— Лена, ты что, снова подгузник не сменила? — Ольга Викторовна стояла на пороге детской, плотно сжав губы. — Малыш уже битый час плачет.
Алёна оторвалась от плиты, где готовила обед для всех. Годовалый Демьян и правда хныкал в кроватке, но она только что его покормила и собиралась подойти к нему через пару минут.
— Я сейчас, Оля. Суп доделаю и…
— Суп может подождать, а ребёнок — нет! — Ольга уже склонилась над племянником, ловко проверяя подгузник. — Боже, да он насквозь мокрый! Ты что, вообще не слышишь, когда дети плачут?
В голосе золовки было столько пренебрежения, что у Алёны в горле встал знакомый ком. Три года назад, когда она переехала в эту квартиру во Львове после свадьбы с Владимиром, Ольга казалась такой доброй и чуткой. Помогала по хозяйству, давала советы. Но после рождения Демьяна всё изменилось.
— Оля, я же не бездельничаю. Я готовлю обед для всех, — тихо проговорила Алёна, подходя к сыну.
— Для всех? — Ольга выпрямилась, держа в руке мокрый подгузник. — А кто тебя просил? Мы тридцать восемь лет прекрасно жили без твоих супов!
Владимир, сидевший за компьютером в соседней комнате, демонстративно прибавил звук. Алёна заметила это и почувствовала, как внутри всё сжимается. Муж снова не вступится, как всегда, когда сестра начинает свои нападки.
— Демьянчик, ну что ты плачешь? — Ольга взяла малыша на руки, и он тут же успокоился. — Видишь? Ему нужно внимание, а не твоя стряпня.
— Но ведь нужно же готовить. Все едят, — Алёна чувствовала, как её голос дрожит.
— Все? — Ольга повернулась к ней с Демьяном на руках. — А может, просто некоторые привыкли, что за них всё делают? В двадцать пять лет пора бы научиться планировать своё время.
Как же больно били эти постоянные намёки на возраст. Ольга была на тринадцать лет старше, и это, по её мнению, давало ей право поучать во всём. Особенно в том, что касалось ребёнка.
— Оля, я стараюсь. Честно, стараюсь, — Алёна подошла ближе, протягивая руки к сыну. — Дай мне его.
— Ты стараешься? — Ольга отступила на шаг. — Вчера он полдня ходил в мокром, потому что ты решила заняться стиркой. Позавчера ты не заметила, что у него температура. А на прошлой неделе вообще забыла про время прививки!
Каждое слово било прямо в сердце. Алёна и правда иногда путалась в режиме, не сразу замечала изменения в поведении сына. Но ведь она учится! Ей всего двадцать пять, она впервые стала мамой, и никто не рождается с готовыми знаниями.
— Я забыла про прививку всего на один день, — попыталась оправдаться она. — И сразу же записалась, как только вспомнила.
— На один день? А если бы забыла на неделю? На месяц? — Ольга качала Демьяна, который тянул к ней свои ручки. — Ребёнок — не игрушка, Алёна. С детьми нельзя играть в «дочки-матери».
Эта фраза прозвучала как пощёчина. Алёна почувствовала, как горят щёки от стыда и обиды. Неужели Ольга и правда считает её такой безответственной?
— Я не играю! — впервые за долгое время она повысила голос. — Я его мама, и я его люблю!
— Любить мало, — холодно ответила Ольга. — Нужно ещё и уметь. А умения у тебя пока маловато.
— А у тебя есть? — вырвалось у Алёны. — У тебя вообще своих детей нет, откуда ты знаешь, как правильно?
Повисла тишина. Ольга побледнела, прижимая Демьяна к себе ещё крепче. Алёна поняла, что сказала что-то ужасное, но слова уже было не вернуть.
— Своих нет, — тихо произнесла Ольга. — Зато я тридцать лет работаю с детьми. Я знаю, что означает каждый плач, каждое движение. А ты… ты даже не замечаешь, когда твой собственный сын голоден.
— Замечаю! — Алёна шагнула вперёд. — Просто не всегда сразу! Я учусь, понимаешь? Учусь быть мамой!
— Учишься? — в голосе Ольги появились стальные нотки. — А пока ты учишься, кто страдает? Он страдает! — она указала на Демьяна. — Потому что у него безответственная мамочка, которая считает материнство чем-то вроде курсов кройки и шитья!
— Хватит! — закричала Алёна. — Хватит меня унижать! Я делаю всё, что могу!
— Всё, что можешь? — Ольга рассмеялась, но смех был злым. — Может, тогда стоило подождать с детьми? Сначала научиться быть женой, а потом уже рожать?
