Некоторые дни рождения не забудешь никогда. У Елены Игоревны был именно такой. Пятьдесят два года — солидный возраст, когда уже не ждёшь от судьбы головокружительных поворотов. И, уж тем более, не ждёшь подвохов.
Праздничный стол накрыт, свечи на торте создают уют. Муж, Игорь, хлопочет на кухне, старается изо всех сил. За два десятилетия совместной жизни он так и не освоил кулинарное искусство, но в особые моменты обязательно берётся за готовку. Выходит, ну, скажем прямо, весьма посредственно. Но Елена всегда находила слова похвалы. А что ещё должна делать любящая, заботливая супруга?
— Мама должна вот-вот подъехать, — говорит Игорь, поправляя праздничную скатерть.
Елена внутренне напрягается, кивая. Свекровь, Зинаиду Павловну, она так и не смогла принять до конца. Почему эта женщина постоянно смотрит на неё, будто Елена — это нелепое недоразумение, случайно забредшее в их идеальный мир?
Раздаётся звонок в дверь. Елена непроизвольно расправляет плечи.
— Зинаида Павловна! Проходите, пожалуйста, — она растягивает губы в дежурной, натренированной годами улыбке.
Свекровь входит, держа в руках увесистый конверт. Ни цветов, ни подарочной коробки. Просто конверт. Может быть, деньги?
— С днём рождения, — произносит она сухим, официальным тоном. И протягивает «презент». — Это для тебя. Будешь вспоминать.
Елена принимает конверт, чувствуя что-то плотное и твёрдое внутри. Фотографии, что ли?
Она открывает — и время замирает.
Внутри лежит дюжина глянцевых карточек: Игорь, моложе, сияющий, влюблённый. Он обнимает другую женщину. Целует её. Смеётся, искренне, без тени усталости.
— Это… — начинает Елена, с трудом выдавливая звук.
— Его первая супруга, — спокойно, даже буднично, поясняет свекровь. — Кира. Решила, тебе будет интересно увидеть, каким он становится рядом с женщиной, которую действительно любил.
Игорь стоит возле стены, бледный, как полотно:
— Мама, зачем ты это вытащила? Это же давняя, закрытая история!
— А я посчитала, что Елене пора взглянуть правде в глаза, — Зинаида Павловна улыбается. Улыбка получается холодной, как лёд.
Елена смотрит на снимки. На лице Игоря — такое ослепительное счастье, какого она не видела за все годы их брака.
Руки начинают мелко дрожать. В голове стучит набатом: вот она, причина! Все эти годы негласных сравнений. Постоянных колкостей. Намёков. «Кира готовила лучше», «Кира умела договариваться», «А вот у Киры всё получалось».
Она была всего лишь бледной копией, тенью.
Елена медленно, с трудом складывает фотографии обратно в плотный конверт. Пальцы не слушаются от нервного напряжения.
— Ну, что замолчала? — Зинаида Павловна наливает себе чай. Спокойно, словно только что не взорвала бомбу в семейном очаге. — А я думала, ты обрадуешься. Увидишь, на какие чувства способен твой муж, когда его сердце по-настоящему пылает.
Елена поднимает взгляд. Сначала смотрит на свекровь. Потом на мужа. Игорь сидит, уставившись в свою тарелку с салатом. Он молчит. Как всегда, молчит, когда его мать переходит все допустимые границы.
— Игорь, — тихо, почти шёпотом, обращается к нему Елена. — Скажи хоть что-нибудь.
Он поднимает голову. В глазах — смесь замешательства, стыда, но не возмущения. Никакого гнева на мать. Только досада на жену — за то, что она вынуждает его выбирать.
— Леночка, не обращай внимания, — бормочет он. — Это же прошлое. Киры нет уже десять лет. В чём проблема?
— Проблема в том, — голос Елены звучит странно, — что твоя мама безостановочно твердит мне, что я не она. Что я — всего лишь нелепая замена. И, судя по всему, неудачная.
— Ты сгущаешь краски, — Зинаида Павловна прихлёбывает чай. — Я просто считаю, что в настоящей семье не должно быть никаких секретов.
Секретов? А что тут секретного? Елена знала, что у него была первая жена. Знала, что они развелись, а потом Кира умерла от тяжёлого недуга. Знала, что Игорь тяжело переживал. Но видеть, как он смотрел на другую…
— Мама, достаточно, — наконец, произносит Игорь. Но звучит это вяло. Без малейшего намёка на убеждённость. — Зачем ты портишь Елене праздник?
— Я ничего не порчу. Я показываю действительность. — Зинаида Павловна наклоняется к невестке. — Знаешь, дорогая, он ведь до сих пор ездит к ней. На кладбище. Каждый божий месяц. Носит цветы. Причём не простые, а белые розы. Она их обожала.
