— Рыжик! Рыжик! Иди сюда немедленно, сорванец! — позвала Лариса Николаевна, стоя в распахнутой двери на просторную веранду. Лёгкий ветерок качал ситцевые занавески, в воздухе витал густой запах влажной земли и свежескошенной травы. — Рыжик, ну что ты там носишься, как угорелый! Ты, наверное, опять в лужах купался? Беги, я тебя вытру!
Женщина прислушалась, но в ответ была только тишина. Лишь где-то далеко, за пределами Камышовки, откликались соседские псы.
— Рыжик! Куда же ты запропастился?
Лариса Николаевна покачала головой, осторожно вышла на ступеньки, едва удержавшись на мокром дереве. Только что пронёсся стремительный августовский дождь, и всё вокруг сияло, благоухая прохладой.
А Рыжик, пёс цвета осенней листвы, с белоснежной грудкой и удивительно живыми карими глазами, тем временем с упоением носился по участку, преследуя беспечную бабочку. Лапы его были, конечно, испачканы в глине, шерсть торчала клочьями, а из пасти весело свисал розовый язык.
Это, видимо, негласная традиция всех деревенских собак, которые передаются из поколения в поколение: устроить весёлое купание в грязи сразу после ливня.
Лариса Николаевна улыбнулась своим мыслям, присела на крылечко, поправила концы платка.
— Ну, беги, беги, пока позволяют силы, — тихо проговорила она, погружаясь в собственные воспоминания.
Рыжика они с Иваном Андреевичем приютили ещё маленьким щенком, лет пять назад. Тогда Иван Андреевич был полон сил, бодр; по утрам он отправлялся с псом на долгие прогулки: к речке, в лес, и оба возвращались довольные, с отменным аппетитом на завтрак. Но потом Иван Андреевич стал быстро уставать, всё чаще жаловался на одышку, на сердце. Врачи разводили руками, выписывали рецепты, но ничего не помогало.
И вот уже год Лариса Николаевна жила в доме одна. Только с Рыжиком.
Первое время пёс, конечно, сильно тосковал. Искал хозяина в каждой комнате, обнюхивал его стоптанные тапочки в прихожей, тихонько скулил по ночам. Но потом смирился. Или не смирился, а просто принял то, что Иван Андреевич не вернётся, и переключил всё своё внимание на Ларису. Он стал её неразлучной тенью: встречал у калитки после похода в магазин, неизменно клал тёплую морду ей на колени, когда женщина сидела в кресле, занимаясь вязанием.
— Ларка! Лариса Николаевна! — донёсся звонкий голос с соседнего двора. — Ты дома?
Через невысокий деревянный забор перемахнула худощавая, энергичная фигура Тамары Семёновны, их соседки. В руках она держала корзинку, полную огурцов.
— Дома, Тамара, дома, — кивнула Лариса. — Вот, слежу за Рыжиком, а то совсем разбойничает. Заходи, чайник сейчас поставлю!
— Да я на минутку забежала. Огурцы вот принесла, у меня их в этом году — хоть залейся, не знаю, что с ними делать. Закрутила уже банок двадцать, а они всё растут и растут! — Тамара поставила корзинку на крыльцо и присела рядом. — А где твой охранник?
— Да вон, сражается с бабочками, — махнула рукой Лариса Николаевна. — Дурачок.
Они немного помолчали, наблюдая, как Рыжик кувыркается на влажной траве.
— Слушай, а это правда, что твой Олег, сын, приедет? — спросила Тамара. — Говорят, что насовсем перебирается?
Лариса нахмурилась, поджала губы.
— Приедет. Обещал к концу недели. Насовсем или нет, не знаю. Говорит, что в Львове устал, хочет на свежем воздухе, огород завести. А я вот подозреваю, что он от жены своей, Светланы, сбежал. Поругались, поди, опять, — вздохнула женщина. — И ещё говорит, что Рыжика нужно пристроить. Мол, я уже старая, не справлюсь, а он, Олег, собак на дух не переносит.
