— Это полотенце ты зачем взяла? — голос был ледяным, как сырой кафель под ногами.
— А это твоё? — незнакомка в ванной даже не обернулась, продолжая закручивать тюрбан на голове. — Оно на полке лежало. Чистое.
— Это моё. Личное. — Алиса сжала зубы. — И я вообще не понимаю, кто ты такая и что делаешь в моей квартире.
— В твоей? — женщина, наконец, повернулась. Без косметики, в махровом халате, она выглядела расслабленной, почти домашней. — Ты кто вообще?
— Я хозяйка этой квартиры, — Алиса поставила сумку на пол. Сумку, с которой вчера прилетела из Парижа. В этой сумке была её жизнь. Её ноутбук, её духи, запас французского печенья и лавандовая соль, которую она собиралась насыпать в ванну. — А ты кто такая в моей ванной?
— Марина. Я тут снимаю. У Игоря, — девушка пожала плечами, будто всё объяснила. — Уже третий месяц.
Мир покачнулся. Алиса схватилась за дверной косяк, как за единственную точку опоры.
— У Игоря? — переспросила она, чувствуя, как её кожа под рубашкой становится липкой от злости. — У моего брата Игоря?
— Ну да. Он сказал, ты уехала, и квартира свободна. Договор, кстати, есть, — Марина кивнула куда-то в сторону кухни. — Я оплатила на полгода вперёд.
Алиса вышла в коридор.
Обои со слетевшими краями, старая этажерка с мамиными вазами — всё на месте. Только запах был не её. Вместо свежего воздуха и чуть уловимого «Шанель №5» — кофе с корицей и кошачий корм. Кошачий, мать его, корм.
— У тебя тут… кот? — спросила она, не узнавая собственного голоса.
— Угу. Рыжий. Нашёлся сам. Теперь мы вместе.
«Мы». Господи, «мы». В моей квартире. С котом. И халатом. И полотенцем. Мы…
Алиса прошла в гостиную и остановилась как вкопанная. Вместо её строгих чёрных штор — белые, с какими-то мандалами. На полке рядом с книгами — хрустальные черепа. На журнальном столике — свеча в виде женской груди. — Это что, твоё?
— Ну, я просто сделала уютнее. У тебя было как в морге.
Как в морге, — эхом отозвалось внутри. Она вспомнила, как перед поездкой оставила квартиру в идеальном порядке: вымыла плиту, вытерла все зеркала, сняла постель и даже намотала на кран бумажку «не забыть заплатить за воду». Как в морге, значит.
Алиса медленно развернулась.
— Ты должна съехать. Немедленно. Это моё жильё.
— Подожди. А где я буду жить? Я заплатила. Вот квитанции, хочешь покажу? У меня всё по-честному.
— По-честному? — Алиса взялась за виски. — Ты с моим братом заключила сделку на мою собственность. Без моего ведома. Как ты думаешь, это — по-честному?
— Ну, я-то откуда знала? Мне показали документы, договор, ключи. И вообще, я уже тут обустроилась. Вот шкаф — это мой теперь.
Алиса кинула взгляд на открытый шкаф. В её секции висело что-то пёстрое, с бахромой и стразами. Её классические блузы были отодвинуты в дальний угол, как неугодные родственники на даче.
— Прекрасно. Значит, ты — стилист с котом, который захватил мою квартиру, моего брата и моё полотенце. — Алиса резко дернула дверь шкафа. — И я должна куда? На улицу?
— Ну, можно ведь договориться? — Марина выглядела озадаченно, но не напугано. Она присела на подлокотник дивана и снова запахнулась в халат. — Можешь тут пока пожить. Места хватит.
— Пожить? У себя? — Алиса закусила губу. Сзади капал кран. Её чайник — теперь стоял рядом с чужой кружкой «Любимая тётя».
— А что, если я вызову полицию? — её голос дрожал, но больше от унижения, чем от злости. — Ты, Марина, кто? Захватчица? Жертва? Или просто наглая до предела?
— А ты? Жертва семейных недоразумений? Бросила квартиру, уехала в свой Париж, а теперь решила, что тут всё будет ждать тебя в вакууме?
Молчание повисло между ними, как плохо повешенная люстра.
Алиса села на табурет, который явно не был её — он скрипнул и шатнулся. И в этот момент стало особенно ясно: ничего больше не принадлежит ей. Ни табурет, ни квартира, ни брат, ни даже запах в доме.
«А я ведь доверяла ему. Дала ключи. Сказала: приглядывай. А он…» — она почувствовала, как внутри что-то отпускает. Будто лопнула тонкая струна.
