— Герман, я клянусь, я могу объяснить каждый снимок! — Елена прижимала к груди помятую фотографию, на которой женщина, похожая на неё, якобы обнималась с совершенно незнакомым мужчиной. — Это не я! Присмотрись же!
— Не ты, не ты… — Герман с силой швырнул на паркет ещё один снимок. — А вот это что, по-твоему? А эти сообщения, которые пришли с твоего номера? Двадцать пять лет совместной жизни, Елена! Целая четверть века!
Его голос дрожал от невыносимой боли и жгучего гнева. Мужчина, которого она знала как самого нежного, терпеливого и рассудительного, превратился в чужака с налитыми кровью глазами и сжатыми добела кулаками.
— Герман, родной мой… — она осторожно сделала шаг навстречу, но он отшатнулся от неё, словно от прикосновения к огню.
— Не смей подходить! Ты… ты растоптала и предала всё, что было святым между нами!
А ведь всего лишь вчера утром они, как обычно, пили кофе в своей уютной кухне, и он называл её ласковым «солнышком», целовал в макушку, делая это с той же нежностью, что и все предыдущие годы. Вчера их семья ещё казалась несокрушимой крепостью, способной выдержать любую бурю.
Всё завертелось три месяца назад, когда в агентство недвижимости Германа пришёл новый, очень перспективный клиент — Роман Игоревич. Представительный мужчина около пятидесяти лет, безупречно одетый в дорогой костюм, с уверенными манерами успешного бизнесмена. Он искал элитную квартиру в престижном районе Одессы.
— Понимаете, Герман Петрович, — говорил он, удобно устраиваясь в кресле напротив, — моя жена… как бы это помягче выразиться… не вполне понимает современные реалии бизнеса. Мне требуется отдельное жильё для конфиденциальных встреч с ключевыми партнёрами, сами понимаете.
Герман прекрасно всё понимал. За долгие двадцать лет работы в сфере недвижимости он насмотрелся на самые разные «деловые встречи». Но клиент заплатил полную сумму, без торга, и внёс всю сумму наличными.
Карина появилась в агентстве совершенно случайно — по крайней мере, так это выглядело в тот момент. Младшая сестра Елены, моложе на четыре года, всегда была более эффектной, смелой и яркой. Если Елена была тихой, скромной библиотекаршей в неброских кофточках, то Карина — менеджером среднего звена с амбициями голливудской звезды.
— Германочка! — защебетала она, влетая в офис на высоченных шпильках. — Елена попросила передать, что ужин сегодня будет поздно, у неё неожиданно затянулось собрание в библиотечном совете.
— Спасибо, Кариночка, — Герман даже не отвлёкся от документов. Свояченица никогда ему особо не нравилась — слишком суетливая, слишком яркий макияж, слишком вызывающие юбки для её сорока восьми лет.
Но Роману она приглянулась мгновенно.
— Представьте меня этой прелестной особе, — попросил он, провожая голодным взглядом удаляющуюся фигуру Карины.
— Это моя свояченица, — сухо ответил Герман. Он не считал себя ханжой, но семья всегда оставалась для него непреложной святыней.
— Замужем? — в глазах Романа зажглись хищные охотничьи огни.
— Разведена.
Герман больше не произнёс ни слова, но этого оказалось достаточно.
Карина стала наведываться в агентство всё чаще. То «Елена просила узнать, когда ты наконец-то освободишься», то «заскочу на минутку, я тут рядом в магазине». И каждый раз, когда Роман оказывался в офисе, на её щеках вспыхивал особый румянец, а голос становился приторно-медовым.
А потом раздался звонок, который изменил всё.
— Герман Петрович, у меня к вам крайне деликатная просьба, — голос Вероники, жены Романа, дрожал от едва сдерживаемых эмоций. — Мы можем встретиться прямо сейчас?
Супруга Романа оказалась полной противоположностью тому образу истеричной дуры, который нарисовал её муж. Это была умная, достойная женщина сорока пяти лет, мать двоих детей, которая просто смертельно устала закрывать глаза на бесконечные похождения супруга.
— Я в курсе про ту квартиру, — без предисловий сообщила она, сидя в кафе напротив Германа. — И я знаю, зачем она ему на самом деле понадобилась. Вопрос только в том, с какой именно женщиной он там встречается.