— Как это — отдать?! — возмутилась Тамара. — Да ты что такое говоришь! Это же не какая-то вещь! Это собака Ивана! Да Иван Андреевич с того света восстанет, если ты Рыжика отдашь!
— Знаю я, знаю, — отмахнулась Лариса Николаевна. — Да только что мне делать? Сын есть сын. Не пойду же я против родной крови.
Тамара покачала головой, постояла ещё немного и ушла, пообещав вечером зайти ещё раз, чтобы обсудить всё обстоятельно.
А Лариса Николаевна осталась сидеть на крыльце. Рыжик, наконец утомившись от беготни, подошёл к ней и положил морду прямо на колени. Глаза его были такие пронзительно грустные, такие осмысленные, что Лариса не выдержала: обняла пса за шею, уткнувшись лицом в его тёплую шерсть.
— Ну что же нам делать, Рыжик? Что же делать? — прошептала она.
Олег приехал поздно вечером в пятницу, на старенькой, чихающей и дымящей машине. Из багажника он вытащил два огромных чемодана, внёс их в дом, толком даже не поздоровавшись.
— Мам, поставь чайник скорее, с дороги я ужасно устал! — крикнул он из комнаты.
Лариса Николаевна молча пошла на кухню. Рыжик последовал за ней, косясь в сторону комнаты, где гремел вещами Олег, и тихонько, угрожающе рычал.
— Тише ты, — погрозила ему пальцем Лариса. — Это теперь главный хозяин здесь. Привыкай.
Но Рыжик не собирался привыкать. Когда Олег вышел на кухню, пёс зарычал громче и оскалил зубы.
— Ты чего, псина?! — прикрикнул на него Олег. — Мам, убери его отсюда немедленно! Выгони на улицу!
— Олежка, да он же не кусается, просто не привык к тебе… — попыталась объяснить Лариса, но сын её перебил:
— Мам, я уже говорил, что не потерплю собак в доме! Завтра же найдём, кому его отдать. Или в приют сдадим. Всё, обсуждение закончено!
Он сел за стол, начал пить чай, громко прихлёбывая и обжигаясь. Лариса стояла у окна, смотрела на Рыжика, который лёг под столом и упорно не отводил глаз от Олега.
Ночью Лариса не могла уснуть. Она лежала, глядя в потолок, прислушиваясь к храпу сына в соседней комнате. А потом услышала тихий скулёж. Встала, вышла на веранду. Рыжик сидел у двери, глядя на неё.
— Ну что, милый? Не спится тебе? — присела рядом Лариса, погладила пса по голове. — Мне тоже сна нет. Знаешь, Рыжик, я тут подумала… А может, нам просто уйти? Да-да, уйти вдвоём! К Тамаре, например. У неё места полно, сад большой. Ты бы там жил, а я бы приходила к тебе. Или вот, к брату Ивана Андреевича, в город. Он же тебя любил, помнишь? Нет, правда, давай уйдём! Что нам здесь делать?
Рёжик слушал, изредка тяжело вздыхая. А потом лизнул Ларису в щёку, и та неожиданно засмеялась сквозь слёзы.
— Ладно, ладно. Не плачь, Ларка. Старая дура! Иван, наверное, там, наверху, головой качает: вот, мол, размякла моя баба! А ведь когда-то была же строгая, характер имела! — Лариса вытерла слёзы подолом халата и встала. — Ну всё, пойдём спать. Утро вечера мудренее, как говорится.
Но утро не принесло облегчения. Олег встал поздно, хмурый, требовал завтрак, ворчал, что в доме холодно, что вода в колонке течёт тонкой струйкой, что огород зарос.
— Мам, ты вообще тут чем занимаешься? — спросил он, окидывая участок недобрым взглядом. — Сорняки одни! Картошку пора копать, грядки перекапывать! Ты же на пенсии, времени свободного — вагон!
— Олег, у меня спина болит, сам же знаешь, — попыталась оправдаться Лариса. — Да и не до огорода мне было…
— Ага, не до огорода! А до чего тогда? До этой собаки? Слушай, давай я сегодня съезжу, дам объявление в газету. Или просто оставлю его на трассе, кто-нибудь обязательно подберёт!
