Павел Семёнович не сводил глаз с кремового приглашения, которое держал в руках. Блестящие буквы, выведенные изящным шрифтом, словно издевались над ним: «Вероника Громова и Денис Орлов просят вас разделить радость бракосочетания…» Фамилия Орлов пронзила его, как острый осколок льда, застрявший в памяти.
— Пап, — Вероника появилась в проёме. — Денис хочет приехать, чтобы познакомиться с тобой лично.
Павел Семёнович поднял глаза на дочь. В свои двадцать восемь она была точной копией своей матери Ларисы — те же тёмные, выразительные глаза, та же упрямая складка у губ, когда она что-то твёрдо для себя решала.
— Орлов… — медленно произнёс он. — А как зовут его отца?
— Владимир Игоревич. А что-то не так?
Пауза затянулась. За окном моросил холодный осенний дождь, по стеклу стекали мутные, грязные капли.
— Пап, ты чего побледнел? Ты же его не знаешь, наверное…
Громов поднялся, подошёл к сейфу, достал оттуда потрёпанную папку, полную старых документов. Пятнадцатилетней давности. Договор о совместном инвестировании в строительство жилого комплекса. Подпись: «В.И. Орлов».
— Знаю, — прохрипел он. — Знаю его очень хорошо.
Вероника подошла ближе, пытаясь рассмотреть бумаги.
— Это что такое?
— Твоя мать Лариса умерла из-за него. Из-за его поступка.
Слова повисли в воздухе, тяжёлые и горькие. Вероника отшатнулась.
— О чём ты говоришь? Мама ушла из-за болезни сердца…
— От обширного инфаркта. На нервной почве. Это случилось после того, как твой будущий свёкор, Владимир Игоревич, обманул меня на три с половиной миллиона гривен и исчез вместе с деньгами. Мы потеряли тогда буквально всё: дом за городом, сбережения, автомобиль. Твоя мать не смогла пережить такого позора и удара.
Павел Семёнович говорил тихо, но каждое слово падало, как камень.
— Ты никогда не спрашивала, почему мы жили в съёмной однокомнатной квартире, когда тебе было тринадцать? Почему я работал на трёх работах? Твой Владимир Игоревич превратил нас в нищих за одну ночь.
Вероника опустилась на диван, лицо её было белым, как мел.
— Но… но это же не имеет никакого отношения к Денису! Он тогда был ещё совсем подростком!
— Имеет. Ещё какое имеет. Яблочко от яблоньки недалеко падает.
— Пап, ты не можешь судить человека по поступкам его отца!
— Я это могу, — Павел Семёнович был непреклонен. — И я категорически запрещаю тебе этот брак.
Вероника вскочила, глаза её горели.
— Запрещаешь? Мне двадцать восемь лет, папа! Я уже давно самостоятельный человек!
— Пока ты живёшь под моей крышей, ты будешь выполнять мои требования.
— Отлично, — голос дочери стал пронзительно холодным. — Значит, я уезжаю. Сегодня же.
Она резко развернулась и пошла к двери.
— Вероника! — крикнул Громов. — Ты пожалеешь! Этот парень тебя бросит, как только получит желаемое!
— А что он может хотеть от обычного архитектора? — Вероника резко обернулась. — Или ты думаешь, что дело в твоих деньгах? Так вот: Денис зарабатывает намного больше тебя. Он основал собственную IT-компанию и является отличным программистом.
Дверь громко хлопнула. Павел Семёнович остался один с дождём за окном и горечью во рту.
Две недели прошли в тягостном, давящем молчании. Вероника действительно нашла себе квартиру и съехала, сняв жильё поближе к архитектурному бюро. Звонила она редко, разговаривала сухо, только по делу. Павел Семёнович несколько раз набирал её номер, но каждый раз сбрасывал, не решаясь заговорить первым.
В пятницу вечером раздался звонок в домофон. На пороге стоял элегантный молодой человек в тёмном, дорогом пальто.
— Павел Семёнович? Я Денис Орлов. Могу я войти?
Громов хотел захлопнуть дверь, но что-то его остановило. Может быть, прямой, честный взгляд серых глаз. Может быть, усталость от собственного, разъедающего гнева.
— Входи.
Денис разулся, прошёл в гостиную, но садиться не стал.
— Я знаю, что в прошлом между вами и моим отцом произошёл конфликт, — сказал он, не делая предисловий. — И знаю, что вы считаете его негодяем.
— Не считаю. Я это знаю как факт.
— Возможно. Но я не несу ответственность за поступки моего отца. А Вероника — не очередной твой бизнес-проект.
— Вероника — моя дочь. И это единственное сокровище, что у меня осталось.
