— Лина, ты никогда не думала о том, чтобы переоформить квартиру на нас двоих? — Григорий Иванович поставил чашку на стол и посмотрел на супругу с нарочитой внимательностью.
Лина Сергеевна замерла, держа ложку с сахаром над чаем. Вопрос прозвучал максимально непринуждённо, но она моментально почувствовала скрытый подвох. За тридцать лет безупречной работы главным бухгалтером она научилась распознавать фальшь в любом виде, будь то документ или человеческая речь.
— И с чего бы такая мысль? — спросила она, продолжая размешивать сахар в чае.
— Да просто так, размышлял. Мы ведь уже одиннадцать лет живём под одной крышей. А квартира до сих пор записана только на тебя. Кажется, это не совсем справедливо.
Лина отложила ложку и внимательно посмотрела на мужа. Григорий избегал её взгляда, изучая узор на новенькой скатерти. Ещё вчера ему звонил его сын Семён. Они долго разговаривали на кухне шёпотом. А сегодня — вот такие внезапные вопросы.
— Гриша, ты же прекрасно знаешь, что это жильё досталось мне от моих родителей. Ещё до того, как мы поженились.
— Знаю, конечно знаю, — он поднял глаза. — Но мы же с тобой живём как полноценная семья. Я здесь не какой-то квартирант.
В его голосе прозвучала обида, почти детская. Лина почувствовала слабый укол жалости, но тут же одёрнула себя. Жалость — худший советчик в любом вопросе, связанном с финансами и имуществом.
— А что тебя конкретно не устраивает в нашей текущей жизни? Живём тихо, мирно, никого не трогаем.
Григорий встал из-за стола, начал ходить по кухне. Лина хорошо знала эту его походку — нервную, семенящую. Так он ходил всегда, когда хотел о чём-то попросить, но не мог решиться.
— Семён говорит, что сейчас необходимо всё правильно задокументировать. Мало ли что может произойти.
Вот и прозвучала вся правда. Семён. Тридцатидвухлетний сынок, который с раннего детства привык получать всё на блюдечке с голубой каёмочкой. Сначала от первой жены Григория, потом от своей бабушки, а теперь решил поживиться за счёт мачехи.
— Семён может говорить что угодно, — сухо ответила Лина. — Но решение принимаю я, и только я. И моё решение — нет.
Лицо Григория мгновенно пошло красными пятнами.
— Ты что, совсем очерствела? Я для тебя совершенно чужой человек?
— Не чужой. Но и не собственник моего жилья.
Она встала и принялась собирать посуду. Руки немного дрожали, но она не подала виду. Разговор был исчерпан, но Лина чётко понимала — это только самое начало.
Следующие дни Григорий ходил угрюмый, мрачнее осенней тучи. По телефону он продолжал шушукаться с Семёном, а на неё смотрел с явным укором. Лина хранила молчание, но внутри всё сжималось от горькой обиды. Неужели за одиннадцать лет брака он так и не смог её узнать и понять?
В пятницу Григорий принёс домой толстую папку с бумагами.
— Я съездил к юристу, — сказал он, не глядя в её сторону. — Изучи.
Лина взяла бумаги, быстро пробежалась по тексту. Консультация по разделу имущества. Компенсация за якобы произведённое улучшение жилищных условий. Право требования части доли в стоимости жилья.
— Ты это серьёзно? — спросила она тихо.
— Семён сказал, что это абсолютно нормально. По закону я имею на это право.
— По какому закону? Имущество, приобретённое до заключения брака, не подлежит разделу. Это элементарно знает любой школьник.
— Но я же вкладывался в ремонт! Мебель новую покупал!
Лина рассмеялась — коротко, злобно.
— Какой ремонт, Гриша? Ты за одиннадцать лет даже текущий кран на кухне не поменял. Я всё делала сама. И, кстати, все чеки у меня тщательно сохранены.
Она подошла к письменному столу, достала из ящика свою рабочую папку. Там были аккуратно разложены документы — на каждую покупку, каждый ремонт, каждую замену сантехники. Привычка бухгалтера.
— Вот твои вложения, — сказала она, показывая пустые руки. — А вот, соответственно, мои.
Григорий посмотрел на кипу бумаг и побледнел.
— Ну и что теперь? Ты меня выгонишь?
— Не выгоню. Но если решишь судиться — будь готов к немедленным последствиям.
