Людмила Семёновна совершенно случайно наткнулась на него — старенький проездной документ на поезд, который затерялся в кармане осеннего плаща. «Киев — Канев, 15 апреля». Она легонько провела пальцем по выцветшим чернилам и тут же вспомнила тот день, полгода назад, когда впервые решилась на это путешествие. Тогда это была просто ознакомительная поездка — посмотреть маленький городок, о котором взахлёб рассказывала Галина. А теперь, этим октябрьским утром, среди горы упакованных вещей и скрученных ковров, этот билетик казался предзнаменованием.
— Мам, ты где там? — послышался сонный голос Павла из его комнаты. — Есть что-нибудь съестное?
Людмила быстро спрятала билет обратно в карман. Сыну уже стукнуло восемнадцать, а он ведёт себя, как подросток. Впрочем, чего ещё было ожидать? Анатолий, пусть земля ему будет пухом, сам его к этому приучил: «Мужчина в доме должен отдыхать, для готовки есть женщины». Прошло пять лет, как мужа не стало, а его правила оказались на редкость живучими.
Людмила Семёновна прожила пятьдесят восемь лет, из которых тридцать пять были посвящены семье. Она бралась за любую работу, тянула на себе троих детей, оплачивала учёбу в университете Светлане и занятия с репетиторами для Павла. Анатолий зарабатывал прилично — был руководителем торгового департамента, но деньги считал только своими. «Я — добытчик, ты — хранительница домашнего очага», — любил повторять он, выделяя жене строго определённую сумму на домашнее хозяйство. После его внезапной кончины от сердечного приступа Людмила обнаружила солидные сбережения, которых хватило, чтобы рассчитаться с долгами и прожить целый год. Потом она начала получать пенсию — небольшую, но вместе с подработками этого хватало.
Дети по-разному пережили уход отца. Ольга, старшая, к тому моменту уже жила отдельно с мужем и маленькой дочкой. Она регулярно приезжала помочь, поддерживала маму, но не навязывалась. Светлана, средняя, двадцати семи лет, умница и красавица, после смерти папы будто потеряла опору. Бросила престижную работу пиарщицы в модном агентстве, стала метаться между мужчинами, родила двоих детей от разных отцов и регулярно «парковала» их у мамы. Павел же просто погрузился в виртуальный мир компьютерных игр, едва окончив школу, и категорически отказался поступать в вуз.
— Мам, ну где ты ходишь? — Павел вышел на кухню в вытянутой футболке и шортах. — Я голодный!
— Хлеб в хлебнице, масло в холодильнике, — невозмутимо ответила Людмила, продолжая обматывать скотчем очередную коробку.
— А что-то нормальное? Ты не готовила?
— Я сегодня переезжаю, Павлик. Ты забыл? Грузчики приедут всего через два часа.
Сын посмотрел на неё, как на человека не в себе.
— Какой переезд? Ты же пошутила про этот свой Канев!
Месяц назад Людмила собрала детей и объявила им о своём решении. Квартиру она не собирается продавать — оставляет её детям, а сама будет жить в маленьком домике с садиком на берегу Днепра. Ольга сразу одобрила: «Правильно, мам, поживи наконец для себя». Светлана устроила целую сцену: «Ты совсем свихнулась! А как же мы? А внуки?». Павел лишь пожал плечами: «Делай что хочешь».
— Я не шутила, — Людмила поставила заклеенную коробку к стене. — Квартира остаётся вам со Светой. Ольга отказалась, у неё своё жильё. Коммунальные услуги оплачиваете пополам. Готовить научишься, в интернете рецептов полно.
— Ты серьёзно? — Павел даже присел на табурет. — А что я буду делать?
— А ты что? Взрослый мужчина. Пора найти работу.
— Какую работу? Я же… я ещё не готов!
Людмила хотела ответить, но зазвонил телефон. На экране высветилось фото Светланы — профессиональный снимок, где дочь выглядела как модель с обложки.
— Мама, это конец света! — пронзительно закричала трубка. — У Алисы жар, Егорка кашляет, а у меня в десять собеседование! Ты же можешь приехать?
