В рижском магазине грампластинок днём народу было немного. Пожилая продавщица с кривой ухмылкой поглядывала на Людку. У той глаза разбежались: тут было всё! Всё, о чём только можно мечтать! И «АББА», и «Зодиак» и даже «Оззи Осборн».
Юрис застрял в разделе классической музыки и не видел, как в магазин зашёл подвыпивший парень лет двадцати. Парень бесцеремонно подошёл к проигрывателю и вытащил игравшую пластинку «Бонни М». Продавщица лишь вскинула выщипанные брови, но промолчала.
Парень достал свою пластинку, установил в проигрыватель и опустил иглу. Заиграл немецкий марш, популярный в нацисткой Германии тридцатых-сороковых годов. Тут парень увидел Людку, которая так была увлечена выбором (денег было только на две пластинки), что не замечала ничего вокруг, кроме пластинок.
Любитель немецких маршей приобнял ничего не понимающую девушку и пытался с ней танцевать. Людка молча таращилась на него в то время, как он говорил ей что-то по-латышски.
— Я вас не понимаю! — наконец сказала она, и обернувшись через плечо в сторону отдела классики, крикнула: — Юрис!
Появился Юрис. Поправив очки, он нежно снял руку парня с Людкиной спины. Любителю маршей это не понравилось, и он, недолго думая, расквасил Юрису нос.
Матери Юриса, Линде, подруга сына была не по душе. Она надеялась, что это мимолётное увлечение. Но расквашенный нос — это слишком!
Улыбаясь Людмиле, она сказала сыну по-латышски:
— От твоей подружки одни неприятности!
Людка воззрилась на Юриса.
— Мама говорит, что ты очень красивая! — не моргнув, соврал Юрис. — Мам, давай говорить по-русски, Люда пока не понимает латышский.
— Ах, простит-те меня! — с сильным акцентом сказала Линда. — Но давно не было практ-тики. Мы на работе общаемся только на родном языке.
— Я не хотела вас смущать — покраснела Люда. — Вы в своём доме можете говорить на каком угодно языке. Я бы хотела выучить латышский.
«Этого ещё не хватало» — подумала Линда. —»Ну, ничего, посмотрим, кто кого».
Когда ребята, попив чаю, ушли и Линда собирала со стола чашки, вернулся её муж, Андрис.
Линда выложила ему всё прямо в прихожей: сын нашёл себе русскую, она охмурила их мальчика! Андрис посмотрел на жену с усмешкой. Повесил шляпу на крючок, снял плащ, и проведя рукой по редеющим волосам, прошёл в кухню, бросив:
— Она хоть хорошенькая?
— Как тебе не стыдно! Жизнь, учёба, карьера нашего мальчика под угрозой, а ты зубы скалишь!
— Да брось ты! — скривился Андрис. — Ты же сама ему невесту подыскала, эту, как её… ну, на Анне Вески похожа… вот чёрт. Забыл. Так почему ты думаешь, что та девушка, которую наш сын выбрал сам, хуже?
— Андрис! Ты меня поражаешь! Ты — без пяти минут депутат! Ты же понимаешь, что русским здесь не место. Мы — Европа. Нашу страну ждёт прекрасное будущее. Без этих… оккупантов.
Хлопнула дверь, вернулся Юрис. Он слышал последнее предложение. Поздоровался с отцом и хотел проскочить в свою комнату, но мать остановила его.
— Юрис! Иди сюда. Когда твоя подружка возвращается в Москву?
— Через неделю. Я еду с ней.
— Что? Что?! Зачем это, позволь полюбопытствовать? Ты это слышал, Андрис?
— В гости пригласили, с родителями знакомиться! — улыбнулся Юрис.— Мам, ты не права насчёт Люды. Она очень хорошая девушка. Я люблю её. Мы хотим пожениться.
Андрис, улыбаясь, развёл руки в стороны и выразительно посмотрел на жену.
