Утро двадцать третьего октября начиналось совершенно обычно. Я, как всегда, собиралась на работу, сделала себе ароматный кофе и включила телевизор. И вдруг мир вокруг меня начал размываться, словно кто-то невидимый провёл влажной кистью по свежим краскам. Левая половина тела в одно мгновение стала чужой — рука повисла, а нога предательски подкосилась.
— Виктор! — позвала я своего мужа, но собственный голос звучал так непривычно, будто принадлежал кому-то другому.
Виктор, выскочивший из ванной, весь в пене, тут же изменился в лице.
— Лена! Что с тобой?
— Не знаю… голова… кружится… и рука… не… не чувствую её…
Дальше всё было как в тумане. «Скорая», носилки, длинный больничный коридор с мрачными зелёными стенами. Надо мной склонилась доктор — молодая женщина с уставшими глазами.
— У вас инсульт. Ишемический. Мы приложим все силы, но на восстановление потребуется время.
Инсульт. В тридцать девять лет. Я никогда даже представить не могла, что подобное может случиться со мной. Я всегда была полной сил, вела активный образ жизни. Успевала и работать, и по дому всё делать быстро и легко. И вот я лежу здесь, в неврологии, под капельницами.
Три недели. Двадцать один день, наполненный борьбой за каждое движение, за каждое произнесённое слово. Сначала левая сторона вообще не слушалась — рука просто висела как плеть, нога не сгибалась. Но постепенно, по чуть-чуть, чувствительность и подвижность возвращались. Врачи казались довольными.
— Вам невероятно повезло, Елена Сергеевна. Обошлось без серьёзных последствий. Но теперь — строгий режим. Никакого стресса, диета, минимум физических нагрузок. Забудьте о наклонах, о поднятии тяжестей, о долгом стоянии на ногах. Все движения должны быть только плавными, осторожными.
Я кивала, а сама думала о своём доме. Скучала по своей кухне, по удобному креслу у окна, по самым простым домашним заботам. Виктор приезжал ко мне каждый день, привозил свежие фрукты, рассказывал, что происходит. Он выглядел утомлённым, но держался молодцом.
— Как там дела дома? — спрашивала я.
— Всё в порядке, — отвечал он. — Я справляюсь.
И правда, справлялся. Его одежда была чистой, сам он выглядел сытым. Даже немного похудел — может, от переживаний, а может, готовить не умел, вот и ел меньше обычного.
Меня выписали в понедельник. Виктор приехал рано утром, помог собрать вещи и довёз домой на такси. Я так мечтала вернуться в родные стены! Три недели в больнице показались целой вечностью.
Но уже в коридоре меня что-то насторожило. Прямо у входа стоял большой тёмный чемодан — точно не наш. Рядом с ним — женские кроссовки, ярко-розовые, с блёстками. А мои туфли аккуратно сдвинули в угол.
— Витя, чей это чемодан?
— А-а… — он замялся. — Это Оксанка приехала. Она мне тут помогала. Пока ты в больнице была.
Оксанка — это его сестра. Моя золовка. Она живёт в другом городе, так и не вышла замуж. Видимся мы редко, по праздникам. Наши отношения всегда были прохладными. Не враждебными, но и не дружескими. Мы просто слишком разные.
Я прошла в гостиную и замерла. На нашем диване лежал новый плед, а на полу, прямо рядом с ним, — толстый матрас с подушкой и одеялом. Настоящее спальное место, обустроенное со всем комфортом.
— Она что, здесь спит? — спросила я.
— Ну да. Диван не очень удобен для долгого сна. Оксанка матрас купила, чтобы ей было комфортно.
Купила матрас. Чтобы помочь на время. Довольно интересный подход.
На кухне обстановка была ещё более красноречивой. В раковине — гора немытой посуды. Тарелки, кастрюли, сковородки — всё в жирных разводах и с засохшими остатками еды. На столе стояла незнакомая чашка, большая, с надписью «Оксаночка», и рядом с ней — тарелка, усыпанная крошками.
Я открыла холодильник — он был почти пуст. На полках лежали лишь тарелка со сваренными пельменями, батон, пакет майонеза и плавленые сырки. В морозилке — магазинные блинчики. И всё.
