Мысль о том, что любимицу нужно куда-то определить, мгновенно пришла к Елене Петровне, как только она пришла в себя на больничной койке. Её левая рука казалась чужой и непослушной, во рту стоял неприятный, как после ваты, привкус, а молодая медсестра говорила очень медленно, словно обращаясь к совсем маленькому ребёнку:
— Елена Петровна, вы слышите меня? Кивните, если всё понимаете.
Она кивнула. Всё поняла. Инсульт. Это название прозвучало жутко, но оно было знакомо. Зинаида Фёдоровна, соседка, год назад пережила то же самое, потом полгода восстанавливалась. А кто-то ведь и не выкарабкивался…
— Светлана… Дочь… — с невероятным трудом выдавила Елена Петровна.
— Уже едет, не волнуйтесь. Всё обязательно будет хорошо. Вы вовремя смогли вызвать «скорую», и это самое главное.
Вовремя… Елена Петровна прикрыла глаза, возвращаясь памятью в утро. Она встала, чтобы заварить свой обычный чай, и вдруг рука отказалась подчиняться, чашка выпала из ослабевших пальцев и разбилась вдребезги. Ноги подкосились. Она успела схватить мобильник, трижды промахнулась, набирая номер Светланы, и наконец прохрипела: «Светочка… Приезжай… Мне очень плохо…» А потом — Рысюля… Рысюля прильнула к ней, издавала жалобные звуки, лизала дрожащую руку, согревая её…
Рысюля. Боже, как она там теперь, совершенно одна?
Дочь появилась в палате спустя час. Она присела у кровати, осторожно взяла мать за здоровую правую руку и расплакалась.
— Мамочка, ну зачем ты меня так напугала? Я же думала… думала, что не успею, — всхлипывала Светлана.
— Жива, я, жива, — невнятно ответила Елена Петровна. — Светочка… Рысюля… Она осталась одна дома…
— Мам, я уже всё сделала! Я попросила соседку, тётю Олю, она зашла, покормила животное. Не волнуйся ты об этом.
— Нет… Ты не поняла… — Елена Петровна собрала остатки сил, сглотнула. — Доктор… Как долго я здесь пробуду?
Светлана замялась.
— Врач сказал… Три недели минимум в стационаре. А потом — восстановление. В специализированном центре, там с тобой будут заниматься, восстанавливать функции руки, учить ходить заново. Мам, это просто необходимо, понимаешь? Не меньше двух с половиной месяцев. Иначе ты не поправишься полностью.
Два с половиной месяца. Елена Петровна прикрыла глаза. Как Рысюля выдержит столько времени одна? Даже если Светлана будет приходить кормить… Это невозможно. Кошка затоскует, заболеет.
— Светочка, а ты… Ты не могла бы её взять к себе? Хотя бы временно? — еле слышно спросила мать.
Дочь виновато покачала головой:
— Мам, ты же помнишь, у Димы сильная аллергия. На кошачью шерсть. Мы же проверяли это, когда приезжали к тебе в гости в прошлом месяце? Он тогда весь покрылся красной сыпью, чихал без остановки, глаза опухли. Врач просто категорически запретил. Я бы с радостью, поверь мне, но не могу.
— А если на застеклённый балкон её… Или в отдельную комнату закрыть…
— Мам, шерсть всё равно разносится по всей квартире. Педиатр сказал: никаких домашних животных. Прости.
Елена Петровна кивнула. Понимала. Внук важнее. Конечно, важнее. Только вот что же теперь с Рысюлей делать?
— Придётся… пристроить её, — тихо произнесла она.
— Что? Мам, ты о чём говоришь? — не поняла дочь.
— Рысюлю. Нужно отдать в хорошие руки. Я… я ведь не знаю, сколько мне ещё отмерено после такого. Вдруг всё повторится. А может, вообще… — голос Елены Петровны дрогнул. — А она останется брошенной. Лучше сейчас, пока я ещё могу выбрать ей нормальных, добрых людей.