— Вероника Владимировна, я не могу…
— Можете. И вы обязаны это сделать. Потому что я наняла частного детектива, — она положила на стол толстую, объёмную папку. — И то, что мы обнаружили, касается не только моей семьи.
Фотографии падали на столешницу одна за другой, словно проклятые карты.
— Ваша свояченица очень… изобретательна, — в голосе Вероники звучала скорее усталость, чем откровенная злость. — Знаете, чем она была занята последние две недели?
Герман молчал, чувствуя, как ледяной холод проникает в самое сердце.
— Она подбрасывала моему мужу поддельные фотографии своей сестры. Уверяла его, что Елена — её зовут Елена? — якобы безумно влюблена в него, преследует его, постоянно названивает. Роман, естественно, польщён. А Карина изображает роль «заботливой сестры», которая отчаянно пытается «вразумить» несчастную Елену.
Мир вокруг Германа начал стремительно расплываться.
— Вы понимаете их план? — Вероника аккуратно собирала фотографии обратно в стопку. — Когда об их тайном романе станет известно, все будут уверены, что это Елена закрутила интрижку с женатым мужчиной. А Карина — всего лишь бедная родственница, которая пыталась спасти семейную репутацию.
— Но ради чего…
— А ради того, что Карина знает: Роман никогда со мной не разведётся. Слишком дорого ему это обойдётся по брачному контракту. Но она рассчитывает стать его постоянной, обеспеченной любовницей, а для этого нужно своё жильё. Например, ваша общая семейная квартира, если Елена из неё бесследно исчезнет.
Тогда Герман ещё не до конца осознал всю глубину коварства. Он не мог поверить, что кто-то способен на такую чудовищную подлость, тем более — родная сестра. Он пришёл домой и внимательно посмотрел на жену.
Елена, как всегда, хлопотала на кухне. Пятьдесят два года, а она всё та же милая девчонка, которую он встретил в студенчестве. Чуть полнее, немного больше морщинок, но те же добрые карие глаза, та же привычка поправлять непослушную прядь волос, когда она сосредоточена на готовке.
— Как дела на работе? — спросила она, не оборачиваясь от плиты.
— Нормально, — ответил он и вдруг понял, что совершенно не представляет, как начать этот невозможный разговор.
А на следующий день Карина нанесла решающий, контрольный удар.
— Герман, мне так стыдно… — она стояла в дверях его личного кабинета, и по её щекам текли фальшивые слёзы. — Я не знаю, как тебе это вообще сказать…
— Что, чёрт возьми, случилось?
— Это Елена… — Карина всхлипнула. — Она… она встречается с твоим клиентом. С этим Романом.
— Ты что несёшь?!
— Я изо всех сил пыталась её остановить, но она не слушает! Говорит, что страстно любит его и готова ради него абсолютно на всё! — Карина протянула ему свой телефон. — Посмотри сам…
В телефоне были сообщения. Сообщения якобы от Елены — по крайней мере, отправленные с её номера.
«Ромочка, я так скучаю по тебе» «Когда мы снова увидимся? Я больше не могу терпеть» «Ты обещал, что мы останемся вместе навсегда»
— Когда она успела… — прошептал Герман.
— Да они уже три месяца встречаются втихаря! А я, наивная, думала, ты знаешь… — Карина покачала головой, изображая сочувствие. — Герман, я понимаю, как тебе сейчас больно, но ты должен знать эту ужасную правду.
Правда. Что же на самом деле являлось правдой?
А настоящая, горькая правда открылась только через неделю после того жуткого скандала, когда Елена, рыдая от обиды, ушла из дома с единственной сумкой, поклявшись, что она ни в чём не виновата.
Вероника Ротова снова позвонила Герману.
— Роман во всём чистосердечно признался, — устало сказала она. — Я показала ему все фотографии, все записи наших разговоров. Ваша свояченица очень старалась — она даже научилась подделывать голос. Те сообщения, отправленные с телефона Елены? Карина отправляла их, пока сестра была на своей работе. У неё ведь есть запасные ключи от вашей квартиры, так?
Герман сидел в своём кабинете и чувствовал, как мир рушится во второй раз. Не тот мир, который пал неделю назад, когда он поверил в измену жены, а другой — мир, в котором можно было так легко, так бездумно поверить в предательство самого родного человека.
— Где она? — тихо, почти шепотом спросил он.
— Кто?