— Олег! — вскрикнула Лариса. — Ты что такое говоришь?! На трассе?! Ты в своём уме?!
— А что такого? Обычная собака. Найдёт себе новых хозяев. Я вот в детстве кота так пристроил, помнишь? И всё было нормально!
Лариса побледнела, схватилась за сердце.
— Олег, не смей! Не смей ты этого делать… Это собака Ивана! Твоего отца! Ты понимаешь, что говоришь?!
— Отца давно уже нет, мам. Пора бы смириться, — холодно отрезал Олег и направился к машине. — Я поеду на рынок, куплю всё, что нужно. А ты пока подумай. Или эта собака, или я. Выбирай!
Он завёл машину и уехал, оставив за собой клубы едкого выхлопного дыма. Лариса стояла посреди двора, не в силах пошевелиться. А Рыжик подошёл и ткнулся носом ей в ладонь.
— Господи, Рыжик, что же делать? — прошептала она, и слёзы вновь потекли из глаз.
Вечером пришла Тамара, принесла большой пирог с капустой.
— Ну что, приехал твой Олег? — спросила она, усаживаясь на кухне. — Я видела его машину.
— Приехал, — кивнула Лариса и всё рассказала.
Тамара слушала, всё сильнее хмурясь.
— Да он же совсем обнаглел, твой Олег! — возмутилась она. — Как это, или собака, или я?! Да ты ему покажи, кто тут настоящая хозяйка! Это твой дом, Ларка! Твой! И Рыжик — твой пёс! А если Олегу не нравится, пусть катится обратно в свой Львов, к своей Светлане!
— Тамара, ну он же сын… — попыталась вставить Лариса, но соседка перебила:
— Сын, сын! А ты ему кто? Прислуга? Ты всю жизнь на него горбатилась, в институт его выучила, квартиру помогла приобрести! А он что? Раз в год приедет, носом крутит: тут плохо, там не так! Нет уж, довольно! Пора ему честь знать!
Она решительно поднялась и направилась к двери.
— Ты куда? — встрепенулась Лариса.
— К твоему Олегу. Поговорю я с ним! — бросила Тамара через плечо и вышла.
Лариса кинулась следом, но Тамара уже распахнула дверь в комнату, где Олег лежал на диване и листал что-то в телефоне.
— Ты чего, тётя Тамара? — удивлённо поднял голову Олег.
— А вот чего, Николай! — грозно начала Тамара. — Ты тут совсем потерял стыд?! Мать доводишь до слёз, собаку хочешь выбросить! Да кто ты такой, чтобы тут свои порядки устанавливать?!
— Тётя Тамара, это наше семейное дело, — попытался Олег осадить её, но Тамара была неумолима.
— Семейное! Да твоя семья — это мать и пёс! А ты кто? Ты раз в год наезжаешь, воротишь нос, а потом сматываешься! Твой отец, царствие ему небесное, сейчас бы тебе такое устроил, что ты до утра не опомнился бы!
Олег побагровел, вскочил с дивана.
— Да как вы смеете! Это мой дом! Мой! Я тут хозяин!
— Нет, дорогой, не твой! Это дом твоих родителей! И пока твоя мать жива, она здесь единственная хозяйка! А ты всего лишь гость! И гость невежливый! — Тамара развернулась и вышла, громко хлопнув дверью.
Лариса стояла в коридоре, прижав руки к груди. Олег вышел следом за соседкой, посмотрел на мать.
— Мам, что это вообще было? — спросил он уже тише.
— Правда, Олег. Это была чистая правда, — спокойно ответила Лариса. — Знаешь, сынок, Тамара права. Я всю жизнь посвятила тебе, твоему отцу. А теперь, когда отца нет, у меня остался только Рыжик. И я его не отдам. Никогда не отдам! Понимаешь? А если тебе это не нравится, можешь уезжать обратно. Я тебя не держу.