— Ой. Мне, кажется, плохо. — Линда опустилась на стул. — Ой, голова кружится. Юрис, подай мне моё лекарство…
Люда улетела в Москву без Юриса.
«Недавно гостила в чудесной стране… там плещутся рифы в янтарной волне-е-е… в тенистых садах там застыли века… и цвета фламинго плывут облака-а-а»
— пела Агузарова с пластинки, которую Люда привезла с собой.
Людмила Николаевна вновь оказалась в Риге лишь через двадцать лет: приехала с группой специалистов на симпозиум. У неё осталось немного времени, и она не выдержала. Взяв такси, она поехала по знакомому адресу. Дверь ей открыли две белокурые девочки.
— Здравствуйте, — поздоровалась Людмила.
Девчушки убежали и вывели за руки какого-то старика.
— Здравствуйте… Вы, должно быть, отец Юриса? Я его старая знакомая.
— Здравствуйте, Людмила, я узнал вас.
— Как? Разве мы знакомы?
— Я видел вашу фотографию. Вы почти не изменились. Проходите, не стойте на пороге.
— Спасибо.
Люда вошла в квартиру, пропахшую лекарствами.
— Прямо и налево. Он там. — сказал старик.
Людмила Николаевна стараясь не шуметь, легонько толкнула дверь. В комнате царил полумрак. По телевизору шла передача о животных. На экране мелькали пейзажи Мадагаскара.
На кровати лежал человек. Людмила подошла, и узнала в нём свою первую любовь.
— Юрис… — позвала она.
Он посмотрел в её сторону. Ему не нужны были очки, он прекрасно узнал голос.
— Люда… Вот и ты. А я всё время думал о тебе и вот ты вернулась… через двадцать лет.
— Что с тобой, Юрис? Ты болен?
— Врачи говорят — умираю. Но это неважно… подойди ближе, я хочу увидеть твоё лицо.
Людмила Николаевна подошла к окну и отдёрнула шторы. Потом подошла и села на краешек кровати. Она склонилась над Юрисом и поцеловала его в губы.
— Здравствуй, Юрис.
— Здравствуй, Люда, — улыбнулся он.
— Как ты? Девочки это твои дочки?
— Нет, к сожалению. У меня сын, он с матерью в Америке живёт. А девочки соседские, отец приглядывает. Няней подрабатывает, — улыбнулся Юрис.
— Юрис, что с тобой?
— Давай не будем сейчас о диагнозах, Люд. Расскажи о себе. Как ты? Как твой муж? Как сын?
— Какой сын? Дочь у меня. И я вроде не говорила тебе, что замужем.
— Ты мне сама написала. Не помнишь? И про сына…
— Я не писала тебе… Два года ждала от тебя приглашения. С деньгами очень плохо было, я на рынке торговала и откладывала на поездку в Ригу. Думала, с тобой случилось что… а потом позвонила, и твоя мама сказала, что ты женился. Что с тобой, Юрис…
Юрис отвернулся к стенке и затих.
— Юрис!
— Люда, прошу тебя, уходи! — не поворачивая головы, сказал он.
— Юрис!
Она сделала попытку развернуть его к себе, но он сбросил её руку.
— Уходи! Я настаиваю…
Люда, постояв немного, вышла в прихожую. Старик ждал у двери.
— Подожди. Это он сгоряча. Отойдёт и пожалеет, — прошептал он.
Андрис громко хлопнул входной дверью, после чего крикнул сыну по-латышски:
— Всё. Она ушла, доволен теперь?
— Да… Спасибо, отец. Не хочу, чтобы она запомнила меня больным, ещё и плачущим, — ответил сын.
Андрис открыл было рот, чтобы перевести всё Людмиле, но она прошептала по-латышски:
— Я всё поняла. Спасибо, отец!
И бросилась назад, к Юрису.
С фотографии, висевшей на стене, Линда строго смотрела на мужа. Андрис развёл руки в стороны и улыбнулся ей.