Денис кивнул.
— Понимаю. У меня тоже будут дети, и я буду их защищать. Но не от призраков прошлого.
— Призраков? — Громов усмехнулся. — Твой отец разрушил мою семью. Из-за него умерла моя жена.
— Из-за него или из-за того, что вы не смогли выдержать удара судьбы?
Тишина. Где-то еле слышно капал кран на кухне.
— Вероника рассказывала, как вы поднимались с самого нуля, — продолжил Денис. — Работали день и ночь, строили новый бизнес. Это действительно достойно уважения. Но она также рассказывала, как сильно вы ненавидели. Пятнадцать лет ненависти. Это слишком много даже для такой серьёзной потери.
— Не тебе меня осуждать.
— Я не осуждаю. Я просто прошу вас дать нам возможность. Вероника искренне любит меня, а я — её. Мы хотим семью, детей, простую и счастливую человеческую жизнь. Какое отношение к этому имеют старые, чужие счёты?
Павел Семёнович молчал, не отрывая глаз от окна. Дождь усилился.
— А твой отец осведомлён, на ком ты собираешься жениться?
— Да. И просил меня передать, что глубоко сожалеет о том, что случилось в тот период. Если это вообще может иметь какое-то значение.
— Никакого значения. Это просто слова.
Денис достал из внутреннего кармана конверт.
— Тогда, быть может, это будет более значимо.
В конверте лежали официальные документы. Договор купли-продажи. Участок земли в элитном районе Конча-Заспа, который был оценён в пять миллионов двести тысяч гривен.
— Что это?
— Мой отец приобрёл этот участок на те ваши деньги пятнадцать лет назад. Сейчас его стоимость возросла в разы. Он хочет вернуть его вам.
Громов перечитал документы дважды.
— Зачем?
— Совесть, наверное. Или просто желание, чтобы его сын был по-настоящему счастлив. Я не знаю. Я не вникаю в его мотивы.
— А ты? Чего ты ждёшь от меня?
— Вашего благословения на брак с вашей дочерью. И чтобы она больше не была вынуждена выбирать между своим отцом и своим мужем.
Этой ночью Павел Семёнович не сомкнул глаз. Сидел на кухне, пил чай и перелистывал старые фотоальбомы. Вот их свадьба с Ларисой — он молодой, наивно улыбающийся, она в белом платье, сияющая от счастья. Вот Вероника в роддоме, красная, сморщенная, но уже упрямая.
Утром позвонил Владимир Орлов. Голос был таким же, но заметно постаревшим.
— Паша, можем встретиться?
— Зачем?
— Поговорить. По-человечески.
Встретились они в небольшой кофейне на Вознесенском спуске. Орлов выглядел сильно постаревшим: седина, глубокие морщины, дорогой костюм, но печальный, усталый взгляд.
— Я отъявленный подлец, — сказал он, едва сев. — И я знаю это. Каждый день на протяжении последних пятнадцати лет.
— Зачем ты позвонил?
— Денис искренне любит твою дочь. По-настоящему, без фальши. Я видел много девушек рядом с ним — и богатых, и красивых. А к этой он относится, как к хрустальному чуду.
— И что?
— И не смей рушить им жизнь из-за моих ошибок и грехов.
Владимир достал сигареты, закурил дрожащими руками.
— Ты хочешь знать, почему я тогда это сделал?
— Нет.
— Всё равно скажу. Моя Светлана тогда болела раком. Операция в клинике стоила немыслимых денег. Твои три с половиной миллиона плюс всё, что было у меня — этого едва хватало.
Громов молчал.
— Она умерла всего через полгода. А я остался жить с этим неподъёмным грузом. Я создал новый, успешный бизнес, разбогател, но какой в этом смысл? Сын меня презирает, друзей нет, совесть не даёт мне покоя.
— Совесть проснулась, когда сын решил жениться?
— Совесть была всегда. Просто я трус. Боялся тебя искать, просить прощения. Знал, что ты меня убьёшь. И ты был бы прав.
Они сидели молча, двое немолодых мужчин с грузом прошлого на плечах.
— Участок я отдам в любом случае, — сказал наконец Орлов. — Женится Денис или нет. Должен был сделать это очень давно.
— Поздно.
— Да. Но лучше поздно, чем никогда.
Вероника приехала домой через три дня, с бледным лицом и заплаканными глазами.
— Папа, я выхожу замуж в эту субботу, — сказала она с порога, без обиняков. — С тобой или без твоего участия. Но я хотела спросить… У мамы Ларисы сохранилось свадебное платье?
Павел Семёнович кивнул. Платье хранилось в шкафу, в чехле, пропитанном ароматом нафталина и тёплых воспоминаний.