Тем вечером Лина долго не могла сомкнуть глаз. Лежала в темноте и думала: как же так получилось? Вроде был хороший мужчина — не пил, не скандалил, с её детьми ладил. А теперь что? Из-за каких-то призрачных гривен готов на всё?
Утром её разбудил звонок соседки Марины.
— Лина, ты как? Григорий твой всем во дворе рассказывает, что ты его выставляешь из его собственного дома.
Лина сжала зубы.
— Что именно он рассказывает?
— Да что ты жадная, квартиру категорически не желаешь делить. Мол, он столько лет на тебя работал, а ты его теперь на улицу.
— Понятно. Спасибо тебе, что предупредила.
Она быстро оделась и вышла во двор. Григорий сидел на лавочке с двумя соседями, активно что-то им объяснял. Увидев жену, он моментально замолчал.
— Гриша, нам нужно серьёзно поговорить, — сказала Лина громко, чтобы услышали все.
Он нехотя поднялся и пошёл за ней в подъезд.
— Зачем ты распускаешь сплетни по всему двору? — спросила она, как только дверь за ними закрылась.
— Я не распускаю. Я говорю чистую правду.
— Какую правду? Что ты одиннадцать лет на меня работал? Ты, видимо, забыл, что пенсию мы получаем примерно одинаковую. И за коммунальные услуги плачу я.
— Но я же…
— Ты что? Полы здесь мыл? Готовил каждый день? Стираешь? Или, может быть, давал мне деньги на ремонт?
Григорий промолчал.
— Вот именно. А теперь слушай моё условие. Либо ты немедленно прекращаешь эти разговоры, либо собираешь вещи. Третьего варианта не будет.
Он ушёл к себе в комнату, громко хлопнув дверью. Лина осталась на кухне одна. Включила чайник, села у окна. За стеклом моросил осенний дождь. На душе было скверно.
Неделю они жили как посторонние соседи. Здоровались, но не разговаривали. Григорий по-прежнему сидел во дворе, теперь уже в компании Семёна. Тот приезжал каждый день, они что-то обсуждали, показывали друг другу какие-то бумаги.
В понедельник Лине принесли повестку в суд. Иск о взыскании компенсации за улучшение жилищных условий. Истец — Савенко Григорий Иванович. Ответчик — Ерёмина Лина Сергеевна.
Она долго смотрела на документ, потом позвонила Марине.
— Подал в суд, мерзавец, — сообщила подруга. — Я так и знала. Семён его довёл.
— Ничего, — ответила Лина. — Посмотрим, кто кого.
К судебному заседанию она готовилась максимально основательно. Собрала все чеки, справки, выписки со своих банковских счетов. Нашла свидетелей — соседей, которые отлично помнили, как она одна делала ремонт. Даже старые фотографии достала — до и после.
День суда выдался солнечным, но прохладным. Лина надела строгий костюм, собрала волосы в аккуратный пучок. В её сумке лежала толстая папка с неопровержимыми документами.
В здании суда она столкнулась с Григорием и Семёном. Сын что-то горячо объяснял отцу, активно жестикулируя. Григорий выглядел совершенно растерянным.
— Здравствуй, Гриша, — сказала Лина.
Он поднял глаза, хотел что-то произнести, но Семён резко дёрнул его за рукав.
— Не разговаривай с ней. Это может навредить нашему делу.
Лина усмехнулась. Семён никогда не отличался умом, но сейчас он превзошёл самого себя.
Судья, женщина лет пятидесяти, внимательно изучила все материалы дела.
— Истец утверждает, что в период брака были произведены улучшения жилищных условий за совместно нажитые средства. Ответчик возражает. Приступим к рассмотрению доказательств.
Григорий встал, начал путано объяснять:
— Мы жили вместе, вели общее хозяйство. Я помогал в ремонте, покупал материалы…
— Какие именно материалы? — перебила судья. — У вас есть подтверждающие документы?
Григорий замялся, посмотрел на Семёна. Тот лишь пожал плечами.
— Документов нет, но…
— Без документов ваши слова не имеют никакой юридической силы, — строго сказала судья. — Ответчик, представьте свои доказательства.
Лина встала, открыла свою папку. Выложила на стол целую стопку чеков, справок, фотографий.
— Все расходы на ремонтные работы и улучшение квартиры производились исключительно за мой личный счёт. Вот подтверждающие документы за последние десять лет.
Судья внимательно изучила бумаги.
— Значительные денежные суммы. И всё оплачено истцом… то есть ответчиком. А что может сказать истец в свою защиту?
