— Мам, в субботу приведу Лизу познакомиться, — сообщил Андрей Васильевич, заходя на кухню.
Галина Петровна медленно отложила чашку. Сколько уже было этих Лизок, Марин и Насть? Десять? Пятнадцать? Она давно сбилась со счёта.
— Андрюша, тебе тридцать пять лет, — устало произнесла она. — Когда же ты уже остепенишься?
— Не начинай, пожалуйста. Лиза — особенная. Психолог, своя практика, умная.
Галина Петровна кивнула, хотя внутри что-то болезненно сжалось. «Особенная» — это слово он произносил каждый раз. И каждый раз через месяц-другой девушка исчезала из их жизни.
В субботу пришла Лиза. Действительно умная, начитанная, красивая. Галина Петровна приготовила свой фирменный наполеон, накрыла стол как для дорогих гостей. Разговор шёл легко — Лиза свободно говорила о литературе, искусстве, современной психологии.
— А вы знаете, Галина Петровна, — говорила девушка, — ваш сын такой начитанный! Мы вчера три часа обсуждали философию Камю.
Андрей сиял от удовольствия. Галина Петровна улыбалась, но внутри росла тревога. Уж слишком всё было гладко, слишком правильно.
Через две недели сын зашёл на ужин мрачный.
— Что с Лизой? — спросила мать, хотя уже знала ответ.
— Расстались.
— Почему? Такая умная девочка, красивая…
Андрей помолчал, крутя в руках вилку.
— Она в ресторане попросила официанта подогреть вино. Представляешь? Красное вино! — он покачал головой. — А ещё сказала, что Моцарт — это композитор-романтик.
— И что?
— Как что? Она же психолог! Должна разбираться в культуре!
Галина Петровна посмотрела на сына долгим взглядом. В этом взгляде было что-то новое — не материнская жалость, а холодное понимание.
— Андрей, а ты сам-то разбираешься?
— О чём ты?
— Да обо всём. В жизни, в людях, в том, что важно, а что — мелочи.
Сын пожал плечами и ушёл. А Галина Петровна осталась сидеть на кухне и вспоминать.
Вспоминать Катю. Ту единственную, которая была три года назад. Тихая, скромная девочка из детского дома. Андрей привёл её зимой, она сидела, аккуратно сложив руки, и благодарила за каждый кусочек торта. Говорила просто, без затей, но в её словах была какая-то редкая сейчас искренность.
— А что вы любите читать, Катюша? — спрашивала тогда Галина Петровна.
— Я больше шью, — смущённо отвечала девушка. — На работе времени мало остаётся. Но вот «Мастера и Маргариту» недавно перечитала.
Андрей поморщился.
— Булгаков — это для школьной программы, — небрежно бросил он. — А что думаешь о Кундере?
Катя растерянно посмотрела на него.
— Не читала…
— А о декадентстве в литературе Серебряного века?
— Андрей! — одёрнула его мать.
Но было поздно. Катя сжалась, как провинившийся ребёнок. А через неделю сын сообщил, что они расстались.
— Почему? — удивилась тогда Галина Петровна.
— Она не знала, кто такой Малларме, — пожал плечами сын. — И спросила, что означает слово «канапе». В кафе. При людях.
— Это маленькие бутербродики, — растерянно сказала мать.
— Вот именно. Элементарные вещи не знает.
И сейчас, сидя на кухне, Галина Петровна вдруг ясно поняла — Катя была права. Что детдомовской девочке до французских канапе? Она выживала, училась, работала. Она была настоящей.
А сын… Сын коллекционировал знания, как марки. Не для души, не для понимания мира — для того, чтобы чувствовать себя выше других.
Галина Петровна встала и медленно пошла к окну. На улице падал снег, и в его мягком сиянии ей вдруг представилась Катя — с животиком, одна, покупающая детские вещи.
— Господи, — прошептала она, — а вдруг…
На следующий день она пошла в тот торговый центр, где когда-то работала Катя. Швейный цех на третьем этаже. Спросила девушку в приёмной.
— Катерина? А, Катька! Она уже полгода как не работает. Малыша родила.
У Галины Петровны похолодело внутри.
— А… а не знаете, где она живёт?
— Да вон в том доме, через дорогу. В двадцать третьей квартире.
Галина Петровна стояла у подъезда полчаса, собираясь с духом. Наконец позвонила в домофон.
— Катя? Это… это Галина Петровна. Мама Андрея.
Долгая пауза.
— Проходите.
Катя открыла дверь бледная, худая. На руках у неё был малыш — точная копия Андрея в младенчестве.
— Сколько ему? — хрипло спросила Галина Петровна.
— Восемь месяцев.
— Он знает?
Катя покачала головой.
— А зачем? Он же меня за канапе бросил.
Галина Петровна опустилась на стул. Малыш улыбнулся ей беззубой улыбкой и протянул ручонку.
— Как зовут?
— Егор.
— Красивое имя, — она взяла ребёнка на руки, и сердце болезненно сжалось от счастья. — Катюша, а ты… ты его любила?
— Люблю, — тихо ответила девушка. — До сих пор. Дура ведь.
Галина Петровна смотрела на внука и думала о сыне. О том, как он потерял своё счастье из-за глупой гордыни. О том, как она, мать, не смогла научить его главному — различать важное и второстепенное.
— Катюша, — сказала она наконец, — а можно я буду приходить? К внуку? Я… я буду хорошей бабушкой.
Катя смотрела на неё долго, потом кивнула.
— Только он не должен знать. Пока не должен.
— Конечно, — согласилась Галина Петровна.
Она ехала домой и думала: сын искал идеал в мелочах, а счастье упустил в главном. Он знал, кто такой Малларме, но не понимал, что такое любовь.
Дома её ждал Андрей с очередной новостью:
— Мам, завтра приведу Софью. Филолог, кандидат наук.
— Хорошо, — равнодушно ответила Галина Петровна.
Пусть ищет. А она уже нашла — внука и новый смысл жизни. И теперь ей было всё равно, знает ли очередная Софья разницу между романтизмом и реализмом.
Главное, что маленький Егор умеет улыбаться. И это дороже всех знаний мира.
Что, по-вашему, было главной ошибкой Андрея, которая привела к потере настоящего счастья? И смогли бы вы простить человека за подобное?