— И это вся еда? — не сдержалась я.
— Да что ты, нормально! — Виктор пожал плечами. — Оксанка готовила. Пельмени варила, бутерброды делала. Я был сыт.
Готовила. То есть бросить пельмени из пачки в кипяток — это называется готовить?
В этот момент из ванной вышла сама Оксана. Невысокая, полноватая, с крашеными рыжими волосами и ярким маникюром. Её лицо озарила широкая улыбка.
— Леночка! Солнышко! Ну как ты? Как твоё самочувствие? — Она обняла меня так крепко, что я почувствовала её сладкий парфюм. — Мы тут пока, ничего? Я же Витеньке помогала. Ты в больнице была, а он бы совсем затосковал один!
Я ничего не ответила. Просто кивнула и пошла в спальню. Мне нужно было прилечь и отдохнуть. Голова кружилась от усталости и новых впечатлений.
На следующий день стало ясно, что уезжать Оксана не собирается. Утром она встала позже нас, неторопливо позавтракала (бутерброд с сыром и кофе), а потом объявила:
— Я сейчас в магазин, продуктов куплю!
И ушла. Вернулась спустя часа три с пакетами, полными всякой ерунды: чипсы, печенье, газировка, замороженная пицца. Из полезного были только яблоки и бананы.
— Мне вообще-то врач диету прописал, — напомнила я. — Нужны крупы, нежирное мясо, овощи…
— А, да-да, конечно! — кивнула Оксана. — Завтра обязательно куплю!
Завтра она не купила. И послезавтра тоже. Я доедала остатки больничной еды, которую мне дали с собой, но она быстро закончилась.
А Виктор продолжал расхваливать сестру.
— Представляешь, Лен, как она мне помогала! Квартиру убирала, стирала, готовила! Я бы один точно с ума сошёл. Как хорошо, что у меня есть такая сестрёнка!
Я молчала. Смотрела на гору немытой посуды в раковине, на пустой холодильник, на разбросанные по дивану вещи Оксаны. Какая уборка? Какая готовка?
На третий день моё состояние ухудшилось. Врач прописал мне строгую диету: каши на воде, отварная курица, овощи, компоты. А в доме — одни полуфабрикаты.
— Оксан, — попросила я тихо, — сходи, пожалуйста, в магазин. Мне правда нужны диетические продукты. Врач сказал, это очень важно для моего восстановления.
— Конечно, Леночка! — Оксана кивала так энергично, что её серёжки звенели. — Завтра с утра сбегаю, обещаю!
Утром она проспала до одиннадцати, потом долго красилась и болтала по телефону. К обеду объявила:
— Ой, что-то у меня голова болит! Завтра точно схожу, обещаю!
Я не выдержала.
— Оксан, может, ты хоть что-то приготовишь? Мне нельзя долго стоять у плиты, нельзя наклоняться. А есть-то хочется.
— Да конечно! — кивнула она. — Сейчас что-нибудь сделаю!
И правда сделала. Купила курицу, зажарила её до золотистой корочки. Принесла тарелку с гордым видом.
— Вот, кушай! Свежая, горячая!
Я посмотрела на хрустящую, зажаренную кожу, на румяные бока курицы. После инсульта мне можно было только отварное, без жира, без специй.
— Оксан, мне нужно варёное. Диета же.
— А, ну так сними кожицу и всё! — отмахнулась она. — Мясо-то внутри такое же!
Я молча сняла кожу, откусила кусочек. Мясо было пропитано жиром, пересолено. Есть такое было просто нельзя — врачи предупреждали об этом очень строго.
— Знаешь что, — сказала я, — я лучше сама курицу в воде отварю.
— Как хочешь. Ты же почти здорова, я же вижу, — пожала плечами Оксана и унесла тарелку.
Я с трудом встала, взяла из холодильника новый кусок курицы. Руки дрожали, голова кружилась, но готовить было необходимо. Наклоняться к нижним полкам за кастрюлей было мучительно больно, но другого выхода не было.
А Виктор всё продолжал свои восхваления.
