Екатерина застыла посреди кухни — мокрые руки, в одной ладони тарелка, в другой губка.
Дети только что поужинали — младшая, Алиса, размазала кашу по стульчику, старшая, Варвара, неохотно ковырялась в котлетах. Денис сидел рядом с телефоном. Он даже не поднял глаз, когда она спросила: «Поужинаем?» Кивнул только. Ну, спасибо и на этом.
— Денис, — голос прозвучал ровно, без эмоций. — Развесь, пожалуйста, белье.
Он не услышал. Или сделал вид, что не услышал. Палец скользил по экрану — лайки, лайки, бесконечные комментарии.
— Денис!
— А? — не поднимая головы.
— Белье в стиральной машине. Нужно развесить.
Муж оторвался от экрана, посмотрел на неё так, будто она предложила ему прямо сейчас улететь на Юпитер. Без скафандра.
— Да ладно, мама вчера говорила — тебе и так удобно, всё у тебя под рукой на кухне.
Екатерина медленно развернулась. Посмотрела на мужа — на этого мужчину с редеющими волосами, в старой растянутой футболке, который тридцать восемь лет прожил на свете и так и не понял простой истины: семья — это не одна женщина плюс зрители.
— Пусть твоя мама и стирает, — проговорила она тихо, — раз она такая хозяйственная.
Денис моргнул, не понимая:
— Ты чего?
— А то, — Екатерина поставила тарелку в раковину. — Твоя мама хозяйственная. Пусть и стирает. И готовит. И с детьми сидит. И полы моет. Я устала быть прислугой в собственном доме.
— Какая ещё прислуга? — он встал, отложил телефон. — Что за истерика?
— Это не истерика. — Екатерина сняла фартук, аккуратно повесила его на крючок. — Это решение.
В голове всё прояснилось с пугающей чёткостью. Будто кто-то включил яркий свет в тёмной комнате, где она долго спотыкалась о мебель. Оказалось — мебель-то давно чужая. И сама комната не её.
Когда это началось? Год назад? Два? Или с самого начала их совместной жизни — медленно, незаметно, по крупинке?
Сначала она готовила ужины — он же работал. Потом стирала — у неё график гибче. Потом забирала детей — ей же «по пути». Потом Денис перестал даже замечать, что дом функционирует сам по себе. Волшебным образом. Еда появляется, грязь исчезает, дети накормлены, одеты и здоровы.
А он? Он сидел с телефоном.
— Катюш, — голос его стал мягче, участливее, — ты правда устала? Может, к маме съездишь на выходные?
— К твоей маме? — она почти улыбнулась. — Которая мне вчера объясняла, что современные женщины ленивые и не умеют мужей ценить?
— Ну она же не со зла это.
— Конечно. Она с заботы. О тебе.
Денис потёр затылок — жест знакомый. Значит, чувствует неладное, но пока не осознаёт масштаба катастрофы.
— Слушай, а что вообще случилось? Из-за белья такой сыр-бор?
Екатерина посмотрела на него долго. Изучающе. Как на музейный экспонат, который впервые увидела.
— Дело не в белье, — сказала она наконец. — Дело в том, что ты даже не знаешь, во сколько у детей дополнительные занятия. Какой размер обуви у младшей. Где лежат важные документы. Когда ты последний раз мыл полы.
— Ну и что? У нас же разделение обязанностей!
— Да? — Екатерина открыла кран, начала мыть руки. — И какие же у тебя обязанности?
Пауза. Долгая. Неудобная.
— Я работаю.
— Я тоже работаю. И при этом ещё дом веду.
— Но у тебя же удалёнка.
— Это не повод для того, чтобы я стала невидимой служанкой.
Слово «служанка» прозвучало резко. Почти грубо. Денис явно поёжился.
— Катя, ты преувеличиваешь.
— Нет, — она вытерла руки полотенцем. — Я наконец-то правильно оцениваю ситуацию.
В коридоре послышались шаги — старшая дочь, Варвара, шла мимо кухни. Остановилась:
— Мам, а у меня завтра контрольная по математике.
— Повторяла?
— Угу. А папа может объяснить про логарифмы?
Денис замялся:
— Я, м-м, я же гуманитарий…
— Ясно, тогда ты, мам, — дочь пожала плечами и ушла к себе в комнату.
Екатерина закрыла глаза. Открыла.
— Видишь? Даже Варя понимает, на кого рассчитывать в этом доме.
Ночью она лежала и думала. О том, как постепенно растворилась в быте. Решение пришло под самое утро. Простое. Логичное.
Ей нужно исчезнуть.
Наталья Петровна приехала на следующий день.