Она произнесла это твёрдо, на удивление спокойно для самой себя. И посмотрела сыну прямо в глаза.
Олег стоял с открытым ртом. Потом сглотнул и отвёл взгляд.
— Ну ладно, — пробормотал он. — Как скажешь. Пусть остаётся, твой Рыжик. Только я с ним не имею никаких дел, ясно?
— Ясно, — кивнула Лариса. — И не нужно.
Прошла неделя. Олег потихоньку обустраивался, копал огород, чинил покосившийся забор. С Рыжиком он так и не сдружился, но и не гонял его больше.
В то утро Олег отправился в небольшой лесок за дровами. Взял с собой бензопилу, верёвку, сказал, что вернётся к обеду. Лариса проводила его взглядом, затем занялась стиркой. А Рыжик лежал на крыльце, греясь в лучах солнца.
Прошёл час, другой. Лариса уже накрывала на стол, ожидая сына. Но Олега не было. Лариса вышла во двор, позвала его, но в ответ — тишина. И Рыжика тоже нигде не было.
— Рыжик! — крикнула она, но пёс не пришёл, как обычно.
И вдруг Лариса услышала яростный лай. С каждой секундой лай становился всё громче, всё злее, переходя в рычание. Лариса Николаевна бросилась в сторону леса. Сердце колотилось в груди, страх обжигал горло.
А потом она увидела. На опушке, рядом со старой, могучей сосной, стоял Олег, прижавшись спиной к стволу. А прямо перед ним шла ожесточённая схватка между Рыжиком и крупной лисой.
— Рыжик! — громко кричал Олег. — Рыжик, брось её!
Но пёс не слушал. Он отчаянно боролся с лисой, защищая человека. Наконец, через какое-то время лиса смогла вырваться и убежала. Но собака не стала её преследовать.
Рыжик тяжело опустился на землю и задышал. На его морде виднелась небольшая рваная рана. Олег рухнул на траву, прижал руки к лицу.
— Господи… Господи… — повторял он. — Рыжик… Рыжик, ты…
Лариса подбежала, обняла сына, потом присела рядом с Рыжиком.
— Милый мой, — прошептала она. — Родной мой…
Пёс лизнул её руку, слабо вильнул хвостом. Полежав ещё пару минут, Рыжик с трудом поднялся и тихонько направился в сторону дома. Олег быстро схватил телефон и позвонил в ветеринарную службу: вдруг лиса была бешеной? Он строго наказал матери пока не приближаться к Рыжику.
Ветеринарная служба приехала буквально через полчаса. Они осмотрели собаку, уточнили у Ларисы, ставили ли псу прививку от бешенства. К счастью, три месяца назад Лариса Николаевна возила Рыжика к ветеринару и все необходимые вакцины были сделаны.
Тут же взяли у Рыжика анализы и осмотрели Олега. Следов укусов или царапин на сыне не обнаружили, но ветеринары настояли на немедленной вакцинации.
— И вам тоже, — сказал главный врач, кивнув на Ларису. — Контактировали с псом после схватки?
— Да, — кивнула Лариса.
— Вам обоим необходим курс уколов. А собаку — на строгий карантин. Десять дней наблюдения. Если симптомов не будет, считайте, что вам крупно повезло.
Двор обработали специальным дезинфицирующим раствором. Рыжика поместили в отдельный вольер во дворе, который Олег соорудил в экстренном порядке. Весь участок объявили карантинной зоной. Было запрещено выходить без разрешения, принимать гостей, выпускать других животных.
Лариса и Олег получили первые, болючие уколы в тот же день. Олег морщился, но терпел. А потом подошёл к вольеру, где сидел Рыжик.
— Прости меня, старик, — сказал он тихо. — Прости меня за всё, что я говорил. Ты меня спас. Ты понимаешь? Ты не думал о себе. Бросился, защитил.
Рыжик подошёл к сетке и ткнулся в неё носом.
— Я тебя никому не отдам, — прошептал Олег. — Никому и никогда. Ты теперь мой друг. Навсегда.