— Елена. Где моя жена?
— Понятия не имею. А вот где ваша Карина, я знаю точно — в той самой квартире, которую Роман снял для своих встреч. Теперь она там проживает. Правда, недолго — я уже подала на развод, и алименты на двоих детей плюс раздел совместного имущества… Думаю, вашей Карине скоро придётся искать нового, более платёжеспособного покровителя.
Елену он нашёл у её лучшей подруги Алёны. Он просидел в машине напротив подъезда два долгих часа, прежде чем набрался смелости подняться.
— Она не желает тебя видеть, — сказала Алёна, загораживая дверной проём. — И я её прекрасно понимаю.
— Алён, я знаю, что я был чудовищно не прав…
— Не прав?! — Алёна была в ярости. — Ты выгнал её из дома! Наговорил ей… как ты её только не называл! А она двадцать пять лет была тебе предана, как самое верное животное!
— Могу ли я с ней поговорить? Хотя бы на пять минут?
Елена вышла на лестничную площадку. Постаревшая, осунувшаяся, с абсолютно потухшими глазами. На ней была та самая скромная кофточка, в которой она ушла из дома.
— Что тебе нужно? — её голос был холодным, чужим.
— Я знаю всю правду, — просто сказал он. — Про Карину. Про Романа. Про всё, что случилось.
Елена молчала.
— Прости меня, — он сделал шаг к ней, но она тут же отступила. — Елена, родная, прости. Я был ослеплённым дураком.
— Дураком? — в её голосе прорезалось что-то живое, но это была не любовь, а чистая боль. — Герман, ты поверил в то, что я способна на такое предательство. Двадцать пять лет вместе, а ты поверил этим фотографиям и паре сообщений, а не мне.
— Я…
— Знаешь, что ранило больнее всего? — по её щекам потекли слёзы. — Не то, что ты мне не поверил. А то, что ты даже не попытался разобраться. Увидел эти «улики» — и всё, приговор был вынесен немедленно.
Он стоял, опустив голову, потому что ему было нечего возразить. Она была полностью права.
— Пойдём домой, — тихо попросил он. — Пожалуйста, вернись.
— Какой дом? — Елена покачала головой. — Дом — это то место, где тебе доверяют. А ты мне не доверяешь.
— Буду! Елена, я буду доверять, клянусь тебе…
— В чём ты мне клянёшься? — в её голосе звучала такая усталость, что сердце сжималось. — В нашей любви? Но если ты смог усомниться в ней однажды, что помешает тебе сделать это снова, через год, через десять лет?
Он не знал, что ей ответить. Стоял на лестничной площадке панельной девятиэтажки и чувствовал себя нищим, просящим милостыню на коленях.
— Дай мне хотя бы один шанс, — прошептал он. — Умоляю.
Елена долго, пристально смотрела на него. Потом тихо, почти беззвучно сказала:
— Хорошо. Только один шанс. Но не потому, что я тебя уже простила, а потому, что я просто устала убегать от своей собственной жизни.
Они молча отправились домой. Квартира встретила их звенящей тишиной и слоем пыли — здесь не убирались целую неделю. Елена прошла в спальню, переоделась в домашнее платье и принялась наводить порядок, словно ничего ужасного не произошло.
А Герман сидел на кухне и отчётливо понимал: вернуть однажды потерянное доверие будет неизмеримо сложнее, чем его потерять.
Карина позвонила на следующий день.
— Герман, — голос у неё был испуганным и дрожащим, — мне нужно срочно поговорить с тобой…
— Мне — нет, — ответил он и тут же бросил трубку.
Она приехала сама через час. Стояла на пороге — растрёпанная, без макияжа, в помятом платье.
— Можно мне войти?
— Нет.
— Герман, ты не понимаешь… Роман мне обещал… он говорил, что разведётся… я думала, что если Елена уйдёт, то…
— Что? — он не повышал голоса, говорил тихо, но в его тоне было столько презрения, что Карина съёжилась. — Что ты займёшь место моей жены?
— Не моей жены! — Елена появилась прямо за спиной Германа. — Место своей сестры.
— Лена, — Карина громко зарыдала, — ну прости же меня! Я не хотела… я просто думала…
— Ты думала только о себе, — Елена была спокойна и холодна, как айсберг. — Как и всегда. Всю нашу жизнь ты думала только о себе.