— Мам, не говори так! Ты же поправишься! Врачи сказали, что прогноз благоприятный!
— Светлана, — строго сказала Елена Петровна, насколько могла строго при перекошенном рте. — Найди ей хозяев. Надёжных. Чтобы искренне любили животных, чтобы у них был свой дом, а не квартира. Чтобы… — она всхлипнула. — Чтобы её не обидели.
А потом, когда Светлана вышла в коридор, чтобы позвонить мужу, Елена Петровна лежала и смотрела в потолок, вспоминая.
Пять лет назад. Анатолий Степанович пришёл домой из гаражного кооператива раньше обычного, прижимая к груди нечто маленькое, завёрнутое в старую, выцветшую футболку.
— Посмотри, кого я нашёл! — виновато улыбнулся он, входя на кухню. — Сидела под гаражом, пищала, видно, мать её бросила. Совсем одна. Ну, я и принёс. Ты только не ругайся громко.
Он осторожно развернул крохотный рыжий комочек с белыми кончиками лапок, размером едва ли с ладонь, который жалобно попискивал.
— Толя, ты что натворил?! Какая ещё кошка в доме? У нас и так забот выше крыши! — всплеснула руками Елена Петровна, но тут же подошла ближе, заглядывая в маленькую, мокрую мордочку.
Котёнок открыл глаза, ещё мутные, голубоватые, и снова пискнул.
— Ой, боже мой… Какая же она крошечная, — не удержалась Елена Петровна, беря животное на руки. — Ну и что мне с тобой делать? Ты вся замёрзла, дрожишь…
— Пусть пока погостит, мы её выходим, а там посмотрим, — неуверенно предложил Анатолий Степанович.
Но «посмотреть» им не пришлось. Котёнок оказалась кошечкой, выросла в невероятную красавицу с умными янтарными глазами и мягкой шелковистой шерстью. Её так и назвали без затей, просто Рысюля.
Она неизменно встречала Анатолия Степановича с работы, сидя на подоконнике, мурлыкала вечерами у него на коленях, пока он смотрел новости, спала в ногах у супругов. Она была третьим, тихим, ласковым, преданным членом их семьи.
А когда Анатолий Степанович заболел, когда врачи качали головами и говорили про «считанные месяцы», Рысюля не отходила от него ни на шаг. Лежала рядом на кровати, согревала его, мурлыкала тихонько. Иногда Елена Петровна заставала мужа за странным занятием: он гладил кошку и что-то ей нашёптывал.
— Что ты ей шепчешь? — спросила однажды жена, присаживаясь рядом.
— Да так, разное, — грустно усмехнулся Анатолий Степанович, гладя Рысюлю по спине. — Прощаюсь с ней. И с тобой через неё прощаюсь тоже, Ленушка. Знаешь, она ведь всё понимает. Вот смотрит на меня — и всё понимает. Ты присмотри за ней, хорошо? Когда меня не станет, ты её не бросай. Она ведь золотая. Береги её. Обещаешь мне?
— Не говори так! — всхлипнула Елена Петровна. — Ты обязательно поправишься, врачи ведь сказали…
— Врачи много чего говорят, — тихо ответил муж. — А я чувствую, что скоро. Так что дай мне обещание. Пообещай мне, Елена Петровна. Береги нашу Рысюлю. Она ведь… Она стала нам как родная дочь. Только мохнатая, — он улыбнулся. — Не бросай её.
— Обещаю, — прошептала Елена Петровна, целуя мужа в лоб. — Обещаю, Толя.
Через две недели Анатолия Степановича не стало.
После похорон Елена Петровна не знала, как жить дальше. Она поднималась по утрам только потому, что надо было кормить Рысюлю, убирать за ней лоток, гладить. Кошка, будто чувствуя горе хозяйки, стала ещё ласковее, всё время крутилась рядом, терлась о ноги, запрыгивала на колени и смотрела в глаза так пристально, так по-человечески, что Елена Петровна не выдерживала и плакала, зарываясь лицом в тёплую шерсть.
