Вера села на край кровати, нащупала тапки. Левая нога ныла — операция прошлого года давала о себе знать. Ей обещали: «Полгода — и как новенькая!» Полгода прошло. Нога все равно болела.
— Ну и ладно, — пробормотала она вслух. Привыкла разговаривать сама с собой. — Зато хожу.
В зеркале отразилась седая растрепанная женщина. Вера машинально пригладила волосы. Когда-то Коля говорил: «У тебя руки золотые, а волосы — серебряные». Дурак был. Хороший дурак.
На кухне заварила чай. Вчерашние новости по радио. Опять про войны, катастрофы. Вера выключила. Достала из холодильника хлеб — два дня как купила, а уже зачерствел. Намазала масло тонким слоем.
За окном моросило. Октябрь выдался мерзкий.
— Может, не идти сегодня в магазин? — спросила она у кота на подоконнике.
Кот был нарисованный — на старой кружке. Настоящего не завела. Зачем? На кого оставить, если что.
Но холодильник пустой. Дочка Катя вчера звонила: «Мам, как дела? Хорошо кушаешь?» «Хорошо, доченька, не переживай». А что правду говорить? Что иногда лень даже суп разогреть?
Вера оделась — серое пальто, теплый платок. В сумку положила кошелек, список продуктов. Выходя, посмотрела на фотографию на комоде. Николай улыбался, обнимал ее за плечи.
— Иду в разведку, — сказала фотографии. — Жди.
На улице ветер трепал голые ветки. Вера прошла мимо детской площадки — качели скрипели пустые. Мимо скамейки, где раньше сидели бабушки с внуками. Теперь и бабушки другие, и внуки какие-то отстраненные.
В магазине взяла самое необходимое. Хлеб, молоко, гречку. Кассирша — девочка лет двадцати — даже не подняла глаз. Пробила товары, протянула чек. Вера хотела сказать «спасибо», но девочка уже обслуживала следующего покупателя.
На обратном пути решила срезать через сквер. Тут тише, спокойнее. Деревья хоть какую-то жизнь создавали.
И тут увидела.
У старого тополя что-то серое, неподвижное.Вера сначала подумала — тряпка. Потом пригляделась. Щенок. Совсем маленький, мокрый, привязанный веревкой к стволу.
Не двигался почти. И молчал.
— Господи, — Вера подошла ближе. — Кто ж так мог?
Щенок поднял голову. Глаза мутные. Дышал тяжело, с хрипом.
Вера огляделась. Сквер пустой. Дождь усилился. Люди спешили мимо, не замечая ничего.
А она стояла и смотрела на этот комочек.
— Ну нельзя же так!
Веревка завязана крепко. Узел тугой, мокрый. Вера возилась несколько минут, пальцы не слушались. Щенок не сопротивлялся — сил не было.
Наконец веревка поддалась.
— Все, малыш. Все…
Вера взяла его на руки. Такой легкий — одни кости да шерсть. И вдруг подумала: «А что я делаю? Зачем?»
Но она уже несла щенка домой.
Дома Вера растерялась
Щенок лежал на старом полотенце, дышал едва-едва. Что теперь? Она же не ветеринар.
— Давай-ка сначала согреем тебя, — пробормотала она и включила обогреватель.
Первым делом — искупать. В ванной набрала теплой воды, опустила малыша осторожно. Тот даже не сопротивлялся. Плохой знак.
Вода стала грязно-серой. Вера намылила шампунем, смыла. Под грязью оказалась рыжая с белым шерстка. И торчащие ребра.
— Когда ж ты последний раз ел, бедолага?
Завернула в сухое полотенце, унесла на кухню. Щенок открыл глаза, посмотрел на нее.
Молока налила в блюдце. Понюхал, но пить не стал. Вера обмакнула палец, поднесла к его носу. Лизнул слабо.
— Хоть что-то.
К вечеру стало ясно — щенок умирает. Лежал не шевелясь, даже на молоко не реагировал. Вера сидела рядом, гладила по голове.
— Не сдавайся, слышишь? Я же тебя спасла не для того, чтобы ты сдох у меня дома.
Но что делать дальше? Ветклиника на другом конце города, денег в обрез. А главное — не факт, что помогут. Бездомный щенок, полумертвый.
Вера вспомнила — Катя рассказывала про какие-то группы в интернете. Зоозащитники. Может, подскажут?
Полчаса мучилась с телефоном. Технику не любила, но освоила кое-что. Нашла группу «Помощь животным», написала сообщение. Руки тряслись:
«Помогите пожалуйста. Нашла щенка привязанного к дереву. Очень плохо ему. Что делать?»
