Маргарита Николаевна сидела у окна, наблюдая за дождём. Капли стекали по стеклу, искажая очертания мира снаружи, совсем как её собственные мысли искажали реальность. На коленях лежал альбом с фотографиями — не тот, парадный, который она показывала сыну, а другой, личный. Здесь Андрюша был совсем маленький: вот его первые шаги, вот он учится кататься на велосипеде, вот плачет, разбив коленку, а она целует ушибленное место.
— Мой мальчик, — прошептала она, поглаживая глянцевую поверхность снимка. — Мой единственный.
Телефон завибрировал — Тамара.
— Ну что, придумала? — голос подруги звучал нетерпеливо. — Времени всё меньше. Того и гляди, эта твоя невестушка окончательно его приберёт к рукам.
Маргарита Николаевна улыбнулась. Улыбкой победительницы. Потому что никто сейчас ее не мог увидеть.
— Придумала, — ответила она тихо. — На этот раз всё будет иначе.
Она действительно придумала. План созрел, как нарыв: болезненно, медленно, но неотвратимо. Теперь оставалось только действовать — осторожно, шаг за шагом.
Первым шагом стали «случайные» встречи с сыном. Она специально выходила в то время, когда он возвращался с работы — усталый, уязвимый, особенно восприимчивый к материнской заботе.
— Андрюша, — говорила она, как бы между прочим, — ты какой-то бледный. Виктория готовит тебе ужин?
И сразу же добавляла, не давая ему ответить:
— Я понимаю, у неё карьера, ей некогда… Но ты же мужчина, тебе нужно хорошо питаться.
Она видела, как между его бровей появляется едва заметная морщинка — первый признак сомнения. Капля за каплей, день за днём.
Маргарита Николаевна начала с бабы Нины — старейшей жительницы их дома, негласной хранительницы всех дворовых сплетен. Принесла ей пирожков, позвала на чай, и за чашкой любимого бабой Ниной чая с мелиссой, осторожно, будто невзначай, начала разговор.
— Представляете, Нина Петровна, захожу я вчера в магазин, а там Виктория, моя невестка… И не одна.
Баба Нина подалась вперёд, жадно ловя каждое слово. Глаза её, выцветшие от времени, загорелись любопытством.
— Да что ты говоришь! С кем же?
— Да вот и я думаю — с кем? Мужчина такой… представительный. В костюме дорогом. Она ему что-то рассказывает, смеётся, а он ей — то волосы поправит, то в глаза так посмотрит…
Через день баба Нина уже «случайно» столкнулась с Андреем у подъезда, когда он пришел проведать мать. Маргарита Николаевна с самого утра донимала его по телефону, что ужасно плохо себя чувствует. Даже лекарства купить некому.
— Андрюша, сынок», — запричитала Нина Петровна, хватая его за рукав. — Что ж это делается-то, а? Такая пара были с Викторией… А она, вишь, как…
— Что — как? — насторожился Андрей.
— Да так… Видела я её вчера. С мужчиной каким-то. Высокий такой, в костюме… И так они мило беседовали, так она прям вся светилась!
Следующей была Зинаида Михайловна из пятой квартиры. Ей Маргарита Николаевна поведала другую историю — про то, как видела Викторию в кафе:
— И знаете, такое дорогое кафе, не то что наши забегаловки. А с ней — мужчина. Совсем не похож на простого коллегу…
К концу недели весь дом гудел. Маргарита Николаевна улыбалась, даже усилий прилагать не пришлось.
Лидия Васильевна с третьего этажа божилась, что видела, как Викторию подвозил на черном «Мерседесе» какой-то бизнесмен. Тамара Сергеевна из второго подъезда рассказывала всем, как застала невестку Маргариты Николаевны в парке — «и не одну, представляете?»
А сама Маргарита Николаевна только качала головой и вздыхала, когда соседки пересказывали ей эти истории:
— Ах, не говорите Андрюше, у него сердце такое доброе, он так расстроится… — и картинно держалась за сердце.
