или хотя бы — остатки.
Марина вернулась вечером. Без звонка. Кирилл уже спал, а в коридоре валялась коробка из-под планшета. На столе — пустая кружка и записка:
«Я поговорил с ней. Ушла. Я не знаю, хватит ли этого. Но ты — мой дом. Если ещё не поздно.
— Игорь»
Марина подошла к спальне. Он сидел на кровати, голова в руках.
— Ты знаешь, что я устала? — тихо сказала она.
Он кивнул.
— И что мне больно?
— Да.
— И что твоя сестра… не повод разрушать то, что мы с тобой строим семь лет?
Он не поднял глаз.
— Я не разрушал. Я просто… не выбирал. Я думал, можно всех спасти.
Марина присела рядом. Взяла его за руку.
— А теперь выбирай. Или семья. Или постоянные «её нужно понять». Я больше не вытяну.
Он посмотрел на неё. Глаза уставшие. Но в них мелькнуло что-то живое. Может, страх. А может, шанс.
— Я выбрал, — сказал он. — Только теперь не знаю, простишь ли ты меня.
Марина вздохнула. Устало. Тихо. Но с каким-то долгим облегчением.
— Узнаем. Завтра. Когда я проснусь и не найду у тебя в телефоне ещё одно «немного, срочно, обещаю».
Но завтра всё оказалось не так просто.
В дверь позвонили.
На пороге стояла Валентина Петровна. С перекошенным от праведного гнева лицом.
— Ты выгнала Алёну? — она посмотрела на Марину, как на недожаренную котлету. — А ну-ка, давай-ка поговорим, деточка. По-взрослому.
И тут Марина поняла — настоящая буря только начинается.
— Ты её выгнала? — голос Валентины Петровны был таким, что у Марины невольно задрожали пальцы. — Ты! Та, которая ещё вчера стелила под себя мужика, а сегодня диктует ему, кому помогать, а кому нет?
— Валентина Петровна… — начала Марина, медленно втягивая в себя гнев и стараясь, чтобы голос не дрожал. — Во-первых, никто её не выгонял. Во-вторых, это мой дом. Мой и Игоря. И, в-третьих, если вы сюда пришли вывалить на меня семейную вину, то сэкономьте себе нервы и мне утро.
— О, утро у неё, видишь ли! — всплеснула руками свекровь, проходя в квартиру как хозяйка. — А то, что вы оставили девочку одну, без поддержки, без семьи — это ничего, да? Деньги, видите ли, её испортили! Не твоё это дело, кому Игорь помогает! Он — брат!
— А он, извините, не муж? — Марина чуть прищурилась, встав прямо перед матерью мужа. — Или, по-вашему, мужчина должен содержать сестру, а с женой только делить счета за ЖКХ?
Из кухни выглянул Игорь. Молча. Смотрел так, будто сейчас взорвётся. Валентина Петровна тут же переключилась на него:
— Ты молчишь? Вот так? Она тебя ведёт, как овцу, за верёвочку, и ты молчишь?
— Мама… — он медленно подошёл ближе. — Хватит. Это не разговор. Не здесь. Не в таком тоне.
— А в каком? В том, где ты сидишь, прижав хвост, и боишься пикнуть против своей жены? Она же тобой вертит! А Алёна…
— Алёна — взрослая женщина, — перебил Игорь. — С тридцатью годами на шее, с багажом провалов и кредитов. Она не ребёнок. И если ей нужно, пусть просит — но у всех. А не только у меня. У неё есть ты, кстати. Ты что-нибудь ей даёшь?
Мать замолчала.
Марина развернулась, пошла на кухню. Не потому, что не хотела слушать, а потому, что чувствовала: если останется, скажет что-то такое, после чего назад дороги уже не будет. Шум воды в кране был как спасение.
Через минуту к ней подошёл Игорь.
— Я ей сказал. Что дальше вмешиваться не дам.
— А она?
— Ушла. Сказала, что «не узнаёт меня».