— Не могу, Света. У меня сегодня переезд.
— Что значит «переезжаю»? Мама, прекрати этот цирк! Твои внуки болеют!
— Вызови врача. Или отмени собеседование.
— Ты насмехаешься? Это мой единственный шанс вернуться к нормальной жизни! Мамочка, ну пожалуйста!
— Прости, дочка. Грузчики уже на подъезде.
Она отключила звонок, не слушая возмущённые крики.
Следующие две недели обернулись настоящим испытанием. Светлана приехала на следующий день после переезда матери — без звонка, с двумя детьми и тремя огромными сумками.
— Мы пока поживём у вас, — заявила она Павлу, вваливаясь в квартиру. — Мама сошла с ума, бросила нас, но жизнь-то продолжается.
Павел, впервые оставшийся «старшим» в доме, растерялся. Трёхлетний Егор тут же разрисовал фломастерами стену в гостиной, а пятилетняя Алиса разбила любимую мамину вазу. Светлана, устроившись в спальне родителей, без конца строчила гневные сообщения матери.
«Мама, ты нас предала!» «Ты эгоистка!» «Думаешь только о себе!»
Ольга пыталась вразумить сестру: «Света, мама имеет полное право на свою жизнь». Но Светлана только больше злилась: «Ты всегда была её любимицей! Конечно, тебе легко рассуждать!»
Через неделю Павел не выдержал. Квартира превратилась в настоящий хлев, холодильник опустел, а Светлана требовала, чтобы он сидел с детьми, пока она «ищет себя» на каких-то курсах личностного роста.
— Я ухожу к Андрею, — объявил он сестре. — Живи здесь сама.
— А на какие средства? Коммунальные услуги, еда, детям нужны подгузники! Это же гривны!
— Не знаю. Иди работай.
— Я мать-одиночка! У меня же двое детей!
— И что? Мама троих вырастила и работала.
Эта фраза далась Павлу с трудом. Впервые в жизни он задумался о том, каково приходилось матери все эти годы.
Перебравшись к приятелю, Павел нашёл работу курьером в службе доставки. Работа оказалась тяжёлой — целый день на ногах, таскание тяжёлых сумок, вечно недовольные клиенты. Но впервые в жизни он держал в руках честно заработанные деньги. Первую зарплату (около 18 000 гривен) он спустил на новенький телефон, вторую — пропил с друзьями. На третий месяц он осознал, что денег критически не хватает, и устроился ещё и на ночные смены на склад.
Светлана продержалась в квартире всего месяц. Оставшись без матери и брата, она быстро поняла, что самостоятельная жизнь — это не романтика, а бесконечный быт. Дети болели, денег не было, а мужчины, узнав о двоих детях от разных отцов, быстро исчезали после первого свидания. В конце концов, она сдалась и переехала к отцу Егора — бывшему гражданскому мужу, который согласился выделить ей с детьми комнату в своей квартире.
Людмила узнавала обо всём от Ольги, которая регулярно звонила и приезжала в гости. Сама она наслаждалась тишиной и умиротворением маленького городка. Домик оказался очень уютным: две комнаты, небольшая кухня, веранда с живописным видом на реку. Она разбила огород, посадила цветы, купила кота — рыжего, пушистого толстяка, которого назвала Персик. Утром она гуляла по берегу, днём читала или вязала, а по вечерам пила чай с новой соседкой Верой Степановной, такой же пенсионеркой, сбежавшей от взрослых детей.
— Правильно сделали, что уехали, — говорила Вера Степановна. — Я вот десять лет внуков нянчила, а потом сын снова женился, и новая невестка меня на порог не пускает. Хоть здесь нашла себе покой.
Галина приезжала на выходные. Подруги гуляли по старинным улочкам, ездили в Умань, ходили в местный Дом культуры.
— Ты прямо расцвела, Люда, — удивлялась Галина. — Лет десять скинула, не меньше!
