Эта история началась с чайника. Обычного чайника. Не электрического, а такого — старого, советского, со свистком. Я вообще не помню, откуда он взялся в нашей квартире. Наверное, Ирина Сергеевна притащила. Она всегда что-то приносила.
Я сидела на кухне и смотрела, как она моет посуду. А чайник свистел. Протяжно так, с надрывом, будто плакал.
— Ирина Сергеевна, — сказала я, барабаня пальцами по столу, — мы с Денисом уже две недели как подали на развод.
Она не обернулась. Только плечи напряглись.
— И что? — спросила она, продолжая тереть тарелку.
— А то, что вы все ещё в моей квартире хозяйничаете.
Она выключила воду. Повернулась. Посмотрела на меня так, как только свекрови умеют смотреть на невесток — с жалостью и превосходством одновременно.
— В вашей квартире?
Я поморщилась. Ненавижу это её «вашей» с ударением. Будто я тут временный житель. Будто у меня нет прав.
— Да, в моей. И Дениса. Но не вашей.
Чайник продолжал свистеть. Свистел так настойчиво, что хотелось заорать или выбросить его в окно. На четвёртом этаже живёт бабушка, которая всегда кормит голубей. Вот бы он прилетел прямо к ней на балкон.
Ирина Сергеевна вытерла руки о полотенце. Моё полотенце с вышитыми лавандовыми цветами, которое мне подарила мама. Никогда не думала, что полотенце может быть полем битвы. Но у нас с Ириной Сергеевной всё становилось полем битвы.
— Алина, — она всегда произносила моё имя с такой интонацией, будто это диагноз, — ты же знаешь, что эту квартиру купили мы с Виктором. Для Дениса.
Я закатила глаза. Сколько можно?
— То, что вы помогли с первым взносом пять лет назад, не делает эту квартиру вашей. Мы выплачиваем ипотеку. Сами.
Чайник… Боже мой, этот чайник! Я вскочила и сдёрнула его с плиты. Свист оборвался, но в ушах продолжал звенеть.
— Осторожнее! — вскрикнула Ирина Сергеевна. — Это антикварная вещь!
Я чуть не рассмеялась. Антикварная? Этот ржавый кусок металла?
— Ирина Сергеевна, — я старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело, совсем как этот дурацкий чайник. — Я бы хотела, чтобы вы вернули ключи.
Она посмотрела на меня так. Будто я предложила ей спрыгнуть с крыши.
— Ключи? Зачем?
— Затем, что мы разводимся. Затем, что Денис съехал. Затем, что это моя квартира теперь.
— А суд? — она скрестила руки на груди. — Суд ещё ничего не решил.
— Суд решит, как разделить имущество. Но даже если квартиру продадут и разделят деньги, она всё равно не будет вашей.
Ирина Сергеевна поджала губы. Это был плохой знак. Когда она поджимала губы, начиналось самое интересное.
— Знаешь, Алина, — она взяла чашку со стола, мою любимую чашку с котиками, — я всегда говорила Денису, что ты… своеобразная.
Своеобразная. За пять лет брака я слышала много версий этого слова. Странная. Неблагодарная. Холодная. Бесчувственная. А всё потому, что не позволяла ей командовать в моём доме.
— Ирина Сергеевна, — я забрала у неё чашку, — я не хочу ссориться. Правда. Но у меня был тяжёлый день. Я пришла домой и хочу побыть одна. В своей квартире. Без вас.
Она улыбнулась. Не по-доброму. Так улыбаются, когда знают что-то, чего не знаешь ты.
— Дорогая моя, — она похлопала меня по плечу, — а ты в курсе, что Денис планирует отсудить эту квартиру? Полностью?
Я поставила чашку на стол. Слишком резко — чай выплеснулся на скатерть.
— Что?
— Он нанял хорошего адвоката.
Я села. Ноги стали ватными. Денис не мог так поступить. Не мог… или мог?
— Вы блефуете, — сказала я, но голос предательски дрогнул.
Она улыбнулась шире. Достала телефон:
— Хочешь, позвоню ему прямо сейчас? Спросим?
Я смотрела на её палец, зависший над кнопкой вызова. Смотрела и понимала: она не блефует. Они всё спланировали. Мать и сын. Они всегда были заодно.
— Не надо, — выдавила я. — Я поговорю с ним сама.
— Конечно, дорогая, — она убрала телефон в карман. — Только он сейчас очень занят. Знаешь, новая работа, новая… жизнь.
Новая жизнь. Без меня. С привкусом предательства.
— И давно вы это планировали? — спросила я, чувствуя, как внутри всё холодеет.
— Что именно? — она сделала невинное лицо.
— Отобрать у меня квартиру.
— Ну что ты, Алиночка! — она снова взяла в руки полотенце. Моё полотенце. — Никто ничего не отбирает. Просто справедливость должна восторжествовать.
Справедливость? Пять лет я выплачивала эту ипотеку, обустраивала этот дом, терпела её визиты и советы — и теперь, по её мнению, должна остаться ни с чем?
— Вы ведь никогда меня не любили, да? — вдруг спросила я.
Ирина Сергеевна перестала вытирать руки. Посмотрела на меня уже без улыбки.
— Я любила Дениса. И люблю. А ты… ты никогда не была частью нашей семьи.
Вот так просто. Пять лет — и я никогда не была частью их семьи.
Я встала. Подошла к окну. За окном была весна. Цвела сирень во дворе. Я сама её посадила три года назад. Тогда ещё верила, что мы с Денисом навсегда. Что у нас будут дети. Что они будут бегать в этом дворе. Что мы состаримся в этой квартире.
А теперь — развод и битва за квадратные метры.
