Григорий Петрович сидел на своей кухне. В руках он держал официальный конверт с казённой печатью, но никак не мог постичь его содержимого. Буквы словно плыли, расползались перед глазами, а смысл ускользал, точно мокрый песок сквозь пальцы. Наконец, до него дошло, словно удар молнии — его любимый дачный дом в дачном обществе «Черешня» выставлен на продажу. Причём, по доверенности, которую он якобы выдал Игорю, племяннику его покойной Светланы.
— Да что это за дьявольщина такая! — рявкнул он в пустоту квартиры и тут же сдавленно схватился за грудь. Давление подскочило так резко, что в висках застучало с неистовой силой.
Игорь… Ну, конечно же, кто же ещё мог так поступить. Парень вернулся после службы в армии — ни кола, ни двора, найти достойную работу никак не мог. Григорий Петрович тогда даже приложил усилия, задействовал свои старые связи, чтобы как-то пристроить племянника ушедшей жены. А после прощания со Светочкой полгода назад, Игорь и вовсе притворился самым заботливым и участливым родственником.
— Дядя Гриша, ну как вы там? Ничем не болеете? — приезжал, улыбался своей ослепительной белозубой улыбкой, предлагал помощь по хозяйству. — Давайте я уж лучше за дачей присмотрю, зимой ведь всякое может случиться. Участок, оставленный без присмотра, — что дом без хозяина.
И Григорий, как последний простак, отдал ему ключи. Ещё и деньги дал в долг, когда тот горько жаловался на свои материальные трудности. Строил такие глаза, что даже сердце ёкало — мол, собирается жениться, а средств на жизнь нет. Из кожи вон лезу, говорил, а концы с концами не сходятся.
Григорий Петрович откинулся на спинку жёсткого стула и крепко закрыл глаза. Дача… Господи, это же для него не просто участок какой-то земли! Там каждый кустик они сажали вместе со Светланой, беседку строили своими, собственными руками. Она ещё ласково поддразнивала тогда: «Гришенька, у тебя руки-то, кажется, не совсем из того места растут!» А сама всегда стояла рядом, подавала нужные гвозди, приносила горячий чай в старом термосе.
Двадцать лет они проводили там каждое лето и каждые выходные. Светлана заботливо пестовала свои любимые розы, он копал картошку, подвязывал стебли помидоров. Вечерами они сидели в той самой, немного кривоватой беседке, пили чай, вели душевные разговоры о жизни. А теперь что? Какой-то наглый проходимец решил просто взять и продать всё это?
На следующий день Григорий Петрович отправился в ЦНАП выяснять, что же на самом деле произошло. Народу там было — как селёдок в бочке, очередь тянулась невероятно долго. Он взял талончик, сел ждать. Его номер вызвали только ближе к обеду, а он уже чувствовал себя как выжатый лимон — голова кружилась, в груди неприятно покалывало.
— Следующий! — крикнула девушка за стойкой, даже не удостоив его взглядом, уставившись в монитор компьютера.
— Здравствуйте, — начал Григорий Петрович, — у меня тут сложилась такая ситуация…
— Документы на стол, кратко изложите суть проблемы, — отрезала она, по-прежнему неотрывно глядя в экран.
Он попытался объяснить, что его дача продаётся без его согласия, что никакой доверенности он не давал, что это чистейшей воды подделка. Девушка слушала его вполуха, быстро стуча пальцами по клавиатуре.
— Обращайтесь в Палату нотариусов, — буркнула она наконец. — Они занимаются выдачей доверенностей, пусть они и разбираются. Следующий!
В Палате нотариусов история печально повторилась. Сотрудница средних лет выслушала его с таким видом, словно он был назойливым, докучливым комаром.
— Гражданин, если доверенность прошла регистрацию в базе, значит, она официально действительна. Хотите оспорить её — обращайтесь в суд. У нас не судебная инстанция, мы лишь регистрируем.
— Но я же вам говорю, что подпись не моя! — взмолился Григорий Петрович.
— А вы делали экспертизу почерка? Нет? Ну вот видите… Без официальной экспертизы ваши слова — это просто пустой звук, — женщина пренебрежительно пожала плечами и уже потянулась за следующей папкой.
Домой он добирался еле живой. Присел на лавочку у самого подъезда — ноги подкашивались от усталости, сердце колотилось, как бешеное. Неужели всё, это конец? Неужели какой-то проходимец вот так вот просто возьмёт и отнимет у него последнее, что связывало его с его Светочкой?
— Григорий Петрович? — услышал он вдруг знакомый, но подзабытый голос. — Вы ли это?
Он поднял голову — перед ним стоял молодой мужчина в деловом костюме, лицо было знакомым, но сразу узнать его было трудно.
— Сергей Иванов, помните? Вы же учили меня истории в девятом классе.
Ах да, Серёжа Иванов! Парень из очень неблагополучной семьи, отец постоянно пил горькую, мать вынуждена была работать на двух работах. Способный был ученик, но сильно запущенный. Григорий Петрович тогда занимался с ним дополнительно, помогал поступать в институт.
— Серёженька! — обрадовался старик. — Ну ты даёшь, совсем взрослым стал. Как твои дела-то?