— Это потому, что я наконец-то высыпаюсь, — смеялась Людмила. — И готовлю теперь только для себя. Вчера весь день валялась на диване с книжкой — и ни малейших угрызений совести!
Но спокойствие длилось недолго. Через три месяца после переезда Людмила свалилась с воспалением лёгких. Вера Степановна вызвала скорую, позвонила Ольге. Та примчалась в тот же день, привезла необходимые лекарства, приготовила еду, окружила маму заботой.
— Может, вернёшься в Киев? — осторожно спросила дочь. — Там и врачи лучше, и мы будем рядом.
— Ни за что, — прохрипела Людмила. — Здесь хоть болеть можно спокойно.
Ольга позвонила брату и сестре. Павел не смог отпроситься — ему пригрозили увольнением. Светлана разревелась в трубку: «Я же говорила! Уехала одна, вот и доболелась!» — но всё же приехала.
Людмила выздоравливала очень медленно. Вера Степановна приносила ей куриный бульон, местный доктор Пётр Сергеевич — интеллигентный мужчина лет шестидесяти — навещал её ежедневно. Однажды он принёс ей букет хризантем «для поднятия настроения». Людмила смутилась, как юная девушка.
Через две недели она уже смогла выйти на веранду. Сидела в кресле-качалке, укутавшись пледом, и размышляла. О прожитой жизни, о детях, об Анатолии. Злости не было — только тихая грусть и глубокое понимание: всё произошло правильно.
В начале декабря позвонил Павел:
— Мам, а можно я приеду на выходные?
— Конечно, сынок.
Он приехал с рюкзаком и пакетом продуктов. Похудевший, подтянутый, в новой куртке.
— Ты что, начал ходить в спортзал? — удивилась Людмила.
— На складе без хорошей физподготовки никак, — смущённо улыбнулся Павел. — Мам, я тут… в общем, я многое осознал. Прости меня, что был таким бездельником.
Они сидели на кухне, пили чай с купленным Павлом тортом и впервые за много лет разговаривали, как двое взрослых людей. Сын рассказывал о работе, о планах поступить на заочное отделение технического университета, о девушке Даше из соседнего отдела.
— Я недавно для неё готовил, — краснея, признался Павел. — По твоему рецепту, курицу в сметане. И знаешь, получилось!
Людмила улыбалась и чувствовала, как в груди тает что-то тяжёлое.
На Новый год приехали все. Даже Светлана с детьми. Правда, сначала она полчаса возмущалась по поводу «этой глуши».
За праздничным столом Людмила достала три конверта.
— Вот мои условия, — сказала она. — Если хотите продолжать видеться со мной и рассчитывать на помощь.
Павел развернул свой листок: «Поступить в университет. Содержать себя полностью самостоятельно. Приезжать к матери не реже раза в месяц».
Светлана прочитала вслух: «Найти постоянную работу. Перестать ждать принца на белом коне. Воспитывать детей самой, а не перекладывать заботы на других».
Ольга улыбнулась, читая своё послание: «Продолжать быть такой же замечательной дочерью. Родить ещё ребёнка (бабушка поможет, но только советом и еженедельными визитами)».
— Мама, это же шантаж! — возмутилась Светлана.
— Это жизнь, дочка. Я прожила свою часть ради вас. Теперь я хочу пожить для себя. Если вы желаете быть частью моей новой жизни — пожалуйста. Но только на моих условиях.
— А если мы откажемся? — буркнул Павел.
— Тогда я буду вспоминать вас с любовью и отправлять открытки на все праздники.
Повисла напряжённая тишина. Первой расплакалась Светлана. Потом она крепко обняла маму:
— Прости меня, мамочка. Я правда постараюсь.
Павел молча кивнул. Ольга подняла бокал:
— За новую жизнь! За маму, которая научила нас самому главному — быть самостоятельными!
Дорогие мои, а вам знакома эта ситуация, когда ради счастья и здоровья приходится принимать революционные решения и «отпускать» взрослых детей в их самостоятельное плавание? Как вы считаете, справедливо ли поступила Людмила Семёновна?