— Знаете, Ирина Сергеевна, — сказала я, не оборачиваясь, — я ведь чувствовала, что что-то не так. Денис последние месяцы стал какой-то… другой. Задерживался на работе. Меньше разговаривал. А потом вдруг заявил о разводе. Без объяснений. Просто — всё, конец.
— У мужчин так бывает, — философски заметила она.
— Нет, у мужчин так не бывает, — я повернулась к ней. — Так бывает у маменькиных сынков, которые не могут принимать решения самостоятельно.
Её глаза сузились:
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что не Денис решил развестись. Это вы его надоумили.
Она хотела возразить, но я подняла руку.
— Не отрицайте. Я знаю. Всё началось после того ужина, когда я сказала, что не хочу детей в ближайшие пару лет. Хочу сделать карьеру. Помните? Вы тогда чуть вилку не выронили.
Ирина Сергеевна покраснела. Попала в точку.
— Денис хочет семью, — сказала она тихо. — Детей.
— Денис хочет того, чего хотите вы, — ответила я. — И всегда хотел.
Мы стояли на кухне. Смотрели друг на друга. Две женщины, связанные одним мужчиной. И теперь одна из нас побеждала.
Внезапно в дверь позвонили. Я вздрогнула. Ирина Сергеевна — нет. Будто ждала.
— Это Денис, — сказала она. — Он обещал заехать за мной.
Конечно. Они всё спланировали. Весь этот разговор. Всю эту сцену.
Я пошла открывать дверь. Каждый шаг давался с трудом. Будто шла не по паркету, а по битому стеклу.
Денис стоял на пороге. Растерянный, с букетом цветов. Он всегда приносил цветы своей матери. Мне — почти никогда.
— Привет, — сказал он, не глядя мне в глаза.
— Привет, — ответила я. — Заходи. Мама ждёт.
Он переступил порог. Такой знакомый и такой чужой.
— Как дела? — спросил он.
Как дела? Серьёзно? Мы пять лет были женаты, а теперь он спрашивает «как дела»?
— Отлично, — я улыбнулась. — Особенно после новостей от твоей мамы.
Он нахмурился.
— Каких новостей?
— О том, что ты собираешься отсудить квартиру.
Денис побледнел. Посмотрел в сторону кухни, где его ждала мама.
— Алина, я…
— Что «ты»? — я скрестила руки на груди. — Собирался сообщить мне об этом через адвоката? Или планировал сюрприз?
Он опустил голову. Цветы в его руках поникли, как и он сам.
— Это не так…
— А как? — я чувствовала, как внутри поднимается волна гнева. — Как это, Денис? Объясни мне!
Ирина Сергеевна появилась в коридоре. Величественная, как королева. Только вместо короны — идеальная укладка.
— Сынок, не объясняй ей ничего. Пусть твой адвокат со всем разберётся.
Я посмотрела на неё, потом на него. И вдруг поняла: он не знал. Не знал о её плане. Или знал, но не полностью. Ирина Сергеевна всегда принимала решения за него. Даже сейчас.
— Мама, — Денис выглядел потерянным, — мы же договорились, что разделим квартиру поровну. Продадим и разделим деньги.
Ирина Сергеевна улыбнулась снисходительно, как улыбаются детям.
— Сынок, зачем делить то, что может быть твоим полностью? Я уже всё обсудила с Михаилом Петровичем. Он лучший адвокат в городе.
Денис переводил взгляд с матери на меня и обратно. Я видела смятение на его лице. Видела, как он борется с собой.
— Мама, но это нечестно.
— Честно то, что по закону, — отрезала она.
Я стояла и смотрела на эту сцену будто со стороны. На мужа, который не может противостоять матери. На свекровь, которая манипулирует им даже сейчас. На себя — растерянную, злую, уставшую.
И вдруг меня осенило. Я рассмеялась. Громко, искренне, до слёз.
Они уставились на меня как на сумасшедшую.
— Алина? — Денис сделал шаг ко мне. — Ты в порядке?
— В полном, — я вытерла слёзы. — Просто поняла, что освобождаюсь не только от мужа, но и от свекрови. И это… бесценно.
Я прошла мимо них к двери, распахнула её.
— Ирина Сергеевна, — сказала я твёрдо, — забирайте сына и уходите. А ключи оставьте на тумбочке.
— Но Алина… — начал Денис.
— Нет, — я покачала головой. — Никаких «но». Судитесь, если хотите. Всё, что угодно. Но сейчас — уходите.
Ирина Сергеевна смотрела на меня с плохо скрываемым торжеством. Она думала, что победила. Что сломила меня.
— Пойдём, сынок, — она взяла Дениса под руку. — Нам здесь больше нечего делать.
Они вышли. Я закрыла дверь. И прислонилась к ней спиной.
Тишина. Впервые за много дней — настоящая тишина. Без Ирины Сергеевны, без её советов, без её присутствия в моей жизни.
Я вернулась на кухню. Чайник всё ещё стоял на плите. Я взяла его и посмотрела на мусорное ведро. Но в последний момент остановилась.
Нет. Я не выброшу его. Я оставлю его себе. Как напоминание. О том, с чего всё началось. И чем закончилось.
Я поставила чайник обратно на плиту и включила огонь. Вода внутри снова начала нагреваться.
Знаете, есть такой момент — между тишиной и свистом. Когда вода уже горячая, но ещё не кипит. Вот в этом моменте я сейчас и находилась. В моменте перед тем, как моя жизнь снова закипит.
И я была готова к этому свисту. К новому началу. Без Дениса. Без Ирины Сергеевны. Без прошлого, которое так долго держало меня.
Чайник начал тихонько шуметь. Скоро он засвистит. И это будет уже мой свист. Только мой.