— Можно я его примерю?
Они поднялись в спальню. Вероника достала платье, приложила к себе перед зеркалом. Размер подходил почти идеально.
— Как красиво, — прошептала она. — Мама была невероятно красива.
— Очень. И ты на неё похожа.
Вероника обернулась.
— Папа, я понимаю твою боль. Но я не могу всю свою жизнь нести ответственность за ошибки чужого человека. Не могу и не буду.
— Знаю.
— Денис — прекрасный человек. Честный, добрый, трудолюбивый. Он не изменяет, не пьёт, хочет детей. Таких сейчас редко встретишь.
— Знаю.
— Тогда почему ты всё ещё против?
Павел Семёнович сел на кровать, где когда-то спал со своей женой, где они вместе мечтали о будущем дочери.
— Потому что я панически боюсь потерять и тебя тоже.
— Папа… — Вероника подошла, села рядом. — Ты меня уже потерял. В тот самый день, когда запретил мне любить.
— Я всего лишь хотел защитить тебя.
— От чего? От собственного счастья?
Он молчал, глядя на свадебное платье.
— Знаешь, что мама Лариса сказала мне перед смертью? — спросил он. — «Береги папу. Он не умеет прощать. Это его самая большая беда и одновременно его огромная сила».
Вероника взяла его за руку.
— Пожалуйста, научись. Ради меня. Ради тех внуков, которых ты так хочешь увидеть.
Суббота выдалась удивительно солнечной, несмотря на поздний ноябрь. Дворец бракосочетаний сиял чистыми окнами. Павел Семёнович стоял у входа в новом, специально сшитом костюме, нервно поправляя галстук.
Вероника была прекрасна в мамином платье. Денис — подтянут и серьёзен, держал невесту за руку, как самое ценное сокровище.
— Кто отдаёт невесту? — спросила торжественная регистратор.
Павел Семёнович решительно шагнул вперёд.
— Отец.
Церемония прошла очень быстро. Клятвы, кольца, первый поцелуй. Вероника плакала от счастья, Денис улыбался, как мальчишка.
— Теперь вы муж и жена, — объявила регистратор. — Горько!
— Горько! — подхватили гости.
На выходе к нему подошёл Владимир Орлов.
— Спасибо, что пришёл.
— Не за что благодарить.
— Есть за что. Ты мог окончательно испортить им праздник.
Они стояли на ступенях Дворца, двое отцов, отпускающих детей в собственную жизнь.
— Володя, — тихо сказал Громов. — Я не прощу. Не смогу.
— Знаю.
— Но детей не буду наказывать за наши грехи.
— Это правильно.
Вероника подбежала к отцу, крепко обняла.
— Папа, спасибо! Спасибо тебе, что ты пришёл!
— И куда бы я делся от такой упрямой дочери?
— Теперь ты будешь дедушкой! Ты хочешь?
Павел Семёнович посмотрел на её сияющее лицо, на мужа, который терпеливо ждал жену чуть поодаль, на осенний солнечный день, который вдруг показался ему началом чего-то светлого.
— Хочу, — сказал он. — Очень хочу.
Денис подошёл, протянул руку.
— Павел Семёнович, я даю слово, что буду беречь её, как самое ценное.
— Смотри мне, — строго, но уже без былой злости, сказал Громов, но пожал протянутую руку крепко.
Вероника засмеялась.
— Пап, ты же теперь не страшный! Ты теперь добрый дедушка!
— Рано ещё дедушкой называть, — проворчал он, но улыбнулся.
Свадебный кортеж тронулся в сторону ресторана. Павел Семёнович сидел в машине рядом с дочерью и осознавал, что впервые за пятнадцать лет чувствует не камень в груди. Не прощение — нет, простить он не смог. Но что-то другое. Может быть, это было освобождение. Или просто невероятная, всепоглощающая усталость от ненависти.
— Папа, — сказала Вероника, — мама была бы счастлива.
— Да, была бы, — согласился он и посмотрел в окно на осенний Киев, который вдруг показался ему молодым и полным надежд.
Где-то впереди ждали внуки, воскресные семейные обеды, новые заботы и новые радости. Прошлое никуда не делось — оно просто перестало быть важнее будущего. И это было самое правильное решение.
Правда ведь, Павел Семёнович поступил как настоящий отец, хоть и с большим опозданием? Очень трудно отпустить боль, которая съедала тебя годами, но любовь ребёнка оказалась сильнее обиды.
Как вы считаете, справедливо ли, что сын мошенника заплатил за грехи отца, вернув долг в виде дорогого участка, чтобы получить благословение? Или старые долги не должны влиять на жизнь нового поколения?