Как всегда, с пирогами. И с этим своим особым видом — я всё понимаю, я всё решу, мужчины они слабые, а женщины обязаны тянуть.
— Денис мне всё подробно рассказал, — заявила она, даже не сняв пальто. — Ты просто устала, деточка. Это видно. У вас тут бардак.
Екатерина обвела взглядом кухню. Вчерашняя посуда вымыта, стол протёрт, на плите варится ароматный суп. Какой, к слову, бардак?
— Где бардак, Наталья Петровна?
— Да не в самой квартире, — свекровь махнула рукой, — в отношениях. Ты мужа не понимаешь. Он работает, устаёт.
— А я что делаю?
— Ну, — замялась та. — Ты же дома. Тебе проще.
Екатерина села за стол. Посмотрела на эту женщину — седые волосы в аккуратной укладке, строгий взгляд, руки, привыкшие командовать. Вырастила сына, который до сих пор звонит маме, когда не может выбрать носки.
— Наталья Петровна, а вы когда-нибудь работали вне дома?
— Конечно! Тридцать лет в университете преподавала!
— И дома тоже всё делали?
— Естественно. А как же? Женщина должна всё успевать.
— Должна. — Екатерина кивнула. — Понятно.
— В наше время женщина всё тянула. И мужа, и детей, и дом. И не ныли!
— А мужчины что делали в ваше время?
Свекровь растерялась:
— Как что? Работали! Зарабатывали деньги!
— А сейчас что изменилось? Я тоже работаю. И зарабатываю. Но почему-то дом — только моя зона ответственности.
— Денис много работает.
— Я тоже много работаю. Плюс дети, плюс дом, плюс ваш сын, который не знает, где у нас лежат запасные лампочки.
Наталья Петровна поджала губы:
— Значит, я плохо воспитала сына?
— Не плохо. Односторонне.
Разговор затих. Свекровь резала пирог — нервно, неровными кусками. Екатерина смотрела в окно. За стеклом серый день, серые дома в Харькове, серые люди спешат по своим делам.
— Деточка, — голос стал мягче, — может, тебе отдохнуть? К маме съездить?
— К какой маме? Моя умерла три года назад.
— Ах, прости. Я забыла.
Забыла. Конечно. Потому что Екатерина — это всего лишь приложение к Денису. У приложений не бывает своих трагедий.
— Тогда, может, к подруге?
— А кто с детьми будет?
— Ну, Денис.
— Денис не умеет заплетать косички. Не знает, что Алиса не ест молочные каши. Не помнит, в какой день у Вари танцы.
— Научится!
— В тридцать восемь лет?
Свекровь замолчала. Видно было — в голове что-то переклинивает. С одной стороны, сынок хороший, работящий. С другой — действительно, когда это он последний раз ребёнка в школу собирал?
— Катя, а что ты хочешь?
Вопрос прозвучал неожиданно. Искренне.
— Я хочу быть женой, а не прислугой. Хочу, чтобы муж замечал, что в доме кто-то живёт, кроме него. Хочу иногда болеть и не думать — а кто детей накормит?
— Ну, это всё решаемо.
— Да? — Екатерина встала. — Тогда решайте.
Путёвку она купила в тот же день.
Санаторий в Мукачево. Три недели. Номер на одного. Процедуры, тишина, горы.
Денис узнал вечером.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно.
— А дети?
— А что дети? У них есть папа.
— Катя, я же не умею.
— Научишься. Или попросишь маму. Она всё знает про воспитание.
— Но это же, это же побег!
Екатерина сложила вещи в чемодан. Аккуратно. Медленно. Денис стоял и смотрел — растерянно, как ребёнок, у которого отняли любимую игрушку.
— Это не побег, — сказала она, не оборачиваясь. — Это отпуск.
— От чего отпуск?
— От того, чтобы быть невидимой.
Утром она встала в пять. Дети спали. Денис храпел, раскинув руки. На кухонном столе — записка:
«Я не сбежала. Я отдохнуть. Вернусь, когда почувствую, что меня ждут, а не используют. В холодильнике еда на три дня. Дальше — сами. Телефон выключаю. Екатерина»
P.S. У Алисы аллергия на цитрусовые. У Вари завтра родительское собрание в 18:00. Стиральный порошок на полке, кондиционер — в шкафчике. Удачи.
Первый день прошёл нормально.
Денис позвонил маме — та примчалась с готовой едой и инструкциями. Дети послушались, поели, легли спать.
— Видишь, — сказала Наталья Петровна, — всё не так страшно. Катя драматизирует.
Второй день начался с того, что Алиса не нашла школьную форму.