Ответ пришел тут же. Девушка по имени Лена:
«Добрый вечер! Можете адрес? Приеду, привезу лекарства. Только завтра утром».
Вера чуть не заплакала от облегчения.
Ночь не спала. Каждые полчаса проверяла — дышит ли. Грела его теплом своих рук. Щенок иногда поскуливал тихонько.
— Потерпи, малыш. Утром помощь придет.
В шесть утра щенок вдруг поднял голову. Взглянул на Веру осмысленно. И… облизал ей руку.
Крошечный, слабый язычок. Но это было как электрический разряд.
— Живой! — прошептала Вера. — Борешься, значит!
В восемь пришла Лена. Молодая, в джинсах, с большой сумкой. Осмотрела щенка профессионально.
— Обезвоживание сильное. Истощение. Но шансы есть. Вот, — протянула пакет с лекарствами. — Это от глистов, это витамины. А это детское питание — жидкое, питательное.
— Сколько я вам должна?
— Ничего. Мы так работаем. Вы главное — не бросайте его.
Лена показала, как давать лекарства, как кормить из шприца без иглы. Оставила свой номер:
— Что-то будет — звоните сразу.
После ее ухода Вера села на кухне, смотрела на щенка. Тот лежал в коробке, которую Лена принесла, изредка поднимал голову.
— Как же тебя звать-то? — спросила Вера. — Рыжий ты… Рик будешь. Согласен?
Рик шевельнул хвостом. Еле заметно, но шевельнул.
В дверь постучали. Соседка, Галина Петровна. Вредная тетка, всегда всем недовольная.
— Вера, у тебя скулеж какой-то дома слышу. Что такое?
— Щенка подобрала. Больной он.
Галина Петровна скривилась:
— Ты что, совсем? В твоем возрасте собак заводить! Да еще бездомных. Заразу притащишь, блох. А кто убирать будет, когда ты… ну, того?
Вера сжала кулаки:
— Пока жива — сама убирать буду.
— Да брось ты этого дохляка! Усыпить его надо, а не мучить.
Дверь Вера закрыла резко. Руки тряслись от злости.
Рик смотрел на нее из коробки.
— Не слушай ее, — сказала Вера. — Мы с тобой справимся.
И впервые за долгое время почувствовала: жизнь этого маленького комочка полностью зависит от нее. Она ему нужна.
Четвертый день
Рик то поправлялся, то снова угасал. Вера поняла — живет от минуты к минуте. То встанет, попьет воды из блюдца, то снова валится, дышит прерывисто.
— Держись, солнышко, — шептала ему Вера, поглаживая по голове. — Еще немного потерпи.
А сама не верила уже. Может, Галина Петровна права? Может, это мучение бессмысленное?
Вечером в четверг Рик съел целую чайную ложку детского питания. Даже хвостом махнул. Вера обрадовалась:
— Вот молодец! Идем на поправку!
Ночью проснулась от тишины. Такой полной, звенящей тишины.
Включила свет, подошла к коробке. Рик лежал неподвижно. Глаза закрыты, дыхания не видно.
— Нет… — прошептала Вера. — Нет, только не сейчас.
Взяла его на руки. Тельце холодное, безжизненное. Сердце не билось.
— Рик! Рик, ну же!
Вера растирала ему грудку, дышала в крошечный носик. Делала то, что помнила с работы в больнице. Массаж сердца крошечному существу.
Десять минут. Пятнадцать. Ничего.
— Господи, за что? — Вера прижала щенка к груди. — Я же так старалась. Я же поверила, что спасу тебя.
И вдруг — слабое дрожание. Еле заметное. Потом вздох. Крошечный, но вздох.
Рик открыл глаза. Посмотрел на нее мутно, но осознанно.
— Живой! — всхлипнула Вера. — Мой хороший, живой!
Она укутала его в теплое полотенце, прижала к батарее. Сама дрожала — от страха, от облегчения, от усталости.
— Не пугай меня больше так. Слышишь? Мне уже терять некого.
Всю оставшуюся ночь не отходила от него. Каждые полчаса проверяла дыхание. Рик спал беспокойно, изредка поскуливал во сне.
Утром позвонила Катя:
— Мам, как дела? Что-то голос у тебя странный.
— Да так… Ночь плохо спала.
— Что случилось?
Вера хотела сказать «ничего особенного». Но вдруг выпалила:
— Щенка подобрала. Умирающего. Всю ночь спасала.
Пауза на том конце провода.
— Мама… Ты серьезно?
— А что тут несерьезного? Привязали к дереву, бросили. Я не могла мимо пройти.
— Но мам. В твоем возрасте, с твоим здоровьем. Это же огромная ответственность.