— Ты его помнишь, да? — шептала она кошке. — Помнишь, как он тебя гладил? Как ты у него на руках лежала? Я тоже помню. Всё помню. И он хотел, чтобы мы вместе были. Чтобы я тебя берегла. Я обещала ему, понимаешь? Обещала…
Три года прожили вдвоём Елена Петровна и Рысюля. Тихо, спокойно. Рысюля спала на месте Анатолия Степановича, на его половине кровати, грела по ночам, когда Елене Петровне становилось особенно тоскливо. Иногда казалось, что в янтарных кошачьих глазах мелькает что-то до боли знакомое — взгляд мужа, его забота, его любовь.
А теперь… Теперь придётся нарушить обещание.
— Мам, я нашла! — радостно сообщила Светлана через несколько дней. — Моя коллега, Анна. Помнишь, я тебе про неё рассказывала? У неё свой собственный дом в Буковине, она живёт одна, дети давно выросли, разъехались. Говорит, как раз мечтала кошку завести. Человек надёжный, проверенный.
Елена Петровна молчала, смотрела в потолок.
— Покажи мне её фотографию, — наконец сказала она. — Хочу знать, кто будет с моей Рысюлей.
Светлана показала. Анна на снимке улыбалась: невысокая, полноватая женщина лет пятидесяти с добрыми карими глазами и крашеными светлыми волосами.
— Она хорошая, мам. Честное слово. Будет любить твою Рысюлю.
— Ладно, — кивнула Елена Петровна. — Только… Только ты передай ей, что эта кошка необыкновенная. Что её нельзя ни в коем случае обижать. Что она… Что она осталась мне от мужа. Это последнее, что от него осталось в нашем доме…
И она отвернулась к стене, чтобы дочь не увидела слёз, которые не могла сдержать.
Рысюлю забрали через неделю. Ловили её Светлана с Анной по всей квартире, потому что кошка, словно чувствуя предательство, шипела, забилась под самый диван, даже царапалась. Через минут десять её удалось упаковать в переноску.
— Ой, какая же ты красотка! — присела Анна перед переноской. — Не бойся, милая, у меня тебе будет очень хорошо. Я куплю тебе специальный домик, и много новых игрушек, и корм самый дорогой. Вот увидишь, мы с тобой обязательно подружимся!
Рысюля молчала. Сидела в переноске, прижав уши, и смотрела в пустоту жёлтыми глазами.
— Вы уж её… — Светлана замялась. — Вы фотографии присылайте иногда, хорошо? Маме будет спокойнее.
— Конечно, конечно! Не волнуйся, всё будет хорошо, — заверила Анна и унесла переноску к машине.
Маме Светлана сразу же позвонила и сказала, что Рысюлю забрали. Елена Петровна просто кивнула. Молча. А ночью медсестра нашла её в слезах.
— Что случилось? Болит что-то? — забеспокоилась девушка.
— Нет… Просто… Просто я кошку свою отдала, — прошептала Елена Петровна. — Муж мне наказывал её беречь. А я… Я нарушила обещание. Как теперь ему в глаза смотреть, когда встретимся? Он же мне доверял…
— Ну что вы, он бы понял. Ситуация ведь очень непростая, — утешила медсестра. — Главное, что кошке там хорошо будет.
Но животному не было хорошо.
Анна звонила Светлане каждые два дня, её голос звучал всё тревожнее.
— Слушай, она совершенно не ест. Я ей и курочку варю, и сметану ставлю, а она даже не прикасается. Забилась под диван, не выходит. Я пытаюсь дотронуться, а она шипит. Что мне делать?
— Потерпи, это просто стресс. Привыкнет, — успокаивала Светлана, но сама уже начинала волноваться.
