— Денис, ты вообще понимаешь, что именно ты сейчас делаешь? — Евгения Семеновна сжимала в руках помятый медицинский документ из женской консультации. — Ей всего девятнадцать! Она же ещё совсем зелёный птенец!
Я молча смотрел в окно, избегая материнского взгляда. Надежда сидела рядом со мной, бледная, но с удивительно твёрдым выражением лица. В её теле уже развивалась наша будущая жизнь, а я всё ещё не мог до конца осознать, как быстро и бесповоротно меняется моё будущее.
— Мама, мы сами во всём разберёмся, — пробормотал я.
— Разберётесь? — Евгения Семеновна резко поднялась, нервно прошлась по комнате. — Ты же высококлассный специалист, у тебя голова работает! Зачем тебе вешать на себя семью в двадцать четыре года? Сейчас самое время строить карьеру!
Надежда вдруг подняла свой взгляд:
— Евгения Семеновна, я не стану помехой Денису. Я тоже буду работать, смогу помогать…
— Ты? — мама лишь презрительно скривилась. — Медсестрой в районной поликлинике? Какая от тебя будет серьёзная помощь?
Этот разговор навсегда врезался в мою память. Ирония судьбы в том, что мама оказалась не права — последующие двадцать лет Надежда мне действительно ни разу не помешала. Она просто полностью растворилась в обеспечении моих бытовых и эмоциональных потребностей.
Поженились мы без промедления, почти без традиционной свадьбы. Надежда была уже на седьмом месяце, в ЗАГСе едва помещалась за столом регистратора. Помню, как она звонко смеялась, когда обручальное кольцо не налезло на её опухший палец. А я в тот момент думал только об одном — как нам теперь съезжать с крохотной съёмной квартиры, если моей первой зарплаты программиста едва хватает на эту аренду?
Когда родилась Полина, Надежда провела в роддоме три дня совершенно одна. Я заглядывал к ним всего на полчаса, приносил какие-то фрукты и тут же сбегал — говорил, что на работе очередной аврал. На самом деле я просто панически боялся взять ребёнка на руки. Она была такой крошечной, такой беззащитной… Вдруг я сделаю что-то непоправимое?
— Денис, возьми дочку, — просила Надежда, когда они вернулись домой.
— Я не умею, — отмахивался я, прячась за монитором. — Ты же женщина, тебе это дано природой.
И Надежда брала. Она кормила Полину по ночам, меняла пелёнки, часами качала. А я сидел за своим компьютером, лихорадочно писал новый код и искренне считал, какой я молодец — успешно обеспечиваю свою семью.
В два года Полина произнесла своё первое осмысленное слово. Это было не «мама», не «папа» — а «дядя». Она показывала на меня пальчиком и уверенно говорила: «Дядя». Надежда тогда посмеялась, а у меня внутри что-то неприятно сжалось. Но я тут же убедил себя, что ребёнок просто путает слова и скоро научится говорить правильно.
Годы пролетели, как один миг. Надежда устроилась медсестрой в детскую больницу в Ивано-Франковске, работала в две смены, чтобы мы могли позволить себе снимать двухкомнатную квартиру. Полина пошла в садик, затем в школу. А я… я всё так же продолжал жить в своём мире, где во главе угла стояли только моя работа, мои проекты, мой профессиональный успех.
— Папочка, посмотри, я нарисовала наш дом и нашу семью, — показывала мне семилетняя Полина свои цветные каракули.
— Отлично, отлично, — кивал я, не отрывая взгляда от монитора. — Покажи-ка лучше маме.
— Денис, дочь тебя зовёт, — мягко говорила Надежда.
— Я работаю! Неужели нельзя полчаса посидеть совершенно тихо?
Надежда забирала Полину, и я слышал, как они тихо перешёптываются на кухне. Но мне было абсолютно всё равно. У меня был суперважный проект, сроки горели, от моей работы зависела судьба целой IT-компании.
Когда Полине исполнилось десять лет, она перестала звать меня смотреть на свои рисунки. Перестала рассказывать про школьные будни. Она приходила домой, приветствовала меня кивком и тут же направлялась к маме. А я радовался наступившей тишине.
— Почему дочь со мной совсем не разговаривает? — спросил я как-то Надежду.
— А о чём ей с тобой говорить? — устало ответила жена. — Ты же всегда предельно занят.
Я обиделся. Я же работаю на благо семьи, стараюсь, а мне высказывают претензии! Надежда не понимает, как тяжело быть настоящим мужчиной, содержать жену и ребёнка. Ей бы только, чтобы я сидел дома и развлекал детей.
В старших классах Полина начала приводить домой своих знакомых парней. Я злился и возмущался — какие ещё кавалеры в пятнадцать лет? Но сказать ей что-либо внятное я не мог, потому что понятия не имел, чем живёт моя дочь.
— Надежда, она совершенно отбилась от рук! — возмущался я.
