Утро, как обычно, разбудило меня громким стуком в дверь спальни.
— Оля! Уже без четверти семь! — прозвучал строго-заботливый голос моей свекрови, Натальи Михайловны, из коридора. — Пока не встанешь, завтрак сам себя не приготовит!
Я открыла глаза и посмотрела на Илью, мирно дремавшего рядом. За два года, что мы живём под одной крышей с его родителями, он напрочь лишился способности слышать эти «побудки». Привилегия, как выяснилось, — только у него.
На кухне Наталья Михайловна уже сидела за столом во всём наряде: аккуратная причёска, безупречный костюм. Она оценила меня взглядом сверху вниз — от неукладывающихся ушей до потерявшего форму домашнего халата.
— И снова ты в этом виде? — покачала она головой. — Соседи увидят — шок у них будет!
Соседи через дорогу, и чтобы разглядеть меня в халате, им пришлось бы прижаться к железной раме, но я лишь молча вздохнула и принялась за завтрак. Яичница — для Ильи, густая каша — для Виктора Сергеевича, и, конечно, тонкие полоски слабосолёного лосося на свежем багете — для Натальи Михайловны.
— Не пережарь, — наставляла она, подпирая локоть чашкой кофе. — Жёлток должен стекать, а не напоминать резиновую подушку. Хлеб в тостере чуть подрумяни, ты вчера подала мякиш, а он любит хрустящий.
«Илюша», — в мыслях улыбнулась я. Тридцатилетний мужчина, а мама до сих пор ласково жмёт на уменьшительно-ласкательные кнопки.
Когда Илья два года назад сделал мне предложение, я рисовала в уме обитель вдвоём: светлую съёмную квартирку, пухлого кота и вечерние посиделки на балконе. Но как только я упомянула о самостоятельности, свекровь устроила такой скандал…
— Это временно, — успокаивал меня Илья. — Мы копим на первый взнос. Мама боится остаться в одиночестве.
Одиночество при имеющемся муже и взрослой дочери Юлии, проживающей в соседнем микрорайоне? Но я закрыла глаза на сомнения.
Первые месяцы я работала с утра до ночи: встала — вымыла полы, запустила стирку, приготовила завтрак, провела на работе восемь часов, потом снова кухня и уборка. Наталья Михайловна принимала всё близко к сердцу: «Слишком мало пыли на подоконнике», «Салфетки скудно уложены», «В супе соли перебор».
— Я учу тебя тому, что пригодится, — говорила она, когда я, наконец, пыталась что-то возразить. — Хозяйка ты ещё та. А без моего совета Павлик с ума сойдёт!
Знаете, как это — готовить шикарный банкет, а потом молча наблюдать, как чужой человек получает за него похвалу? Я помню день рождения Виктора Сергеевича, когда мама выдала мне список блюд из страшных снов: четыре вида салатов, две горячих закуски, запечённая утка, говядина в горшочках, три гарнира и домашний торт.
— Гости к шести, — объявила она рано утром. — И ты в платье приличном приходи, а не в домашнем халате. Не позорь род.
Я, как белка в колесе, металась по кухне: резала, жарила, взбивала, приговаривая себе, что это последний раз. К шести вечера я была на пределе. Когда первые гости зашли в гостиную, тётя Юлия со звонким возгласом спросила:
— А где хозяйка вечера?
— Я, — ласково улыбнулась свекровь, — целый день работала!
Я застыла в дверном проёме с салатом в руках, наблюдая, как она принимает комплименты: «Оливье — бесподобно!»
— Спасибо, — тихо сказала я. И в ту ночь громко плакала в подушку, чтобы никто не услышал.
Год спустя подруга Лиза позвала меня на тихий девичник в честь её помолвки. Несколько подруг, уютное кафе, никакой суеты. Я с нетерпением ждала вечера, когда тащусь в метро без оглядки. Но папа Ильи произнёс за ужином:
— В эту субботу у Лизы…
— Ни шагу за порог! — рявкнула свекровь. — Вечером к нам едет тётя Инна из Новосибирска. Будем убирать, готовить.
— Мам, это важно для Лизы… — попытался вступить в спор Илья.
— Семья — важнее всего! — доконала она, постучав кулаком по столу. — Что за привычка шляться по кафе? Настоящая женщина дома сидит!
Я промолчала. Написала Лизе, что не смогу прийти. Она поняла.
Два года подобного «гостеприимства» превратили меня в тень: я выполняла все домашние обязанности, терпела придирки и жила словно на скорости. Илья задерживался на работе, а дома мы почти перестали общаться — о чём говорить, когда всё крутится вокруг чьих-то капризов?