Григорий сидел красный, покрытый испариной. Семён попытался что-то возразить, но судья его сразу же остановила.
— Вы не являетесь стороной по данному делу. Прошу молчать.
— Я… я думал… — заикался Григорий. — Мы же семья…
— Семья и совместная собственность — это разные юридические понятия, — жёстко ответила судья. — Суд удаляется в совещательную комнату.
Через полчаса судья вернулась.
— Суд постановил: в удовлетворении исковых требований отказать. Все судебные расходы возложить на истца.
Семён вскочил с места:
— Это несправедливо! Мы обязательно будем обжаловать!
— Обжалуйте, — спокойно сказала Лина, складывая бумаги. — Только зря потратите время и деньги.
На улице она столкнулась с Григорием. Он стоял один — Семён куда-то исчез.
— Лина… — начал он тихо.
— Что, Гриша?
— Может, не стоит разводиться? Я искренне понял, что был совершенно не прав…
Она посмотрела на него долго и внимательно. Увидела растерянность, стыд, даже какую-то надежду в его глазах. И жалость снова начала подниматься в груди. Но тут же вспомнила: повестку в суд, злобные разговоры во дворе, Семёна с его алчными глазами.
— Слишком поздно, Гриша. Ты выбрал деньги вместо меня. Теперь тебе придётся жить с этим выбором.
Дома она собрала его оставшиеся вещи. Григорий пришёл вечером, молча взял чемодан.
— Я буду жить у Семёна, — сказал он тихо.
— Удачи.
Он ушёл, не обернувшись. Лина закрыла за ним дверь, повернула ключ. В квартире наступила звенящая тишина.
Первые дни после его ухода были очень странными. Она ловила себя на том, что ставит две чашки вместо одной, покупает хлеб с запасом. Но постепенно она привыкла к одиночеству.
Марина заходила каждый день.
— Как ты тут одна? Не жутко?
— Наоборот, очень спокойно. Никто не ворчит, не требует, не пытается обмануть.
— А не скучаешь по нему?
Лина задумалась.
— Скучаю по тому Грише, каким он был в начале. А по тому, кем он стал — нет.
Прошёл месяц. Лина сделала в квартире генеральную уборку, полностью переставила мебель, повесила новые занавески. Словно полностью смыла прошлое.
Соседи поначалу смотрели косо — мол, выгнала мужика. Но потом привыкли. А Марина как-то сказала:
— Знаешь, я тебя очень уважаю. Не каждая женщина решится на такое.
— На что именно?
— На такую честность. Ты могла бы поделить квартиру — и сохранить мир в семье, все были бы довольны. Но ты выбрала принципы.
— А что здесь такого? Моё — значит только моё.
— Правильно. Только не все могут так поступить.
Как-то вечером, сидя на балконе с чашкой чая, Лина думала о своей новой жизни. Одинокой, но честной. Возможно, тяжёлой, но зато полностью своей. Без лжи, без торговли совестью, без уступок чужой жадности.
Стемнело. В окнах соседних домов, расположенных в Житомире, загорались огни. Где-то там теперь живёт Григорий с сыном, наверное, раскаивается в содеянном. А может, и нет. Может, до сих пор считает её виноватой.
Но это уже не её забота. Она сделала свой выбор и совершенно не жалеет. Честность стоит дорого. Но она того однозначно стоит.
На столе зазвонил телефон. Номер был неизвестный.
— Лина Сергеевна? Это Семён. Можно мы встретимся?
— Зачем?
— Я хочу извиниться. И поговорить.
Она подумала.
— Извиняться слишком поздно. А говорить нам абсолютно не о чем.
Положила трубку. Больше никто не звонил.
За окном пошёл снег — первый в этом году. Лина смотрела, как снежинки кружатся в свете фонарей, и думала: самое главное в жизни — остаться человеком с принципами. Что бы ни случилось.
История Лины Сергеевны — это мощное напоминание: личные границы и чеки на ремонт иногда важнее, чем одиннадцать лет привычки. Она не просто отстояла свою квартиру в Житомире, она отстояла своё достоинство, показав, что её любовь не продаётся, а её интеллект не стоит недооценивать.
Как вы считаете, почему в отношениях, где всё было хорошо, вопрос о деньгах или собственности так часто становится той последней чертой, после которой доверие исчезает навсегда? Вы бы смогли вот так же твёрдо сказать «нет» близкому человеку, когда речь идёт о наследстве?