— Где мама её стирает? — спросила у папы.
— Эм, в стиральной машине?
Алиса посмотрела на отца с жалостью и пошла в ванную.
Форма нашлась в корзине — грязная. Алиса надела вчерашнюю юбку и заплаканная побрела завтракать.
— А косички? — спросила она.
— Какие косички? — не понял Денис.
— Я же девочка! Мне волосы надо заплетать!
Наталья Петровна попыталась помочь, но руки уже не те. Косичка получилась кривая, резинка — слишком тугая. Алиса ревела.
Варвара молчала. Собралась сама, позавтракала чем попало, взяла рюкзак.
— Пап, у меня сегодня родительское собрание.
— Какое собрание?
— Мама записку оставляла. В шесть вечера.
— Ах, я же работаю до семи.
— Тогда не ходи, — пожала плечами дочь. — Мне всё равно.
Но было видно — не всё равно.
К вечеру Наталья Петровна выдохлась. Дети не слушались, в раковине — гора посуды, Алиса умудрилась пролить сок на диван.
— Денис, — сказала она сыну, когда тот вернулся с работы, — это довольно сложно оказалось.
— Что сложно?
— Ну, дети, дом. Катя одна со всем справлялась?
— Справлялась.
Мать посмотрела на сына долго:
— А ты ей помогал?
— Я работал!
— И что? Она не работала?
Денис растерялся. В голове начало что-то проясняться — медленно, болезненно.
— Мам, а ты поможешь ещё?
— Денис, я что-то устала. И у меня спина болит.
— Но что же делать?
— Учись, сынок. Учись быть папой.
На четвёртый день Наталья Петровна перестала приезжать.
Денис остался один.
Он сидел на кухне в семь утра и смотрел на детей. Алиса ковырялась в тарелке с хлопьями — он не знал, что она их не ест. Варвара пила чай с бутербродом — сама себе сделала, потому что папа долго спал.
— Пап, — Алиса подняла грустные глаза, — а когда мама вернётся?
— Скоро, солнышко.
— А что такое скоро? Завтра? Или послезавтра?
Денис не знал, что ответить. Когда почувствую, что меня ждут, а не используют — эти слова крутились в голове как заевшая пластинка.
— Папа, — Варя допила чай, — мне на танцы сегодня. В четыре.
— На какие танцы?
— У меня каждую среду танцы. Мама всегда отвозила.
— А где это?
Дочь посмотрела на него с тем же выражением, с каким смотрят на безнадёжно больного:
— На Киевской, тридцать семь. Автобус номер девять.
— Хорошо, отвезу.
— На чём? Ты же на работе.
— Эм, возьму отгул.
— Зачем? Я сама доберусь.
— Варя, тебе четырнадцать лет!
— Ну и что? Мама с двенадцати одну отпускала. Она говорила — надо быть самостоятельной.
Мама говорила. Всё что угодно — мама говорила, мама знала, мама делала. А что говорил папа? Что знал папа?
После работы Денис заехал в магазин. Стоял посреди молочного отдела и тупо смотрел на полки. Что покупать? Екатерина всегда сама ходила за продуктами. Список составляла, меню планировала.
Он купил что попало — сосиски, хлеб, молоко, пакет пельменей.
Дома Алиса встретила его слезами:
— Папа, у меня завтра контрольная по украинскому! А я не выучила правила!
— Какие правила?
— Про числительные!
Денис сел рядом с дочкой, открыл учебник. Буквы расплывались перед глазами. Когда он последний раз помогал детям с уроками? Года два назад? Три?
— Солнышко, а где мама это объясняла?
— Мама всегда всё знала, — тихо сказала Алиса. — А ты даже не знаешь, где наши тетради лежат.
Эти слова ударили больнее любого упрёка.
Мама всегда всё знала.
А ты даже не знал.
Денис закрыл учебник, обнял дочь:
— Прости меня, Алисочка.
— За что, пап?
— За то, что был плохим папой.
— Ты не плохой! — Алиса прижалась к нему. — Ты просто не умеешь.
Не умею. В тридцать восемь лет не умею быть отцом собственным детям.
Вечером, когда дети легли спать, Денис сел за кухонный стол. Достал телефон — хотел позвонить Екатерине. Номер недоступен.
Написал сообщение: «Прости меня. Я все понял».
Но сообщение не доставилось.
На следующее утро Денис взял больничный.
— Что случилось? — спросила секретарша.
— Мне нужно разобраться с семьёй.