И вот однажды он сказал:
— Давай съёмную найдём. Я присмотрел недорогую студию рядом с офисом.
Я не поверила ушам. Наконец-то он увидел мою усталость?
Когда свекровь узнала о переезде, кричала на весь двор: «Как ты смеешь разрушать семью? Что это за жена — уводит сына!» Но Илья внезапно встал на мою сторону. Через неделю мы уже затаскивали коробки в нашу первую маленькую квартиру. Для меня это было словно глоток свежего воздуха: готовить, когда хочу, встречаться с подругами без звонка «маме».
Однако свобода длилась недолго — Наталья Михайловна тут же начала «наезжать»: «Какие ужасные обои», «Район этот неблагонадёжен», «Живёте ли вы в приличном месте?» Я научилась фильтровать её выпады. Главное — теперь у нас был свой уголок.
Через несколько месяцев субботний день снова стал роковым: мама попала в больницу с приступом. Мы с Юлией дежурили по очереди, я готовила еду и следила за приёмом лекарств.
Конфликт вспыхнул из-за пустяка: Юлия обозвала меня «чужой» за то, что Илья предложил выстирать вещи больной матери в нашей «однушке».
— Выслуживаетесь? Минутку, — кричала она. — Думаешь, мы сами не справимся? Я твоего милосердия не просила!
— Я просто хотел помочь, — сбитый с толку, промямлил муж.
— Помочь! — она взмахнула рукой. — Последний раз ты ночи напролёт сидел у маминой кровати? А я, между прочим, два ребёнка родила!
Я попыталась сгладить:
— Давайте не ссориться…
Но Юлия уже летела на меня с новыми обвинениями: «Ты чужая! Хотела захапать наше имущество!» Илья сорвался:
— Это вы всё время у родителей за деньгами просите!
Она побледнела, выхватила сумку и выскочила из комнаты, хлопнув дверью.
Вечером позвонила свекровь:
— Как ты осмелилась обидеть мою дочь?! Ты разрушила нашу семью!
— Наталья Михайловна, я…
— Молчи! — оборвала она. — Я знаю, что ты затеяла! Хотела нас рассорить и захапать всё наше! Но не выйдет!
Она бросила трубку, а я сидела с телефоном, чувствуя, как внутри растёт тяжёлая обида. За что?
Дни превратились в ад: звонки по нескольку раз в день, требования извиниться перед Юлией, обвинения во всех смертных грехах. Илья, уставший, позвонил сестре и попросил прощения. Новая волна критики обрушилась на меня: «Ты разлучница семьи!» Я продолжала приходить, помогала, но каждый визит давался всё тяжелее.
Стресс сделал своё дело: бессонница, нервные срывы, судороги в ногах. Врач прописал успокоительное и настоятельно рекомендовал сменить обстановку.
Последней каплей стал телефонный разговор со свекровью, в котором она заявила:
— Юлия — моя единственная дочь, и она никогда ни перед кем не будет извиняться! А ты знай своё место — прислуги.
Я молча собралась и ушла из их дома навсегда.
Через два дня Наталью Михайловну снова увезли в больницу. Илья, бледный, собрал вещи:
— Мама просила, чтобы я к ней вернулся. Она так спокойнее…
— Из-за меня? — тихо спросила я.
Он молчал.
На следующий день я подала на развод. Мама предложила вернуться к ней:
— Твоя комната всегда ждет тебя.
— Спасибо, мам, — ответила я. — Но мне нужно начать всё с чистого листа.
Через месяц у меня была своя маленькая студия с видом на парк. Теперь меня будил не голос свекрови, а пение птиц. Я снова встречалась с подругами, записалась на йогу и даже завела озорного котёнка Рыжика.
Иногда перед сном, лежа в тишине своей квартиры, думаю о прошлом. Жалею ли о разводе? Нет. Жалею лишь о том, что не ушла раньше и не поставила границы.
Говорят, раны затягиваются. Возможно. Но уроки, которые выплывают из боли, остаются с нами навсегда. Я поняла одно главное: нельзя строить счастье там, где изначально считают тебя чужой.
Вчера встречная знакомая сообщила, что Илья по-прежнему живёт с матерью, а Юлия стала мамой во второй раз и чаще просит у них денег. Наталья Михайловна жалуется на здоровье и сетует, что сын так и не нашёл новую жену.
— Она всё обвиняет тебя во всём! — взволнованно говорила знакомая.
Я лишь улыбнулась. Пусть говорит. У меня теперь своя жизнь, в которой я — не гостевая, а главный герой. И это бесценно.
А вы когда-нибудь сталкивались с тем, что близкие считали вас «чужой» в собственном доме? Как вы вышли из такой ситуации?