Мир пошатнулся. Каждый месяц? Но ведь Игорь говорил, что ездит к приятелю в Вышгород. По рабочим делам. Значит, врал? Столько лет врала его жена?
— Это правда? — Елена в упор смотрит на мужа.
Игорь густо краснеет. Отводит взгляд в сторону.
— Ну, бывает, заезжаю. Просто из уважения к прошлому. К памяти.
Из уважения к памяти. Какая красивая формулировка. А обмануть собственную жену — это тоже проявление уважения?
В голове Елены, как молнии, начинают всплывать крошечные детали. Мелочи, на которые она раньше не обращала внимания. Как он вздрагивал, когда по телевизору мелькала тема неизлечимой болезни. Как он раздражался, когда она пыталась надеть на блузку украшение с белыми розами — говорил, что не идёт. Как в годовщину смерти Киры он становился совершенно отстранённым, погружённым в себя.
— А знаешь, — продолжает свекровь, наслаждаясь моментом, — он ведь на тебе женился лишь потому, что врач тогда сказал: ему срочно нужна новая семья. После такого стресса. Чтобы окончательно не сломаться. Я ему так и сказала: «Игорёша, найди спокойную, хорошую женщину. Не для страстной любви — для комфортной жизни».
Для комфортной жизни. Не для любви.
Елена ощущает, как что-то твёрдое внутри неё с хрустом ломается.
— Мама! — наконец кричит Игорь. — Что ты такое несёшь?!
— А что я несу? Я говорю то, что ты сам мне говорил, — пожимает плечами Зинаида Павловна. — «Мама, Елена — она добрая, надёжная. С ней спокойно». Разве не так?
Спокойно. С ней тихо и спокойно. Как в стерильной палате. Тихо, чинно, без лишних эмоций.
А все эмоции, все страсти остались там, на кладбище, рядом с Кирой.
Елена встаёт из-за стола. Ноги еле держат, но она стоит.
— Извините, — говорит она тихо. — Мне нужно отойти.
В спальне она садится на край кровати. Двадцать лет она прожила, веря в любовь. Оказалось — она была просто лекарством от стресса.
Из-за стены доносятся приглушённые голоса. Игорь что-то втолковывает матери. Наверное, просит не расстраивать супругу. За двадцать лет он ни разу не поставил жену выше матери.
А Елена терпела. Глотала обиды. Улыбалась через силу. Думала — стерпится, слюбится. Думала — это её женская доля. Оказалось — её приговор.
Она подходит к шкафу. Достаёт чемодан. Какая же она была глупая. Двадцать лет.
И начинает аккуратно складывать свои вещи.
Елена застёгивает молнию и выпрямляется. Всё. Решение, которое зрело двадцать лет, принято за двадцать минут.
За спиной слышны шаги. Игорь входит в спальню и в ступоре замирает. Смотрит на чемодан. Потом на жену. И что-то в его выражении лица меняется — до него, кажется, только сейчас дошёл весь ужас ситуации.
— Елена, что ты делаешь?
— Ты же видишь. Собираюсь.
— Но, но куда? — Он делает шаг к ней. — Леночка, ну что ты. Мама просто, она стареет, ей сложно принимать…
— Двадцать лет! — взрывается Елена. — Двадцать лет я жду, когда она меня примет! Двадцать лет я терплю её издевательства, намёки, эти бесконечные сравнения! А ты сидишь молча! Всегда!
— Я не хотел конфликтовать с мамой.
— А со мной? Со мной ты не боишься поругаться? — Елена горько, надрывно смеётся. — Я же удобная.
Из гостиной доносится звон стекла. Зинаида Павловна моет чашки. Как будто ничего не произошло. Разрушила брак и спокойно моет посуду.
— Послушай, — Игорь хватает Елену за руку, — да брось ты этот чемодан! Ну повздорили, ну сказала она лишнее. Завтра забудем!
— Не забудем. — Елена высвобождает руку. — Понимаешь, сегодня я увидела полную картину. Какую ценность я представляла для тебя. И что значила она.
— Кира умерла! Десять лет назад!
— Для тебя — нет. — Елена берёт чемодан. — Для тебя она жива. И будет жить, пока я буду рядом.
Игорь мечется по прихожей, испуганный и растерянный. Такого она его никогда не видела.
— Но я же женился на тебе! Мы же вместе целых двадцать лет!
— По привычке. По комфорту. По рекомендации врача. — Елена усмехается. — Твоя мама сегодня очень красочно об этом поведала.
— Мама несла чепуху!
— Мама говорила правду! — Голос Елены срывается. — Ты же не опроверг ни слова! Сидел, молчал, как и всегда! Как тогда, когда она говорила, что мой борщ не так хорош, как у Киры. Как тогда, когда она намекала, что я никудышная хозяйка, потому что не пеку те пироги! Всегда молчал!