— Он не имел права. Я…
— Ты хочешь выгнать меня? Прямо сейчас? В субботу вечером, без предупреждения, с котом и моими украшениями в разработке?
Алиса посмотрела на неё. Беспорядочная, громкая, слишком яркая.
И — настоящая.
— Нет. Я хочу позвонить брату. А потом — мы с тобой поговорим. И да. Я вернулась. И я остаюсь.
***
— Ты в своём уме? — Алиса держала телефон двумя руками, как гранату. — Ты пустил в мою квартиру кого-то постороннего и даже не подумал мне об этом сказать?
— Алис, ты же сама говорила, что надолго. Что живёшь теперь там. За границей. Что тебе эта квартира не нужна.
— Я так говорила? Или ты так решил? — она обернулась. Марина стояла в дверях кухни, грызла яблоко и смотрела, как будто сериал включили.
— Да что ты разоралась? — брат фыркнул. — Я всё по-честному. Снял, оформил договор. Деньги на карточку тебе перевёл, между прочим.
Алиса замерла.
— Какие деньги?
— Тридцать пять в месяц. Уже три месяца. На твой счёт. Проверь.
Она села. Открыла банковское приложение. А там — действительно. Переводы. От Игоря. Без комментариев. Просто: «35 000».
— Ты издеваешься… — прошептала она. — Ты превратил мой дом в съёмную хату и даже не удосужился мне позвонить?
— Алис, не начинай. Ты там живёшь красиво, у тебя другая жизнь. А тут квартира простаивает. Мне Марина сказала — ищет место, я и предложил. Девочка нормальная. С руками. Чайки тебе не насрала на балкон, извини за выражение.
— Ты что, с ней… — Алиса осеклась. — Ты с ней спишь?
Пауза была длинной. В трубке стало слышно, как брат курит. Потом:
— Нет. Она просто… нормальная. Не такая, как ты. Без заморочек. Ей не надо вылизывать всё зубной щёткой. Не надо идеальный порядок и коврик под ногами по фэн-шую.
Алиса медленно встала. Поставила телефон на стол.
— Игорь, я не знаю, как ты живёшь. Но теперь ты будешь объяснять это всё маме.
— Ты чего, сдурела?! — в трубке захрипело. — Ты зачем маму сюда приплетаешь?
— А потому что эта квартира — её. А не твоя. И не Марины. Я тут жила, я ухаживала за ней до последнего, я вела её через онкологию, я занималась похоронами. А ты… ты просто пришёл, как всегда, в готовое. И отдал это — первой, кто тебе улыбнулся.
— Ты перегибаешь.
— Нет. Я впервые за долгое время говорю прямо. И если ты не приедешь сюда завтра и не объяснишь всё своей жилецке — я поеду к юристу. И уж поверь, я знаю, как оформить иск. Не в Париже родилась.
Она отключила.
— Всё нормально? — Марина, оказывается, уже сидела за кухонным столом. Ножку за ножку, кошка у ног.
— Нет, — Алиса налила себе воды. — Но скоро станет. Только не тебе.
— Послушай, — Марина отодвинула чашку. — Я не враг тебе. Мне просто нужно было жильё. Я не знала всей этой вашей семейной истории.
— Ты поселилась в чужой квартире, обставила её по-своему, выкинула половину моих вещей в коробку и даже не подумала спросить, кому это всё принадлежит.
— Потому что мне сказали — это временно пустое жильё. Без хозяев. Ты же там себе «жизнь устроила», нет?
— Ты ничего обо мне не знаешь. И не пытайся делать вид, что знаешь.
— А может, и правда я не знаю. Но мне тоже негде жить, если что. Я не твой враг, Алиса. Я просто человек, которому тоже больно. Который ищет хоть какое-то место в этом мире.
— Ты выбрала не то место. Оно занято. — Алиса встала, взяла свою чашку, поставила в мойку и пошла в спальню. Точнее, в то, что раньше было спальней.
Теперь там стоял йога-коврик, зеркало в полный рост и какой-то чёртов мольберт.
— Господи. — Она прошептала это, словно молитву. — Что вы сделали с моим домом?
Поздний вечер.
Две женщины в одной квартире.
Одна — с чемоданом, в чужом доме, в своей же квартире. Другая — с котом и свечами в виде грудей.
Кухня стала полем боя: кто раньше поставит чайник, кто займёт единственную нормальную сковородку.
В холодильнике — её хумус и чужое овсяное молоко. В ванной — два полотенца и одно молчаливое противостояние.