Марина усмехнулась. Грустно.
— А ты узнаёшь себя?
Он пожал плечами. Взял кружку, налил воды. Пил, как человек, которого только что откачали.
— Я думал, что могу быть и братом, и мужем, и хорошим сыном. А оказалось, что в этом треугольнике кто-то обязательно страдает.
— Вот именно. — Марина подошла ближе. — Ты пытаешься быть всем для всех. А мне… мне в этом не осталось места. Я чувствую себя чужой. Я сижу, как бухгалтер, считаю, как растянуть продукты на неделю, чтобы хоть немного откладывать на отпуск, а ты в это время отдаёшь деньги на дизайнерские подарки от «тёти Алёны». Это не обиды. Это усталость. До тошноты.
Он закрыл глаза. Молча.
— Ты не знаешь, каково это — чувствовать, что в приоритетах ты после всех, — добавила она. — Даже после её собак.
Через два дня в дверь позвонили.
Алёна.
Без косметики. В старой куртке. В руке — файлик с бумагами.
— Я не за деньгами, — сказала она с порога. — Я пришла кое-что вернуть.
Марина опешила. Игорь вышел из комнаты.
Алёна протянула файл брату:
— Это справки. По долгу. Счёт, сколько я тебе должна. Включая последний подарок. Я поговорила с Виктором, он сказал, можно это оформить юридически. С распиской. Я буду возвращать, по частям. Раз в месяц.
Марина вжалась в дверной косяк.
— Ты… — Игорь медленно взял бумаги. — Ты это серьёзно?
— Ага. — Алёна кивнула. — Смешно, да? Но мне надоело, что меня жалеют. Я не хочу, чтобы из-за меня кто-то рушил семью. Тем более — такую.
— Такую? — Марина приподняла бровь.
— Сложную, нервную, но настоящую, — Алёна посмотрела на неё. — Прости. За всё. Не сразу дошло. Но дошло. Иногда нужно остаться одной, чтобы услышать, как ты на самом деле звучишь внутри.
Прошёл месяц.
Марина и Игорь съездили в Ярославль на выходные. Ночевали в мини-отеле, ели пиццу в маленьком кафе, обсуждали, в шутку, переезд на дачу и новый холодильник.
Светлана усмехалась:
— Ну ничего себе, вас укачало семейным счастьем?
— Не счастьем. Балансом, — ответила Марина. — Просто теперь мы разговариваем. Перед тем, как тратить. И перед тем, как злиться.
Через три месяца, летом, Виктор и Алёна устроили презентацию новой рубрики в газете. Алёна теперь вела колонку «Как не потратить чужую жизнь на свои ошибки». Иронично, но метко. В уголке сидела Валентина Петровна и ковыряла пирожное, как будто его вкус напрямую зависел от одобрения Марины.
— Смотри, — Игорь наклонился к Марине. — Алёна.
Она стояла с Виктором. Смеялась. Без напряжения, без надрыва.
— Ну хоть одна поняла, что если хочешь в чьей-то жизни остаться, надо сначала научиться в ней не разрушать.
— Ты тоже понял, — Марина обернулась к мужу. — Это главное.
Он взял её за руку. Молча. Пальцы немного дрожали.
Прошёл год.
Игорь вёл машину. Кирилл сзади пел какую-то глупую песню. Марина смотрела в окно. Всё шло нормально. Почти мирно.
— Ты знаешь, — сказал он вдруг. — Если бы ты тогда ушла — совсем, я бы не справился.
— Я знаю, — ответила она. — Но я тоже не справлялась. Просто хотела, чтобы ты это заметил.
Он кивнул. Долго молчал.
— Спасибо, что осталась.
Она посмотрела на него.
— Спасибо, что понял.
Они ехали в отпуск.
И это был первый отпуск, где никто не просил денег. И не нарушал тишину.
А в телефоне Марины был новый контакт под названием:
Алёна. Версия 2.0. Не трогать. Работает.