Но говорили. Конечно, говорили. То намёком, то прямым текстом. И каждый раз она видела, как её слова, пропущенные через десятки чужих уст, возвращаются к сыну отравленными стрелами, попадая точно в цель.
— Такая красивая пара была, — вздыхала баба Нина с первого этажа. — Он высокий такой, в костюме… А твоя Виктория прям светилась вся, когда с ним разговаривала.
Маргарита Николаевна видела, как эти слова оседают в сознании сына, как прорастают ядовитыми семенами сомнений. Она знала: Виктория работает над важным проектом, часто задерживается допоздна. Прекрасная почва для подозрений.
А потом случилась та фотография. Обычный снимок на телефон — Виктория стоит возле офиса, рядом с ней мужчина в деловом костюме. Они о чём-то оживлённо беседуют, и она смеётся, запрокинув голову. Самый обычный рабочий момент. Но если показать его мужу в правильном контексте…
— Сынок, — сказала она, когда Андрей зашёл к ней в очередной раз. — Я не хотела тебе говорить, но… Посмотри.
Она протянула ему телефон как будто неохотно, словно борясь с собой.
— Что это? — он нахмурился, вглядываясь в экран.
— Не знаю, — она покачала головой. — Может, я зря беспокоюсь. Но ты же мой сын… Я не могу молчать, когда вижу такое.
Андрей смотрел на фотографию долго, словно пытаясь разглядеть в ней что-то большее, чем просто случайный кадр. А она продолжала, осторожно роняя слова, как капли яда:
— И потом, знаешь… Я всё думаю: почему она не хочет детей? Такая молодая, красивая… Или, может, хочет, но не от тебя?
Это был удар ниже пояса, и она это знала. Они с Викторией уже год были женаты, но детей пока не планировали — слишком много работы, слишком много планов. Но она видела, как это гложет сына, как он смотрит на чужих детей в парке. Не важно, что сказала Вика, это надо проверить.
— Мама! — он резко встал. — Прекрати.
— Что прекратить, сынок? Я же только…
— Нет, — он поднял руку, останавливая её. — Я знаю, что ты делаешь. И это должно прекратиться.
Но она видела: семя сомнения проросло. В его глазах появилась та самая тень, которую она ждала.
***
Это был обычный семейный ужин — один из тех, что Маргарита Николаевна устраивала раз в неделю, чтобы «не терять связь с детьми». Она нарочно приготовила любимый Андрюшин борщ, достала хрустальные рюмки для наливки. В такие вечера язык развязывается сам собой.
— Андрюша, — проговорила она, разливая по рюмкам вишнёвую наливку, — «ты какой-то задумчивый сегодня. Что-то случилось на работе?»
Сын рассеянно помешивал ложкой в тарелке:
— Да нет, мам. Просто устал. Проект новый, сложный…
Она исподтишка наблюдала за Викторией. Та сидела напряжённая, как струна, едва притрагиваясь к еде. Неделю назад невестка хвасталась беременностью, угрожала лишить её возможности видеть внука. А сейчас… Сейчас спокойно выпила наливку, вздохнула и подставила пустую рюмку Андрею, чтобы налил еще.
— Виточка, ты совсем не ешь, — проворковала Маргарита Николаевна. — Может, тебе нездоровится?
— Нет, что вы, — Виктория натянуто улыбнулась. — Просто не очень голодна. Устала. Навалилось, как-то все…
— А я думала… — Маргарита Николаевна сделала паузу и выразительно посмотрела, как Вика выпила еще одну рюмку, — может, у вас новости какие? Радостные?
Андрей поднял голову:
— Какие новости, мам?
— Да так, — она махнула рукой, внимательно следя за реакцией невестки. — Просто в вашем возрасте уже пора о детях задумываться. Мне так внуков хочется…
Виктория побледнела, но промолчала. А Андрей только вздохнул:
— Мам, ну сколько можно? Мы же говорили — пока рано.