Прошла неделя. Вторая. Анна позвонила снова, её голос звучал по-настоящему встревоженно:
— Светлана, я возила её к ветеринару. Он говорит, что это стресс, ничего страшного, пройдёт. Но она худеет буквально на глазах! Совсем исхудала, шерсть вылезает клочьями. Я не знаю, что делать. Мне её ужасно жалко.
— Потерпи ещё немного, пожалуйста, — попросила Светлана. — Сейчас маме говорить об этом нельзя, у неё и так давление скачет.
Но через неделю Анна позвонила вновь:
— Светлана, прости, но я не справляюсь. Кошка просто угасает, понимаешь? Она лежит под диваном, почти не шевелится. Я боюсь, что она погибнет у меня. Нужно что-то срочно делать.
Светлана положила трубку и задумалась. К себе взять нельзя — у Димы аллергия, педиатр строго запретил.
Но… Постой. Какое сейчас число? Двадцатое июня. А через три дня Дима уезжает в лагерь. На целый месяц! Вернётся только в конце июля! — радостно воскликнула Светлана, чуть не забыв от переживаний про родного сына.
Значит, можно забрать Рысюлю на время! А эти три дня пусть она поживёт в маминой квартире под присмотром тёти Оли. Пока сын в отъезде, кошка будет у нас, а потом… Потом мама вернётся из клиники, и всё наладится.
— Анна, я заберу её, — решительно сказала Светлана, перезвонив. — Завтра же приеду.
На следующий день Анна привезла Рысюлю к Светлане домой. Та открыла переноску, и из неё вышла не кошка, а скорее, скелет, обтянутый кожей и шерстью. Рёбра проступали, глаза ввалились, шерсть была всклокочена.
— Господи… — ахнула Светлана. — За три недели так сильно?
— Я всё пыталась, честное слово, — виновато сказала Анна. — Но она… Она просто не хотела жить без вашей мамы. Знаете, я много животных видела, но такого… Это не просто стресс. Это настоящая любовь. Она любит вашу маму так, как люди любят.
Рысюля стояла посреди комнаты, шатаясь. Потом медленно обошла квартиру, принюхиваясь к запахам. Остановилась у кресла, где раньше любила сидеть Елена Петровна, когда приезжала в гости. Запрыгнула с трудом, свернулась калачиком.
— Бедная моя… — Светлана погладила кошку. — Ничего, сейчас тебя откормим. Мама скоро вернётся.
И правда, как только Рысюля оказалась в квартире Светланы, кошка начала оживать. Не сразу, конечно. Первые дни ещё сидела тихо, почти не двигалась. Но потом начала есть. Сначала по чуть-чуть, потом всё больше. Через неделю уже ходила по квартире, мяукала, требуя ласки.
Светлана каждый день звонила по видеосвязи своей маме. Елена Петровна всякий раз плакала, когда видела Рысюлю.
— Родная моя… Прости меня… Прости, что отдала тебя, — шептала она, глядя на Рысюлю. — Я думала, так лучше будет. Думала, что не выкарабкаюсь, а ты одна останешься. Но теперь… Теперь я обязательно поправлюсь. Обещаю. Мы с тобой ещё поживём.
Рысюля мурлыкала, тыкалась носом в телефон. И каждый раз смотрела на хозяйку так, будто спрашивала: «Когда? Когда мы снова будем вместе?»
Елена Петровна поправлялась поразительно быстро. Врачи удивлялись, ведь такие темпы восстановления после инсульта — большая редкость. Рука стала более послушной, речь восстановилась почти полностью, давление нормализовалось.
— У вас, Елена Петровна, прекрасная мотивация к жизни, — заметила лечащий врач, молодая женщина. — Это главное. Когда человеку есть ради чего стараться, он восстанавливается намного быстрее.
— Есть, — твёрдо кивнула Елена Петровна. — Есть ради кого жить.