— Но мы же родные сёстры!
— Были, — поправила Елена. — Мы были сёстрами.
Карина ушла, и больше они её не видели. Говорили, что она спешно уехала из Одессы — то ли к бывшему мужу в другой регион, то ли вообще покинула страну.
Доверие возвращалось очень медленно, буквально по крупицам, как разбитую вазу собирают по мельчайшим кусочкам. Герман учился заново — учился верить жене, когда она говорила, что задержится в библиотеке; учился не брать в руки её телефон; учился не вздрагивать, когда она разговаривала с коллегами-мужчинами.
А Елена училась прощать. Училась не вспоминать каждый раз те ужасные слова, которые он наговорил ей в тот страшный вечер. Училась снова называть его «родным» и не морщиться при этом.
— Знаешь, — сказала она полгода спустя, когда они пили чай на кухне, — я всё-таки поняла кое-что очень важное.
— Что именно? — он настороженно посмотрел на неё.
— То, что доверие — это не данность. Это выбор, который мы должны делать заново каждый божий день.
— И ты решилась довериться мне снова?
— Я выбираю тебе доверять, — улыбнулась она. — Каждое утро просыпаюсь и выбираю. А ты?
— И я выбираю, — он взял её за руку. — Каждый день.
Спустя год к ним в агентство зашла Вероника Ротова. Подстриженная, сильно помолодевшая, в новом, элегантном платье.
— Я развелась, — сказала она без лишних предисловий. — Ищу квартиру. Хочу начать свою новую, независимую жизнь.
— Правильное решение, — кивнул Герман. — Иногда это единственный выход.
— А как обстоят дела у вас? — спросила она. — Вы помирились?
— Мы пытаемся, — честно ответил он. — Каждый день мы стараемся.
— Это самое главное, — улыбнулась Вероника. — Пытаться. Знаете, я иногда размышляю: а что, если бы я тогда решила промолчать? Не рассказала бы вам правду?
— Зачем об этом вспоминать?
— Просто… правда не всегда может всплыть сама. Иногда за неё нужно бороться.
Герман согласно кивнул. Он и сам постоянно об этом думал. Сколько семей распадается из-за лжи и тотального недоверия? Сколько людей предпочитают верить сплетням и слухам, а не близкому, родному человеку?
— Вероника Владимировна, — сказал он, — можно вас кое о чём спросить?
— Конечно, спрашивайте.
— Зачем вы мне тогда рассказали абсолютно всё? Ведь вам было бы проще просто тихо развестись с мужем…
Вероника надолго задумалась.
— Наверное, потому, что я точно знаю, каково это — когда тебе не доверяют. Роман всегда считал меня глупой, ничего не понимающей женщиной. А я всё прекрасно понимала, просто молчала. И видеть, как ещё одну женщину вот так предают самые близкие люди… — она пожала плечами. — Я просто не смогла промолчать.
— Спасибо вам, — сказал Герман. — За ту правду.
— Берегите друг друга, — попросила она напоследок. — Доверие — это такая невероятно хрупкая вещь. Разбить его очень легко, а склеить…
— А склеить можно, — закончил за неё Герман. — Если очень-очень сильно захотеть.
Вечером, когда они с Еленой шли домой из театра — они снова начали ходить в театр, как в молодости, — она вдруг сказала:
— А знаешь, что самое странное в этой истории?
— Что именно?
— То, что Карина добилась прямо противоположного тому, чего на самом деле хотела. Она хотела нас разлучить, а мы стали ближе. Хотела занять моё место, а осталась вообще без семьи, без покровителя, без всего.
— У лжи всегда очень короткие ноги, — попытался пошутить Герман.
— Дело не в ногах, — серьёзно ответила Елена. — Дело в том, что ложь разрушает абсолютно всё, к чему прикасается. И в том числе того, кто её произносит.
Они шли по вечернему городу, и Герман думал о том, как легко можно потерять самое дорогое в жизни и как трудно, почти невыносимо его возвращать. О том, что доверие — это ежедневная, кропотливая работа, а любовь — это выбор, который нужно совершать снова и снова, несмотря на боль, разочарования и ошибки прошлого.
— Елена, — тихо сказал он.
— Да, Герман?
— Я тебя очень люблю.
— Знаю, — ответила она и крепче сжала его руку. — И я тебя люблю. Несмотря ни на что.