И тут Маргарита Николаевна поняла: соврала невестка. Блефовала. Не было никакой беременности — иначе разве смогла бы она промолчать сейчас, когда сам сын завёл об этом речь?
— Конечно, к этому надо готовится, — Маргарита Николаевна поджала губы. — Серьезно готовится. Вон у Тамарочки, дети год не употребляли ничего. Сын курить бросил и спортом занялся. Чтобы дети здоровые были…
Что-то тёмное, торжествующее поднялось в душе Маргариты Николаевны. Значит, можно действовать. Значит, все средства хороши.
— Ах, не обращайте внимания, — спохватилась она. — Десерт, конечно-конечно, — пропела она, поднимаясь, и выплыла на кухню. — Я же просто так спросила…
На кухне она на мгновение прикрыла глаза, пряча улыбку. Теперь она точно знала: Виктория — лгунья. А значит, и все остальные подозрения могут оказаться правдой.
***
Следующим шагом стал разговор с Викторией. Она выбрала момент идеально — вечер после тяжёлого рабочего дня, когда невестка была особенно уязвима.
— Виктория, — начала она мягко, — нам нужно поговорить.
Они сидели на кухне — в той самой кухне, где раньше хозяйничала Катя, первая жена Андрея. Маргарита Николаевна специально это подчеркнула, поставив на стол старую фарфоровую чашку — подарок Кати. Она все время ее выставляла на стол, когда приходила Вика.
Вику она тоже заманила к себе под предлогом плохого самочувствия. Андрей был в командировке.
— О чём? — Виктория выглядела настороженной.
— О тебе. Об Андрее. О вашем будущем.
Она говорила тихо, проникновенно, как будто действительно беспокоясь:
— Я вижу, как он страдает. Как сомневается. Если у тебя есть кто-то ещё… Просто будь с ним честна.
Виктория вспыхнула:
— Что вы такое говорите?!
— Я? Ничего, — Маргарита Николаевна покачала головой. — Просто… Он так переживает. Думает, что ты его не любишь так, как он тебя.
Она видела, как эти слова попадают в цель. Виктория была сильной, независимой, но даже у сильных есть свои слабости. И её слабостью была гордость.
Теперь осталось только ждать.
***
Когда Андрей вернулся из командировки, его встретила разъярённая жена:
— Ты правда думаешь, что я могу тебе изменять? Ты поэтому следишь за мной?
— Что? — он растерялся. — О чём ты?
— Не притворяйся! Твоя мать всё рассказала. О твоих подозрениях, о твоих сомнениях…
— Моих? — он нахмурился. — Это она тебе сказала?
Но было поздно. Слова уже вырвались, как птицы из клетки, и их нельзя было поймать обратно.
— Знаешь что? — Виктория схватила сумку. — Если ты настолько не доверяешь мне, если ты до сих пор не можешь оторваться от маминой юбки — может, тебе лучше вернуться к ней!
Дверь хлопнула так, что задрожали стёкла.
Маргарита Николаевна сидела в своей квартире и представляла эту сцену, разыгранную сначала в ее воображение, а теперь на самом деле. Только в квартире сына. Её губы растянулись в улыбке.
Но она не знала одного: что эта улыбка была преждевременной. Что через несколько дней сын скажет:
— Мама, я решил, что мне нужно разобраться в себе. Не звони мне и не приходи ко мне. В своей жизни. Без тебя.
— Как это — без меня? — она растерялась. — Я же твоя мать!
— Именно поэтому, — он посмотрел на неё устало и печально. — Ты моя мать. Но не моя жена, не мой надзиратель, не мой кукловод. Прощай.
Он ушёл, оставив её одну в пустой квартире. Она стояла у окна, глядя, как он садится в такси. В руках она всё ещё держала альбом с детскими фотографиями.
— Ничего, — прошептала она. — Ничего, сынок… Ты всё равно мой. И я тебя верну.
За окном снова начинался дождь.