— А ты пробовал с ней хотя бы поговорить? — устало спрашивала жена.
— О чём? У меня срочная работа, проблемы, дедлайны…
— У неё тоже проблемы. Подростковые. Ей крайне необходим отец.
Но я не хотел ничего слушать. Мне казалось, что Надежда просто драматизирует. Подумаешь, обычный подростковый период — переживёт.
Переломный момент наступил в 2019 году. Компания, где я работал, внезапно обанкротилась. Меня уволили вместе с половиной всего IT-отдела. В сорок лет я оказался без работы, с огромной ипотекой и семьёй на шее.
— Ничего страшного, — успокаивала Надежда. — Обязательно найдёшь новое место. А пока я могу подработать.
Она стала брать дополнительные смены, иногда работала сутками. Приходила домой совершенно измученная, но продолжала готовить, стирать, следить за Полиной. А я целыми днями сидел перед потухшим монитором, рассылал резюме и злился на весь несправедливый мир.
— Почему меня никуда не берут? — жаловался я Надежде. — Опыт есть, знания…
— Может, стоит попробовать рассмотреть другие варианты? — осторожно предложила она. — Не только программирование…
— Ты что, хочешь, чтобы я пошёл в дворники? — взорвался я. — У меня высшее образование, квалификация!
Надежда тут же замолчала. А через полгода она сама нашла мне место системного администратора в той больнице, где работала. Зарплата была приблизительно в два раза меньше прежней, но это было хоть какое-то спасение.
Я воспринял это как личное унижение. Моя собственная жена нашла мне работу! Как будто я сам не способен. И начал срываться на ней по любому, даже самому мелкому поводу.
— Суп пересолен!
— Почему в нашей квартире постоянно такой беспорядок?
— Полина снова не поздоровалась! Воспитывай, наконец, свою дочь!
Свою дочь. В какой именно момент Полина стала только Надеждиной дочерью, я даже не заметил.
Однажды вечером Надежда сильно задержалась на работе. Я сидел дома совершенно один — Полина была у подруги. Внезапно зазвонил телефон.
— Денис Олегович? — незнакомый женский голос. — Это из школы. Ваша дочь…
— Какая дочь? — не сразу понял я.
— Полина Денисовна. У нас сейчас идёт родительское собрание, а никто из родителей не явился.
Я положил трубку и тут же осознал — я не знаю, в каком классе учится моя дочь. Не знаю, кто её классный руководитель. Не знаю её друзей, её увлечений, её проблем.
Когда Надежда вернулась домой, я молчал. А она лишь устало сказала:
— Завтра родительское собрание. Я забыла тебя предупредить.
— Я не пойду, — буркнул я. — У меня есть дела.
Надежда посмотрела на меня долгим, изучающим взглядом и просто кивнула.
В тот год Полина успешно окончила школу и поступила в Киевский институт. На железнодорожном вокзале я стоял рядом, когда Надежда её провожала. Обе плакали, крепко обнимались, что-то тихо шептали друг другу. А я думал о том, что завтра наконец-то начинается мой отпуск и можно будет спокойно посидеть за компьютером.
— Пап, — подошла ко мне Полина. — Я буду иногда звонить.
— Конечно, — кивнул я. — Учись хорошо.
Она обняла меня, но я почувствовал в этом объятии что-то абсолютно формальное. Как будто она прощалась с дальним, едва знакомым родственником.
После отъезда дочери дом стал заметно тише. Надежда больше не бегала с кастрюлями, не гладила по вечерам школьную форму, не проверяла уроки. Мы остались вдвоём, и я внезапно понял — нам совершенно не о чем говорить.
— Как идут дела на работе? — спрашивала она.
— Нормально, — отвечал я.
— Полина звонила, хорошо обустроилась в общежитии.
— Хорошо.
И всё. Вечерами я сидел за компьютером, Надежда читала книги или смотрела свои сериалы. По выходным она уезжала к подругам или гуляла одна по улице Банковой. А я лежал на диване и размышлял, почему наша жизнь стала такой невыносимо скучной.
Тот решающий разговор произошёл через год после отъезда Полины. Надежда вернулась с работы какая-то особенная — не уставшая, а предельно задумчивая. Села напротив меня и сказала:
— Денис, нам нужно серьёзно поговорить.
— О чём? — не поднимая глаз от экрана, спросил я.
— О нас. О нашей совместной жизни.
— А что не так с нашей совместной жизнью?
Надежда помолчала, затем тихо произнесла:
— Денис, я встретила другого человека.
Я резко обернулся. В её глазах сияло что-то, чего я не видел, казалось, много лет. Какая-то живость, внутренний блеск.
— Какого человека? — Я всё ещё отказывался понимать.
— Доктора из нашей больницы. Мы… мы полюбили друг друга.
— В сорок лет? — нервно рассмеялся я. — Надя, ты что, как наивная школьница?
Но она не улыбнулась.
— Я прошу развода, — сказала она предельно просто.