— Я всё равно здесь останусь, — сказала Марина, закрывая дверь в свою комнату. — Он сказал: живи, будто это твоё.
Алиса выключила свет в коридоре.
— А я теперь здесь, чтобы напомнить — это не так.
***
— Ты серьёзно вызвала его сюда? — Марина стояла у плиты в какой-то чудовищной пижаме с зайцами и мешала овсянку.
— Серьёзно. И советую тебе одеться приличней — будешь рассказывать, на каких правах ты тут живёшь.
Алиса пила кофе. Чёрный, крепкий, без сахара. Из той самой чашки с отбитым краем, которую не выкинула, потому что мама пила из неё последние месяцы.
Кот Марины сидел на подоконнике и, кажется, знал — буря близко.
Игорь приехал как всегда — будто его никто не звал.
С пакетами из «Вкусвилла», в которых — паста, вино и пирог.
— Что за сцена? — он зашёл на кухню, чмокнул Марину в висок. — Алис, ты чего, с ума сошла?
— Ты действительно думаешь, что этот пирог может всё исправить? — Алиса не улыбалась. — Ты спал с ней?
Марина вздрогнула.
— Алиса… — начал Игорь, — Это не твоё дело.
— Ты сдал мамину квартиру. Присвоил деньги. Вёл себя так, будто всё принадлежит тебе. А теперь ты решил, что и женщина — твоя собственность?
— Послушай, — он поставил пакеты, выдохнул. — Я сдавал, чтобы помочь. Я знаю, ты была в пролёте с работой. Эти переводы — это помощь. А Марина… Она мне нравится. Да. Но я не с ней. Я с тобой говорю.
— Помощь? Без спроса? Ты помнишь, как мама просила — не пускать сюда посторонних? Или память у тебя выборочная?
Тишина. Только кот зевнул и ушёл в зал. Марина положила ложку, отступила на шаг.
— Я думала, ты другой, — сказала она Игорю. — Ты говорил, что это свободное жильё. Что «Алиса живёт во Франции». А она стояла вчера ночью, и её руки дрожали, когда она доставала свою пижаму из коробки. Ты видел когда-нибудь, как человек достаёт свою жизнь из картонной коробки?
Игорь молчал.
— Она смотрела, как я поливаю её цветы, — продолжила Марина, — и в глазах у неё было то, чего я никогда не видела. Не ревность. А бездомность.
— Так, всё, хватит. — Алиса оттолкнула стул. — Давайте разберёмся по-взрослому. Я тут жить буду. Я не уезжаю. У меня работа удалённая, я перевелась. Это мой дом. Марина — решай, ты переезжаешь или я вызываю юриста.
— Ты что, издеваешься? Мне куда? Я не знала, что…
— Это неважно. Я, может, не знала, что мне придётся делить дом с женщиной, которая по вечерам поёт мантры над ванной.
Игорь сел. Потер лицо руками.
— Вы обе с ума сошли. Может, вы поживёте вместе хоть немного? Ну вы же нормальные. Алиса, ты же всегда была гибкой…
— Ты просто не выдержал конкуренции за свою же жизнь, — перебила Марина. — Ты увидел, как она возвращается. Сильная. Спокойная. И испугался. Решил — пусть опять уедет. Пусть сдастся.
— Не смей, — прошептала Алиса, — ты вообще кто такая, чтобы судить?
— Я та, кто увидел в этом доме жизнь. Ты видела только порядок. А я — свет. Простите, если я ошиблась дверью.
Она вышла. Накинув пальто, схватила сумку. Кот — следом.
Дверь хлопнула. Сухо. Как в сердце.
Алиса стояла в тишине. Только ложка в кастрюле медленно падала набок.
— И что теперь? — выдохнул Игорь.
— Теперь ты пойдёшь и снимешь ей жильё. За свой счёт. А эту квартиру трогать больше не будешь.
— Ты всё ещё злишься?
— Нет. Просто теперь я поняла, где живу. И с кем. И без кого.
Финал
Марина ушла. Через день позвонила:
— Спасибо. За всё. Я нашла студию в Старой Басманной. Кот привыкает. Я — тоже.
Алиса сменила замки.
И впервые за долгие месяцы зажгла в зале ту самую настольную лампу, что раньше стояла у мамы на прикроватной тумбе.
На стене осталась одна из Мариныных подвесок — стеклянная, в виде сердечка.
Алиса не сняла. Просто повесила рядом ключи.
Пусть будет. Напоминание, что даже чужая жизнь может научить тебя, как не потерять свою.