— Заведи своих и воспитывай! — выпалила Алёна фразу, которую слышала от знакомых в похожих ситуациях.
Слова повисли в воздухе, как занесённый нож. Ольга замерла, и в её глазах Алёна увидела такую боль, что захотелось провалиться сквозь землю. Она знала, что Ольга никогда не была замужем, что вопрос детей был для неё очень болезненным. И сейчас она ударила именно туда, где больнее всего.
— Своих завести не получилось, — ровно сказала Ольга, передавая Демьяна матери. — Но племянника уберечь от твоей безалаберности я ещё могу.
— Оля, я не хотела… — начала Алёна, но золовка уже уходила из комнаты.
Через час к ним зашла соседка за солью. Алёна сидела на кухне с заплаканными глазами, а Демьян спал у неё на руках.
— Что случилось, доченька? — участливо спросила Мария Яковлевна.
— Поругалась с Олей, — вздохнула Алёна. — Я сказала ей гадость. Про то, что у неё своих детей нет.
— Ох, — покачала головой соседка. — Больно же ей, наверное. Сколько ей уже? Тридцать восемь? А всё одна…
— Но она постоянно меня критикует! — оправдывалась Алёна. — Всё время говорит, что я плохая мать!
— А может, она просто завидует? — тихо сказала Мария Яковлевна. — Ты молодая, красивая, муж любящий, сыночек здоровый. А у неё что? Работа да пустая комната.
Алёна посмотрела на спящего сына. Неужели Ольга и правда завидует? Но тогда почему так жестоко себя ведёт?
— Она говорит, что хочет защитить Демьяна от моей безответственности.
— Может, и правда хочет. Только защищает странно, — вздохнула соседка. — Мать унижает, а ребёнку от этого лучше разве станет?
Вечером Владимир наконец заговорил с женой:
— Ты зря так сказала Оле.
— А ты зря молчишь, когда она меня унижает! — вспыхнула Алёна. — Это твоя сестра, ты должен был вступиться!
— Оля просто переживает за Демьяна.
— Оля переживает за себя! — Алёна качала сына, который снова начал плакать. — Ей больно, что у неё самой семьи нет, вот она и срывается на нас!
— Не говори глупости.
— Глупости? — Алёна повернулась к мужу. — Вова, мне двадцать пять, я первый раз мама. Да, я делаю ошибки! Но вместо поддержки я получаю постоянную критику. От твоей сестры и молчание от тебя.
— Я не могу встать между вами.
— Можешь! Просто не хочешь. Тебе проще сделать вид, что ничего не происходит.
Ночью Демьян долго не мог уснуть. Алёна ходила с ним по комнате, тихо напевая колыбельную. В коридоре послышались шаги, и она увидела Ольгу в дверном проёме.
— Дать ему жаропонижающее? — тихо спросила Ольга. — У него зубки режутся.
— Спасибо, — так же тихо ответила Алёна. — Я дала час назад.
Ольга постояла ещё немного, глядя на мальчика, потом развернулась и ушла. А Алёна вдруг поняла, что завтра им снова придётся встретиться за завтраком, и снова между ними будет эта стена непонимания и взаимных обид.
Через две недели молодая семья съехала. Нашли однокомнатную квартиру на окраине Киева, дорогую и неудобную, но свою. Ольга помогала им собирать вещи, молча складывая детскую одежду в коробки.
— Мы будем приезжать, — сказала Алёна на прощание. — Демьян должен знать тётю.
— Конечно, — кивнула Ольга. — Приезжайте.
Но обе знали, что приедут не скоро. Слишком много всего было сказано, слишком глубоко ранили друг друга.
Ольга осталась в тишине большой квартиры, где теперь не было детского смеха и плача. Она долго стояла у окна, глядя, как машина с молодой семьёй скрывается за поворотом.
Почему она не смогла просто радоваться за них? Почему вместо помощи предлагала только критику? Может быть, соседка была права, и она действительно завидовала? Завидовала тому счастью, которого сама никогда не познает?
А может, просто боялась признать, что в двадцать пять лет Алёна уже имеет то, чего она, тридцативосьмилетняя, никогда не получит?
Теперь племянник будет расти далеко от неё. И виновата в этом только она сама.
Эта история о том, как непросто бывает двум женщинам в одной семье, особенно когда одна из них пытается найти себя в новой роли, а другая, кажется, просто не может принять чужое счастье. Зависть или искренняя забота — где проходит эта грань? А как вы думаете, что на самом деле двигало старшей сестрой?