— Оксанка так старается! Видишь, стиральная машина гудит? Это она вещи стирает!
Машинка и правда шумела. Я заглянула в неё — она была набита до отказа вещами Оксаны. Я поняла, что так больше продолжаться не может.
На следующий день, когда я варила себе кашу, раздался звонок в дверь. Почтальон принесла заказное письмо.
— Назаровой Оксане Викторовне, — прочитала она с конверта.
Я растерялась.
— Но у нас такая не живёт…
— А адрес правильный? — Почтальон сверилась с квитанцией. — Да, всё верно. Может, родственница?
Я подписала получение и закрыла дверь. Конверт был плотный, официальный, с печатью какой-то организации. На нём чёрным по белому было написано: «Назаровой О.В.» и мой адрес.
В этот момент Оксана была в душе. Я стояла с письмом в руках и не могла понять — откуда у неё корреспонденция на мой адрес? Она ведь живёт в другом городе…
И тут до меня дошло. Медленно, как будто части пазла вставали на свои места. Корреспонденция приходит только по месту официальной регистрации.
Сердце забилось так сильно, что я опустилась на стул. Оксана прописана в моей квартире? Когда? Как?
Превозмогая головокружение и страх, я накинула куртку.
— Куда ты? — обеспокоился Виктор.
— Мне нужно кое-что проверить.
— Ты же больна!
— Именно поэтому я и должна проверить, — ответила я, сжимая письмо в руке.
Я доехала на троллейбусе, еле держась за поручни. В центре предоставления услуг была длинная очередь, но я дождалась. Девушка-консультант выслушала мою просьбу.
— Справку о зарегистрированных жильцах? Конечно. Паспорт у вас есть?
Когда мне выдали документ, руки у меня тряслись. В моей квартире, помимо меня и Виктора, была зарегистрирована ещё одна особа — Назарова Оксана Викторовна. Временная регистрация с двадцать пятого октября. Спустя два дня после того, как я попала в больницу.
— Скажите, — спросила я дрожащим голосом, — а согласие собственника на регистрацию нужно?
— Разумеется! Без согласия никого прописать нельзя. Это ведь ваша квартира?
— Моя. И я своего согласия не давала.
Девушка нахмурилась.
— Тогда это нарушение. Вы можете подать заявление на аннулирование регистрации.
Я написала заявление дрожащей рукой. Каждая буква давалась с трудом — левая рука всё ещё плохо меня слушалась. Но я закончила. И поставила подпись.
Домой я добиралась в полуобморочном состоянии. Сердце колотилось, перед глазами мелькали чёрные мушки. Врачи бы ужаснулись, узнав о такой нагрузке после инсульта. Но у меня не было выбора.
Вечером, пока Оксана разогревала пельмени и резала хлеб, я молча положила на стол справку и заявление. Виктор поднял брови.
— Что это?
— Это то, что я узнала, пока вы с сестрой «наводили порядок» в моём доме.
Он взял справку, прочитал, и его лицо побелело.
— Оксан, ты что, прописалась?
Оксана вскинулась.
— А что такого? Это же временно! Для помощи! Мало ли что может понадобиться — справки, документы…
— Без согласия собственника, — тихо сказала я. — В моей квартире. Пока я была в больнице без сознания.
— Лен, ну чего ты? — Виктор попытался взять меня за руку. — Оксанка же хотела помочь…
Я отстранилась.
— Помочь? И чем же? Тем, что за пять дней так и не купила мне нормальной еды? Тем, что стирает только свои вещи? Тем, что прописалась в чужой квартире без спроса?
— Да что ты несёшь?! — не выдержала Оксана. — Я тут убиралась, готовила! А ты всё недовольна!
— Убиралась? — Я указала на раковину с горой грязной посуды. — Готовила? — Показала на пустой холодильник. — Или ты считаешь, что пельмени из пачки — это высокая кухня?
— Это лучше, чем ничего! Витенька мог бы и голодным остаться!
— Мог бы, — согласилась я. — Потому что он взрослый мужчина и должен сам о себе заботиться. А не ждать, пока сестрёнка приедет и будет его с ложечки кормить.