Десять дней карантина тянулись невыносимо долго. Каждое утро приезжал ветеринар, тщательно осматривал Рыжика, мерил температуру, проверял реакции. Пёс вёл себя спокойно, ел, пил, радостно вилял хвостом при виде Ларисы и Олега.
— Всё хорошо, — говорил ветеринар при каждом осмотре. — Пока всё хорошо.
А на одиннадцатый день он приехал с официальными бумагами.
— Мои поздравления, — сказал он, протягивая справку Ларисе. — Ваш Рыжик абсолютно здоров. Карантин снят. Можете выпускать. К счастью, лиса оказалась не бешеной.
Олег распахнул дверцу вольера, и Рыжик выскочил, как пуля. Он носился по двору, лаял, прыгал на Олега, лизал его лицо. Олег смеялся, обнимал пса, гладил его по голове.
— Ну всё, старик, всё! Теперь мы с тобой не расстанемся!
Лариса стояла на крыльце, утирая слёзы. Это были слёзы чистого счастья.
Прошёл месяц. Олег решил остаться жить с матерью. Развёлся со Светланой, забрал свои вещи из Львова, обустроил в доме рабочий кабинет. Он нашёл удалённую работу, сидел за компьютером, а Рыжик неизменно лежал у его ног.
По утрам они вдвоём ходили на прогулки к речке, в лес. Возвращались румяные, довольные, с отменным аппетитом ели еду, которую готовила Лариса. Потом Олег работал, а Лариса занималась домом. Вечерами они сидели втроём на веранде, пили чай, неспешно разговаривали.
— Знаешь, мам, — сказал однажды Олег, — я раньше думал, что жизнь — это карьера, деньги, статус. А оказалось, что жизнь — это вот. Дом, семья, верность. И то, что рядом есть тот, кто готов отдать за тебя жизнь, не раздумывая.
Лариса кивнула, погладила Рыжика по голове.
— Твой отец, Иван, всегда так говорил. Вот только я не думала, что ты это поймёшь. А вы оба, ты и Рыжик, поняли друг друга. И это самое главное.
Рыжик лежал между ними, сытый и довольный. Иногда он вздыхал и закрывал глаза. А иногда открывал их и смотрел на своих людей с такой любовью, с такой безграничной преданностью, что сердце сжималось от счастья.
Сентябрь подходил к концу. Листья желтели, по вечерам холодало. Но в доме было невероятно тепло. Было хорошо. Была семья.
Как-то вечером Лариса сидела на крыльце, вязала. Олег с Рыжиком вернулись из леса, оба разрумянившиеся, весёлые.
— Мам, смотри, сколько грибов мы нашли! — Олег показывал полную корзину. — Рыжик их искал, прямо как ищейка!
— Молодцы, — улыбнулась Лариса. — Сейчас почистим, сварим.
Она встала, взяла корзину. Олег обнял её за плечи, поцеловал в макушку.
— Спасибо тебе, мам. За всё. За то, что не позволила мне избавиться от Рыжика. За то, что научила меня понимать, что действительно важно.
— Это не я научила, — покачала головой Лариса. — Это Рыжик научил. Он показал тебе, что такое настоящая верность. А верность идёт от сердца к сердцу, через годы, через все беды.
Рыжик сидел рядом, виляя хвостом. И казалось, он понимает каждое сказанное слово. Он знает, что его любят. Что он нужен. Что он наконец-то дома.
А Лариса Николаевна смотрела на них, на сына и пса, и думала об Иване Андреевиче. О том, что он где-то там, наверху, непременно улыбается. Радуется. Потому что всё сложилось именно так, как он всегда хотел. Семья снова вместе. Любовь жива. Верность не была предана.
И это было самое главное.
P.S. Насколько пронзительна эта история, друзья? Иногда для того, чтобы взрослый человек осознал свои главные ценности, нужен не мудрый совет, а инстинктивный, самоотверженный поступок того, кого он собирался бросить. Как вы считаете, почему мы часто не видим настоящую преданность, пока она не спасёт нашу жизнь?