— Зато не одна больше.
Катя замолчала. Потом тихо:
— Расскажи.
И Вера рассказала. Про сквер, про веревку, про бессонные ночи. Про то, как Рик впервые облизал ей руку. Про страх этой ночи.
— Знаешь что, мам? — сказала Катя наконец. — Я горжусь тобой. Ты всегда была такой — не могла пройти мимо чужой беды.
— Глупость это.
— Нет, не глупость. Редкость это сейчас. Я завтра к тебе приеду, хорошо? Привезу что-нибудь для щенка. И помогу обустроить.
Вера не поверила ушам:
— Приедешь? Но у тебя же работа, семья.
— Выходные же. А потом… мам, ты знаешь, мне тоже одиноко иногда. Муж в командировках, дети выросли, разлетелись. А тут такое дело — щенка выхаживать. Это же, это же жизнь настоящая.
После разговора Вера села рядом с Риком. Тот уже сидел в коробке, смотрел на нее внимательно.
— Слышал? — спросила она. — К нам гости едут. Надо встречать достойно.
Рик тявкнул тихонько. Первый раз за все дни.
Вечером Катя приехала с огромными пакетами. Корм, игрушки, лежанка, миски. Даже ошейник с поводком — на вырост.
— Мам, ну и худющий же он! — ахнула Катя, увидев Рика. — Но глаза какие живые!
Они вместе устроили ему место в кухне. Постелили мягкую подстилку, поставили миски. Рик обследовал все с любопытством.
— Видишь? — сказала Вера дочери. — Он уже другой. Верит, что все будет хорошо.
— А ты, мам? Ты тоже веришь?
Вера посмотрела на Рика, который устроился у ее ног.
— Знаешь… Впервые за долгое время — да. Верю.
Дом наполнился звуками. Катя возилась на кухне, варила Рику бульон. Рик тихонько повизгивал, играя с мячиком. А Вера сидела и слушала эту музыку жизни.
И думала: а ведь она и себя спасла. От пустоты, от ненужности, от страха, что жизнь кончилась.
— Спасибо тебе, малыш, — прошептала она Рику. — Ты меня тоже подобрал.
Прошло полтора месяца
Рик носился по квартире как ураган — здоровый, упитанный, с блестящей рыжей шерстью. Вера еле поспевала за ним.
— Куда тебя понесло? — смеялась она, когда он в очередной раз утащил ее тапок под диван. — Разбойник!
Утром они гуляли в том же сквере, где встретились. Рик исследовал каждый куст, каждое дерево. А Вера смотрела на то самое место у тополя и не верила — неужели это тот самый полумертвый комочек?
— Хозяюшка! — окликнула знакомая соседка с другого подъезда. — А песик-то у вас какой красавец стал!
Вера улыбнулась. Теперь ее все знали — женщина с рыжим щенком. Здоровались, спрашивали про Рика. Она снова стала частью мира.
Домой вернулись к завтраку. Рик деловито похрустел сухим кормом, попил воды. Устроился на своей лежанке.
В дверь постучали. Галина Петровна стояла с косточкой в руках.
— Это, это я для него принесла, — смущенно протянула она. — Мясная, сахарная.
— Проходите, — пригласила Вера. — Чай будете?
— Да я на минутку… — Галина Петровна присела на край стула.
Рик подошел, понюхал гостью. Виляя хвостом, ткнулся мордой в колени.
— Ох ты, красавец! — растрогалась Галина Петровна. — А я думала — дохлый урод какой-то. А он ведь жить хотел. Как мы все.
— Хотел, — согласилась Вера. — И научил меня тоже жить хотеть.
После ухода соседки Вера села за швейную машинку. Впервые за годы! Шила Рику теплую попонку на зиму. Лапы подкашивались от волнения — неужели руки еще помнят?
Помнили. Строчка ложилась ровно, красиво.
— Смотри, какая обновка тебе будет, — показала Рику яркую ткань. — Не замерзнешь.
Он принюхался, одобрительно тявкнул.
Вечером позвонила Катя:
— Мам, как дела? Как наш красавец?
— Да вот, на диване развалился. Живет как барин, — засмеялась Вера. — А я ему попонку шью.
Вера села в кресло, Рик устроился у ее ног. Тепло, уютно.
— Спасибо тебе, малыш, — прошептала она.
Рик сонно махнул хвостом.
А Вера думала: удивительно, как мало нужно для счастья. Теплый дом, любящее сердце рядом. И вера в то, что ты кому-то нужна.
Даже если этот кто-то — рыжий бездомный щенок с умными глазами.
И, пожалуй, особенно если он такой.