Из кухни выходит свекровь. Довольная и торжествующая.
— О чём кричите? — спрашивает невинным голосом. — Все соседи на улице Соборной услышат.
Елена поворачивается к ней.
— Знаете что, Зинаида Павловна? — её голос становится ровным, ледяным. — Вы добились своего. Я ухожу. Теперь ваш сыночек будет полностью вашим. Как вы и мечтали.
— Я ничего не хотела.
— Лжёте. — Елена делает шаг вперёд. — Двадцать лет вы методично, капля за каплей, разрушали наш брак. Словом за словом. И сегодня вы добили его окончательно.
Зинаида Павловна отступает. В её глазах мелькает что-то похожее на страх.
— Игорь! — зовёт она сына. — Ты позволишь ей так разговаривать со мной?!
И тут происходит нечто невероятное. Игорь смотрит на мать. Потом на жену с чемоданом. И вдруг — впервые за двадцать лет — его голос звучит твёрдо:
— Мама. Хватит.
— Что? — Зинаида Павловна не верит своим ушам.
— Я сказал — достаточно! — Игорь повышает тон. — Ты перешла все мыслимые границы! Елена — моя жена! И я не дам тебе её унижать!
— Игорёша, — начинает свекровь, растерянно.
— Двадцать лет я молчал! Двадцать лет позволял тебе травить жизнь моей супруге! Думал, ты одумаешься, поймёшь. Но ты не желаешь понимать!
Елена смотрит на мужа и совершенно его не узнаёт. Где этот решительный человек был раньше?
Игорь подходит к Елене:
— Прости меня.
— Игорь, — Елена чувствует, как дрожит её рука, сжимающая ручку чемодана.
— Я не хочу тебя терять, — говорит он, его голос ломается. — Понимаешь? Да, была Кира. Была и ушла. А ты живая. Ты рядом. И если я позволил себе забыть об этом, если позволил матери сделать тебя второсортной, то я — последний, непростительный идиот.
Зинаида Павловна слушает и медленно синеет лицом.
— Значит, ради неё ты готов отречься от родной матери? — шипит она.
— Мама, — Игорь оборачивается к ней, — я не отказываюсь от тебя. Но и жену свою больше в обиду не дам.
Свекровь хватается за сердце. Жест, театрально отработанный годами.
— Ах, вот как! Ну что же, — Она направляется к выходу. — Живите как хотите! Только не смейте потом приходить ко мне с жалобами!
И хлопает дверью так, что едва не осыпается штукатурка.
Елена и Игорь остаются вдвоём.
— Ну что, — тихо произносит Елена, — теперь ты будешь винить меня за то, что из-за меня поругался с матерью?
Игорь качает головой:
— Нет. Я буду винить только себя за то, что не сделал это раньше.
Он подходит к ней. Осторожно берёт чемодан, отодвигает его в сторону.
— Останься. Прошу тебя.
— Зачем? — Елена смотрит ему прямо в глаза. — Ради твоего удобства?
— Нет. — Игорь крепко обнимает её. Наконец-то, по-настоящему крепко. — Потому что я устал жить в прошлом. Устал носить цветы мёртвым, когда рядом со мной стоит живая женщина, ждущая моего внимания.
Елена чувствует — что-то внутри, замерзшее на двадцать лет, медленно начинает оттаивать.
— А белые розы?
— Забудь о них. — Игорь идёт в гостиную, возвращается с конвертом. — И об этом тоже забудь.
Он начинает рвать фотографии. Одну за другой. Молодой, счастливый Игорь со своей первой супругой превращается в ворох бумажного конфетти.
— Что ты делаешь? — шепчет Елена. — Это же твои воспоминания.
— Воспоминания должны жить в сердце, а не на бумаге. — Он рвёт последний снимок. — А сердце моё принадлежит тебе. Двадцать лет. Я просто забыл об этом. Позволил себе забыть.
Елена плачет. Это слёзы не горя — а невероятного, долгожданного облегчения.
За окном сгущаются сумерки. День рождения подошёл к концу. Но Елена чувствует, что сейчас начинается что-то совершенно новое.
— Завтра я позвоню маме, — говорит Игорь. — И объясню ей правила. Если она хочет видеться — пусть сначала извинится перед тобой.
— А если не захочет?
— Это её выбор. — Он пожимает плечами. — Мне пятьдесят три года. Пора перестать быть маменькиным сынком.
— Это твой последний шанс, — тихо говорит Елена. — Понимаешь? Если ты ещё раз позволишь кому-то меня унизить, я уйду. И не вернусь.
— Понимаю, — серьёзно отвечает Игорь. — И я тебе этого не позволю.
Елена смотрит на обрывки фотографий на полу. Их брак получил второй шанс. И он был последним.