Он составил план. Детский, наивный, но план:
6:30 — подъём, завтрак для детей
7:30 — проводить Алису в школу
8:00-17:00 — работа (удалённо из дома)
17:30 — забрать Алису, проверить уроки
18:00 — ужин (готовить самому!)
19:00 — время с детьми
21:00 — укладывать спать
На холодильник повесил магнитную доску с расписанием уроков, списком дел, телефонами учителей.
В первый день сжёг яичницу. Алиса опоздала в школу на полчаса. Варвара закатила глаза и сказала:
— Пап, может, лучше я сама?
— Нет, — твёрдо ответил Денис. — Я научусь.
Звонила мать:
— Денис, как дела? Может, помочь?
— Спасибо, мам. Справлюсь сам. Мам, а ты не устала за всю жизнь всё тянуть одна?
Наталья Петровна молчала. Потом тихо сказала:
— Ты прав, сынок. Я сама всё делала за тебя. И за папу твоего. Мужчины у нас какие-то недоделанные получились.
К концу недели Денис научился заплетать косички. Косо-криво, но Алиса не плакала. Освоил стиральную машину — только однажды покрасил белые носки в розовый цвет. Выучил расписание детей наизусть.
Варвара стала помогать с ужином. Не потому, что заставляли — сама захотела.
— Пап, а мама скоро вернётся? — спросила она, нарезая салат.
— Не знаю, — честно ответил Денис. — Но я хочу, чтобы поскорее вернулась.
На десятый день без Екатерины Денис впервые за много лет заплакал.
Сидел на кухне, смотрел на детские рисунки на холодильнике — все подписаны «Маме», ни одного «Папе». Понял: он был призраком в собственной семье.
Но теперь всё изменится.
Должно измениться.
Екатерина вернулась через три недели.
Денис услышал звук ключей в замке — сердце бешено забилось. Встал с дивана, где читал Алисе сказку.
— Мама! — Алиса соскочила с колен и побежала в прихожую.
Екатерина стояла в дверях с небольшой сумкой. Загорелая, отдохнувшая. Но в глазах — осторожность.
— Привет, — сказала тихо.
— Мамочка! — Алиса повисла на ней. — Как я скучала!
Варвара подошла спокойнее, обняла:
— Мы справились без тебя. Папа научился готовить.
— Правда? — Екатерина посмотрела на Дениса.
— Пытался, — ответил он. — Не всё получалось, но пытался.
Она прошла на кухню. Остановилась. На холодильнике — магнитная доска с расписанием дел, графиком дежурств, списком важных телефонов. Всё написано рукой Дениса.
— Это что?
— Планирование, — сказал Денис. — Я понял — дом не управляется сам по себе.
Екатерина провела пальцем по доске:
— Интересно.
На столе — её любимый чай. Нарезанные яблоки. Печенье в красивой тарелке.
— Садись, — Денис отодвинул стул. — Расскажи, как отдохнула.
— Хорошо, — она села осторожно. — Думала много.
— О чём?
— О нас. О том, стоит ли возвращаться.
Воздух сгустился. Дети притихли.
— И? — голос Дениса дрогнул.
— Решила посмотреть, что изменилось.
— Всё изменилось, мам! — Алиса не выдержала. — Папа теперь мне косички заплетает! И кашу варит! И сказки читает!
— И белье развешивает? — спросила Екатерина с лёгкой улыбкой.
— И белье, — кивнул Денис. — И полы моет. И с родительских собраний больше не сбегаю.
— Понятно.
Екатерина села за стол. Взяла чашку — руки дрожали едва заметно.
— Денис, я устала тянуть всё одна.
— Знаю.
— Не хочу больше быть прислугой в собственном доме.
— Не будешь.
— Серьёзно?
— Я не просто соскучился. Я изменился. И хочу доказать это не словами — делами.
Долгая пауза. Дети смотрели то на маму, то на папу.
— Хорошо, — сказала наконец Екатерина. — Попробуем.
— Ура! — Алиса захлопала в ладоши.
Варвара улыбнулась:
— А я и не сомневалась.
Денис разлил по чашкам чай. За окном садилось солнце. Дети перешёптывались, строя планы на завтра.
Иногда женщине нужно исчезнуть, чтобы напомнить о себе.
Вот такая история, друзья. Екатерине хватило сил уйти, чтобы её муж, наконец, прозрел. 😥 Как часто мы, женщины, боимся такого радикального шага, продолжая молча тянуть на себе весь быт и отношения?
Как вы считаете, был ли поступок Екатерины справедливым или слишком жёстким? И действительно ли Денис изменился, или это временный эффект, который пропадёт через месяц? Ваша мама/свекровь похожа на Наталью Петровну? Давайте обсудим! 👇