Мой мир перевернулся. Жена, которая двадцать лет безупречно обслуживала мою жизнь, вдруг потребовала свою собственную. Как это вообще возможно?
— Ты сошла с ума! — закричал я. — У нас семья, дочь, общие планы на будущее!
— Какие планы, Денис? — устало спросила она в ответ. — Последний раз мы что-то планировали вдвоём лет десять назад. А дочь… Полина уже давно взрослая и строит свою жизнь.
— Но мы же законные муж и жена!
— Только на бумаге. А по сути… По сути, я была просто прислугой в твоём доме.
Эти слова больно, словно ножом, резанули по сердцу, потому что в них содержалась горькая правда.
— Надя, ну давай попытаемся ещё раз, — взмолился я. — Я обязательно изменюсь, буду уделять больше внимания…
— Поздно, — покачала она головой. — Мне сорок лет, Денис. Я хочу хотя бы остаток своих дней прожить для себя.
Через неделю она съехала к своей матери. Квартира опустела. Я ходил по комнатам и совершенно не понимал, что произошло. Как это — остаться совершенно одному в сорок лет? Что теперь делать с этой оглушительной тишиной, с этим огромным пространством, которое ещё вчера заполняла чужая жизнь?
Развод прошёл быстро и максимально тихо. Надежда не требовала никаких алиментов — Полина была уже совершеннолетней. Не стала делить и наше имущество — сказала, что ей ничего не нужно от этой прошлой жизни.
— Денис, — сказала она, когда мы выходили из ЗАГСа. — Я не злюсь на тебя, правда. Просто нам обоим не повезло. Мы так и не смогли научиться быть семьёй.
А потом добавила то, что окончательно меня добило:
— Позвони Полине иногда. Она скучает по отцу, которого у неё никогда не было.
Первые несколько месяцев после расставания я был зол. На Надежду — как она посмела меня бросить? На Полину — почему не позвонит, не поддержит отца в трудную минуту? На весь мир — почему все против меня?
Но постепенно ярость утихла, и пришло мучительное, горькое осознание. Я действительно двадцать лет прожил как законченный эгоист. Я брал заботу, внимание, любовь — и не давал ничего взамен. Надежда растила ребёнка практически в одиночку, работала, вела всё хозяйство. А я искренне считал, что имею на это полное право, просто потому, что приношу деньги.
Когда Полине исполнился двадцать один год, я набрался смелости ей позвонить.
— Привет, пап, — услышал я знакомый, но отстранённый голос.
— Полина… Поздравляю тебя с днём рождения.
— Спасибо.
Мы долго молчали. Я не знал, что можно сказать дочери, которую не видел два года.
— Как у тебя дела? — наконец спросил я.
— Хорошо. Учусь, подрабатываю.
— А… как мама?
— Мама счастлива. Вышла замуж год назад. Сергей очень хороший человек.
В груди что-то болезненно сжалось. Надежда нашла своё счастье. А я сижу один в пустой квартире и разговариваю с дочерью как с совершенно посторонним человеком.
— Полина, а может, ты приедешь как-нибудь? — робко предложил я. — Увидимся…
— Я не знаю, пап. У меня сессия, потом практика…
— Конечно, понимаю. Дела важнее.
— Вопрос не в делах, — тихо сказала она. — Просто… О чём нам с тобой говорить? Ты ведь меня совсем не знаешь.
И она оказалась права. Я не знал свою дочь. Не знал, что она любит, о чём мечтает, что её беспокоит. Двадцать лет жил рядом с ребёнком и так и остался для него чужим.
После того звонка я впервые в жизни по-настоящему заплакал. Сидел на кухне и рыдал, как потерявшийся мальчишка. Оказывается, можно потерять семью, даже не заметив этого. Можно двадцать лет думать, что ты идеальный муж и отец, а на самом деле быть всего лишь соседом по квартире.
Сейчас прошло уже пять лет после нашего развода. Я по-прежнему живу в одиночестве. Хожу на работу, прихожу домой, сам готовлю себе еду, смотрю телевизор. Иногда думаю о том, чтобы с кем-то познакомиться, но пока не решаюсь. А вдруг я снова причиню боль?
Недавно Надежда прислала мне фотографию — Полина вышла замуж. Красивая девушка в белоснежном платье рядом с симпатичным молодым человеком. На свадьбе я не был — даже не знал, что она планируется.
Смотрю на фото и думаю: где-то в другом, параллельном мире существует другой Денис. Тот, который научился любить не только себя. Тот, который точно знал, в каком классе учится его дочь. Тот, который помогал жене по дому и интересовался её работой. Тот, который не потерял семью из-за собственной эмоциональной слепоты.
Но в этом мире я остался один. И это, наверное, самая горькая справедливость.
Как вы считаете, есть ли шанс восстановить отношения с уже взрослой дочерью, если ты осознал свою ошибку спустя двадцать лет тотального эмоционального отсутствия?