Через три недели её выписали. Реабилитацию врачи посоветовали проходить амбулаторно, приезжать в поликлинику на процедуры. Елена Петровна согласилась с радостью. Главное — домой. Главное — к Рысюле.
Светлана приехала за матерью с самого утра. Помогла собрать вещи, вызвала такси.
— Мам, только ты не переживай сильно, хорошо? Я Рысюлю к себе забрала от Анны. У меня она сейчас. Дима в лагерь уехал. Кошка уже пришла в себя, ест хорошо, не волнуйся.
Елена Петровна остановилась:
— К себе забрала? Когда?
— Три недели назад. Она там у Анны совсем извелась, перестала есть. Я решила, что временно возьму, пока Дима в отъезде. А теперь ты выписалась, так что заберёшь её домой. Она тебя ждёт, мам. Очень сильно ждёт.
По дороге заехали к Светлане. Та открыла дверь, и Рысюля выскочила в коридор, худая ещё, но уже не та тень, что была три недели назад. Увидела Елену Петровну, замерла. Секунду стояла, будто не веря. А потом кинулась к хозяйке.
— Ну вот, вот и я, вот и всё, — шептала Елена Петровна, прижимая кошку к себе, целуя в макушку. — Родная моя… Больше никогда, слышишь? Никогда тебя не отдам. Будем вместе, как Толя завещал. Как я обещала.
Рысюля мурлыкала так громко, что Светлана рассмеялась сквозь слёзы:
— Ну вот, воссоединение состоялось. Поехали к тебе домой?
Дома Рысюля сразу обошла всю квартиру, проверяя каждый уголок. Потом запрыгнула на подоконник, на своё любимое место, где когда-то встречала Анатолия Степановича. Легла, свернулась, замурлыкала.
— Вот и всё. Вот и дома, — улыбнулась Елена Петровна, опускаясь в кресло. — Обе дома.
Светлана обняла мать:
— Мам, ты молодец. Справилась со всем. И твоя Рысюля — настоящий боец. Знаешь, я вот подумала… Может, папа не просто так её принёс тогда? Может, он заранее знал, что она тебе будет необходима? Что без неё ты бы не выстояла?
Елена Петровна посмотрела на Рысюлю, которая лежала на подоконнике, греясь в солнечных лучах.
— Знал. Конечно, он знал. Толя всегда думал обо мне. Всю нашу жизнь. И даже после ухода не оставил.
Вечером, когда Светлана уехала, Елена Петровна легла в свою кровать. Рысюля тут же запрыгнула к ней, улеглась на половине Анатолия Степановича, как раньше, и положила лапу на руку хозяйки.
— Спасибо тебе, Толя, — прошептала Елена Петровна в темноту. — За всё моё спасение спасибо. Ты знал, что делаешь, когда принёс её в дом. Знал, что она меня спасёт. И она спасла меня дважды: тогда, после твоей смерти, когда я не хотела жить, и сейчас, когда меня одолела болезнь. Я своё обещание сдержала. Сберегла нашу Рысюлю.
Две души — человеческая и кошачья — наконец-то воссоединились. Впереди предстояло ещё много дней восстановления, упражнений, процедур. Но теперь Елена Петровна знала точно, что они с Рысюлей пройдут через всё. Вместе.
Потому что истинная любовь не умирает. Она просто находит новые формы, новые способы согревать, утешать, давать надежду. И пока есть кому любить, и есть кого любить — жизнь продолжается. А обещания, данные любимым людям, нужно хранить. Всегда. Несмотря ни на что.
Друзья, согласитесь, эта история просто разрывает сердце! Когда Елена Петровна решила нарушить обещание, данное покойному мужу, она не подозревала, что именно это обещание и эта кошка являются её единственной «мотивацией к жизни», как сказал врач. Насколько сильно, по вашему мнению, эмоциональная связь с животным может влиять на наше физическое здоровье и волю к восстановлению? Жду ваши мнения и, возможно, истории!