Виктор покраснел.
— Ты несправедлива! Оксана действительно помогала!
— Помогала себе, — ответила я и поднялась из-за стола. — Устроилась тут с полным комфортом. Матрас купила, прописалась, вещи разложила. Отлично устроилась.
Я надела куртку, взяла сумку.
— Куда ты? — испуганно спросил Виктор.
— Уезжаю. К своей сестре на несколько дней. Она хотя бы позаботится обо мне, а не загонит меня в могилу окончательно.
— Но ты же больна! Только из больницы!
— Именно поэтому, — обернулась я у дверей. — Мне нужен покой и правильное питание. А здесь я получаю только стресс и полуфабрикаты.
Оксана вскочила.
— Да как ты смеешь! Я же помогала! Я всё для тебя делала!
— Помогала? — Я посмотрела на неё внимательно. — Я уже подала заявление на аннулирование твоей прописки! Хотела бы помогать — сначала спросила бы разрешения.
Она открыла рот, но так и не смогла ничего сказать.
— Виктор, — обратилась я к мужу, — у тебя есть неделя. Либо твоя сестра уезжает добровольно, либо её выселят принудительно. А заодно научись сам варить себе пельмени. Ты не ребёнок, а взрослый человек. И ты должен заботиться не только о себе, но и обо мне. Особенно после того, что со мной случилось.
— Лена…
— Квартира, если что, моя, не забывай, — добавила я тихо, но очень веско. — Она досталась мне от мамы восемь лет назад. И если мне придётся выбирать между своим здоровьем и вашими семейными узами, я выберу здоровье.
За моей спиной начался скандал. Оксана что-то кричала о неблагодарности, Виктор пытался её успокоить. Но я уже спускалась по лестнице, держась за перила.
Моя сестра Аня встретила меня у подъезда. Она просто обняла меня, усадила в кресло, принесла тёплый чай и домашний суп. Такой, какой мне был нужен — лёгкий, диетический, приготовленный с настоящей заботой.
— Отдыхай, — сказала она. — А если захочешь рассказать — расскажешь.
Я рассказала. Аня слушала молча, иногда покачивая головой.
— Ну и семейка у твоего мужа, — подытожила она. — Как хорошо, что ты их поставила на место.
Я прожила у сестры неделю. Восстанавливалась, набиралась сил, ела нормальную, полезную еду. Виктор звонил каждый день, просил вернуться, обещал «всё решить». Но я не торопилась.
А спустя четыре дня он сам приехал к Ане. Уставший, растрёпанный, с виноватым лицом.
— Лена, прости. Оксана уехала. Я понял… понял, как был неправ. Ты болела, а мы… мы думали только о себе. Я считал, что раз она готовит и убирает, то всё хорошо. А на самом деле… на самом деле она просто устроилась у нас и не собиралась уезжать. А ты… ты могла умереть, а я даже не подумал о том, что тебе действительно нужно.
Я смотрела на него и думала. Этот мужчина был со мной десять лет. Но когда со мной случилась беда, он позвал не врача, не сиделку, не помощницу по дому, а сестру, которая, похоже, была нужна скорее ему самому.
— Виктор, — сказала я тихо, — мне сорок лет. У меня был инсульт. Может быть, он не последний. И если в следующий раз ты снова будешь думать о своём комфорте, а не о моём здоровье, то новую помощницу ты будешь искать уже без меня.
Он кивал, соглашался, клялся, что всё осознал и исправится. Возможно, даже искренне. А может быть, просто испугался остаться без бесплатной домработницы.
Но я всё-таки вернулась домой. В свою квартиру, где больше не было розовых кроссовок и матраса.
А Оксана, говорят, очень обиделась. Рассказывает всем родственникам, какая я неблагодарная и жадная. Что она так помогала, а её просто выгнали. Пусть рассказывает. Главное, что больше её у нас нет.
А я выздоравливаю. Медленно, но уверенно. И теперь точно знаю — заботиться о себе должна в первую очередь я сама. Потому что никто другой этого за меня не сделает.
А вам приходилось сталкиваться с подобной «помощью»? Как вы поступали в таких ситуациях? 👇
