— Семён — это мой сын! И никто не посмеет разлучить нас! — Инна ещё крепче прижала к себе напуганного восьмилетнего мальчугана, вглядываясь в надменный и холодный взгляд сестры.
Римма небрежно усмехнулась, поправляя ремешок дорогой дизайнерской сумочки:
— Твой? Он мой племянник, Инночка. А я, между прочим, его родная тётя и единственная официальная наследница нашей покойной сестрицы Лейлы.
Прямо за спиной Риммы маячила до боли знакомая фигура. Евгений — тот самый Евгений, который три года назад сбежал от Инны прямо перед подачей заявления, заявив тогда, что «не намерен начинать семейную жизнь с чужим ребёнком».
— Мама Инна, мне очень страшно… — прошептал Семён, уткнувшись лицом ей в плечо.
Сердце Инны сжалось от боли. Да, она не вынашивала этого мальчика. Но разве можно измерить истинное материнство только кровными связями? Разве те долгие бессонные ночи, когда Семён сильно болел, когда она часами читала ему книги, помогала с уроками, целовала его разбитые коленки, — разве всё это не имеет никакого значения?
А ведь всё начиналось совершенно иначе…
Четыре года назад сестра Лейла трагически погибла в дорожной аварии. Маленький Семён остался совершенно один — своего отца он не знал, а в графе «отец» в свидетельстве стоял лишь прочерк. Римма в тот период проживала в Канаде с мужем-миллионером и наотрез отказалась брать племянника.
«У меня своя, сложившаяся жизнь, Инночка, — говорила она по телефону. — А ты всё равно одна, тебе, наверное, скучно. Забери племянника к себе, займись его воспитанием».
И Инна согласилась. Без тени сомнения, всем своим добрым сердцем. Она быстро оформила опекунство, перевела Семёна в свою школу, где сама работала учителем литературы. Мальчик был сильно травмирован, замкнут и долго не мог поверить, что его действительно больше не бросят.
— Теперь ты мой любимый сынок, — шептала Инна, укладывая его в кровать. — И я тебя никогда, слышишь, никогда не оставлю.
Поначалу Евгений относился к ребёнку вполне терпимо. Но когда они заговорили о свадьбе, он моментально показал свою истинную сущность:
— Я не собираюсь тратить свои деньги на содержание чужого пацана! Выбирай — либо он, либо я.
Инна без раздумий выбрала Семёна. И ни разу с тех пор не пожалела о своём решении.
А теперь вот… Римма вернулась. Она развелась с канадцем, получила очень солидное отступное и вдруг внезапно «вспомнила» о своём племяннике.
— Понимаешь, Инночка, — вкрадчиво говорила она, расположившись на Инниной кухне с чашечкой кофе, — я сильно изменилась. Я созрела для настоящего материнства. Я хочу предоставить Семёнушке всё самое лучшее, что есть в мире — частное обучение, путешествия, дорогие репетиторы по языкам…
— У него есть всё самое необходимое, — твёрдо ответила Инна. — Любовь, постоянная забота, стабильность.
— А деньги? — Римма наклонилась ближе. — Ты ведь не в курсе о наследстве Лейлы?
Инна растерянно моргнула. Какое наследство? Лейла работала обычным продавцом, жила в арендованной квартире…
— Ты не знаешь? — Римма самодовольно улыбнулась. — Наша бабушка Евдокия перед самой смертью внезапно изменила своё завещание. Она оставила свою шикарную квартиру в престижном районе не нам, а детям Лейлы. И теперь Семён — её единственный полноправный наследник.
Мир вокруг Инны пошатнулся. Вот, значит, в чём дело! У сестры проснулись не материнские инстинкты, а самая банальная жадность.
— Но я являюсь его официальным опекуном…
— Пока являешься. — Римма встала, неторопливо разглаживая юбку. — Евгений теперь работает в очень хорошей юридической фирме. Он поможет мне быстро оформить все бумаги. А ты… ты ведь добрая, правда, Инночка? Ты же не станешь препятствовать счастью ребёнка?
Юридическая борьба началась мгновенно.
Евгений, как оказалось, действительно стал юристом. Правда, не слишком успешным — иначе зачем бы ему понадобилось отвоевывать Риммино наследство? Он подал иск о лишении Инны опекунских прав, ссылаясь на «нестабильное материальное положение» и «отсутствие мужского авторитета в семье».
— Мерзавец, — шипела соседка Татьяна Петровна, которая обожала Семёна. — Четыре года мальчик прожил с тобой, расцвёл, как цветок, а теперь эти хищники притащились!
Инна металась по городу, как загнанный зверь. Семён всё чаще просыпался по ночам в слезах — в школе уже пошли нехорошие слухи, дети стали дразнить его «подкидышем». От сильного стресса мальчик начал сильно заикаться.
— Мамочка, меня правда заберут? — спрашивал он дрожащим голосом. — Я не хочу к тёте Римме. Она мне кажется злой.
— Никто тебя не заберёт, солнышко. — Инна крепко обнимала сына, а сама думала: «А если всё-таки заберут? Если судья поверит Евгению и его доводам о «лучших условиях»?»
Неожиданное спасение пришло с совершенно нежданной стороны.
Пётр Павлович Каменский — очень опытный пожилой адвокат, отец одной из учениц Инны, — узнал о ситуации и немедленно предложил свою профессиональную помощь.
— Инна Петровна, — строго сказал он, — вы сражаетесь не за деньги, а за ребёнка. А это значит, что истина на вашей стороне. Дайте мне всего три дня, и я найду законный способ остановить этих негодяев.
— Но у меня нет средств, чтобы оплатить…
— А кто говорит о плате? — Седовласый адвокат мягко улыбнулся. — Благодаря вам моя дочь полюбила русскую литературу. Считайте это моей личной благодарностью.
Пётр Павлович оказался человеком, который держит своё слово.
Через два дня он пришёл к Инне с объёмной папкой документов и загадочной улыбкой:
— Ваша сестра и её дружок совершили очень серьёзную ошибку. Они подделали справку о доходах Риммы и скрыли от суда информацию о её крупных долгах в Канаде. Но это ещё не самое важное.
— А что же самое главное?
— Главное то, что мне удалось достоверно установить личность отца Семёна.
Инна ахнула:
— Как это возможно? Лейла всегда молчала…
— Ваша сестра была скрытной, но не настолько, как ей казалось. В архивах роддома города сохранились записи медсестры, которая присутствовала при родах. А в старых социальных сетях — фотографии Лейлы того периода. Отцом мальчика оказался Вадим Соколов, её одноклассник. Он погиб в армии, когда Семён был ещё совсем маленьким, но…
— Но что? — Инна затаила дыхание.
— Но у него остались родители. Пожилые пенсионеры, очень порядочные люди. Они много лет искали внука, не зная о его существовании. И они категорически против того, чтобы ребёнка воспитывали корыстные, жадные родственники.
Судебное заседание превратилось в настоящую драму.
Евгений, красивый и самоуверенный, во всех красках расписывал «блестящие перспективы» Семёна под опекой Риммы. Та сидела в новом, безупречном костюме, изображая безутешную тётю.
— Мой клиент готов дать мальчику всё самое лучшее, — вещал Евгений. — Частное образование, полная медицинская страховка, кругосветные путешествия…
— А любовь? — тихо и спокойно спросила судья, женщина средних лет с очень усталыми глазами. — Можете ли вы твёрдо гарантировать этому ребёнку материнскую любовь?
— Разумеется! Римма Петровна…
— Пусть она сама отвечает.
Римма встала, но вместо уверенных слов промямлила что-то невнятное о «родственных чувствах» и «финансовой поддержке».
Тогда поднялся Пётр Павлович Каменский. Седой, с проницательным взглядом, он говорил негромко, но каждое его слово попадало точно в цель:
— Ваша честь, перед нами классическая ситуация, когда меркантильная алчность пытается цинично прикрыться заботой о ребёнке. Истица четыре года не интересовалась племянником и вспомнила о нём лишь после того, как узнала о наследстве.
Он достал из папки фотографии:
— А вот доказательства настоящей, ежедневной материнской любви.
Римма заметно побледнела. Евгений нервно шуршал своими бумагами.
— Но самое главное, — продолжил адвокат, — это личное мнение самого ребёнка.
Семёна ввели в зал. Худенький, с огромными глазами, он дрожал, как осиновый лист. Судья мягко наклонилась к нему:
— Семён, скажи мне, где ты хочешь остаться жить?
Мальчик посмотрел на Римму, на Евгения, потом перевёл взгляд на Инну. И вдруг его личико просветлело:
— С мамой Инной. Она моя настоящая мама. Она читает мне добрые сказки и никогда не бросает меня, когда я болею.
В зале повисла напряжённая тишина. Римма смотрела в пол. Евгений что-то яростно шептал ей на ухо.
— А как ты относишься к тёте Римме? — мягко спросила судья.
— Она хочет забрать меня у мамы, — просто ответил Семён. — Значит, она плохая.
Вердикт был совершенно предсказуем.
Суд полностью отказал в удовлетворении иска. Более того, учитывая попытку подделки официальных документов, в отношении Евгения было инициировано дисциплинарное разбирательство.
Римма пулей выскочила из зала, даже не взглянув на племянника. Евгений бросился за ней — вероятно, чтобы объясниться, почему их «железный» план с треском провалился.
А Инна стояла посреди коридора, крепко-крепко обнимая Семёна, и плакала. От невероятного облегчения, от усталости, от абсолютного счастья…
— Мамочка, ты плачешь? — встревожился мальчик.
— От радости, солнышко. От огромной радости.
Татьяна Петровна, которая, конечно же, пришла поддержать «своих», вытирала глаза платком:
— Ну, слава богу! А то я уж было решила, что справедливости в мире совсем не осталось.
Эпилог наступил спустя полгода.
Семён полностью перестал заикаться, в школе его больше никто не дразнил — наоборот, одноклассники уважали его за стойкость. А ещё у него появились новые бабушка и дедушка — родители того самого Вадима Соколова.
Галина Андреевна и Олег Семёнович оказались чудесными, добрейшими людьми. Они не пытались «переманить» внука, а просто стали любящей частью его большой семьи.
— Спасибо вам огромное, — говорила Галина Андреевна, гладя Семёна по голове. — Спасибо, что подарили ему материнскую любовь, когда мы сами не могли этого сделать.
О Римме и Евгении больше никто не вспоминал. Говорят, они спешно уехали в другой город — искать новые, более простые способы лёгкого заработка.
А Инна… Инна просто продолжала жить. Работала в школе, воспитывала сына, радовалась каждой его, даже самой маленькой, победе. Потому что материнство — это не про гены или наследство. Это про терпение, про любовь и про постоянную готовность отдать всё ради счастья этого ребёнка.
— Мам, а когда я вырасту, я буду обязательно помогать другим детям, у которых нет родителей? — спросил как-то Семён.
— Конечно, солнышко, — улыбнулась Инна. — Ты же у меня очень добрый.
И в этих словах заключалась вся главная истина. Доброта всегда порождает доброту. Любовь порождает только любовь. А справедливость всё-таки существует — просто иногда ей требуется немного искренней помощи.