— Да всё в порядке. Теперь я юрист, — улыбнулся Сергей. — А вы чего тут сидите? Выглядите неважно как-то.
И Григорий Петрович, сам не понимая почему, рассказал всё как есть. Про дачу, про Игоря, про утомительные походы по инстанциям. Сергей слушал очень внимательно, лицо его постепенно становилось всё более мрачным.
— Так, стоп, — сказал он наконец. — Это же мошенничество в чистом виде! Григорий Петрович, вы помните, как вы мне в своё время помогли? Теперь настала моя очередь. Завтра же приходите ко мне в контору, все документы берите с собой. Разберёмся мы с этим проходимцем.
— Серёженька, да что ты… Не хочу я тебя обременять своими проблемами…
— Какие же это глупости! — энергично замахал руками молодой юрист. — Вы тогда поверили в меня, когда мне не верил никто. Поступить в институт помогли, стипендию получить. Да я вам обязан до конца жизни!
Сергей оказался человеком дела — за разбирательство он взялся очень основательно. Все документы изучил досконально, экспертизу почерка быстро организовал, заявление в суд подготовил. Экспертиза показала то, что и так было понятно — подпись поддельная, причём сделана очень топорно.
— Этот ваш Игорь совсем потерял страх, — покачал головой Сергей. — Даже не потрудился как следует подделать. Видимо, думал, что старика легко запугает, и тот просто сдастся.
Но до зала суда дело дошло не сразу. Игорь, видимо, как-то пронюхал, что дядька не собирается сдаваться, и решил срочно начать переговоры.
Позвонил как-то вечером, голос у него был приторно-сладенький:
— Дядя Гриша, ну чего вы расстраиваетесь из-за пустяков? Я же не для себя стараюсь, а для вас! Подумайте сами — зачем вам дача в вашем возрасте? Тяжело же, за участком ухаживать, дорога до Одессы неблизкая. Давайте продадим, деньги поделим по-честному…
— По-честному? — взорвался Григорий Петрович. — Ты подпись мою подделал, документы фальшивые состряпал — и это, по-твоему, честно?
— Да какая там подделка, дядя Гриша! Вы же сами меня просили всё оформить, просто напросто забыли. Возраст, сами понимаете… Память уже не та.
— Ах ты, сукин сын! — не выдержал старик и с силой бросил трубку.
Руки тряслись от ярости. Ну и родственничек у Светочки! Прикинулся овечкой, а на самом деле всё время искал зацепки, как бы поживиться.
День судебного заседания настал в конце мая. Григорий Петрович с самого утра нервничал, давление скакало, сердце то замирало, то колотилось. Сергей заехал за ним, всю дорогу подбадривал:
— Не беспокойтесь, Григорий Петрович. Дело у нас железное, доказательств более чем достаточно. Этот хитрец сядет в лужу.
В зале суда Григорий увидел Игоря — сидел с наигранным спокойствием, в новеньком костюмчике, причёска аккуратно уложена. Рядом с ним два типа неприятного вида — видимо, «свидетели».
Судья — женщина лет пятидесяти, очень строгая — начала разбирательство. Игорь излагал свою версию гладко, словно читая заранее заученную речь:
— Ваша честь, дядя сам просил меня оформить продажу. Говорил, что сил уже нет ухаживать за участком, здоровье не позволяет. Вот свидетели могут это подтвердить…
И эти подставные свидетели начали откровенно врать, не краснея — мол, лично видели, как Григорий Петрович сам просил Игоря помочь ему с продажей дачи. Один даже соврал, что якобы слышал их разговор у калитки.
Григорий слушал всю эту ложь и чувствовал, как последние силы его покидают. А что, если судья поверит им? Что, если она действительно решит, что старик лишился памяти, сам всё забыл? Может, и вправду стоило продать эту проклятую дачу? Что он там один будет делать, больной, уже немощный…
Но тут Сергей поднялся и начал представлять неопровержимые доказательства. Экспертиза почерка, показания соседей по даче, которые в один голос подтверждали — никогда Григорий Петрович не заговаривал о продаже. А одна соседка, Тётя Галя, ещё и подробно рассказала, как Игорь зимой приезжал, всё высматривал, расспрашивал про актуальные цены на участки.
— Ваша честь, — твёрдо сказал Сергей, — перед нами классический случай мошенничества с использованием поддельных документов. Ответчик воспользовался безграничным доверием пожилого родственника…
Настала очередь Григория Петровича выступать. Он поднялся, ноги подкашивались, горло пересохло. Начал говорить — голос сначала дрожал, потом окреп, наполнился силой:
— Ваша честь… Эта дача — для меня не просто земля. Мы там двадцать лет прожили вместе с моей женой. Каждое дерево мы сажали вместе, каждую грядку обустраивали. Она там свои любимые розы растила, а я ей эту беседку строил… Кривую, конечно, но с душой.
Он говорил, и слова лились сами собой — про то, как они со Светланой мечтали жить там на пенсии, про её цветы, которые до сих пор цветут, про ту память, которую он никому не позволит растоптать. Про то, что дача — это их общая история, их любовь, их жизнь, которая теперь осталась только в нём.
— Этот человек, — он указал на Игоря, — воспользовался моим горем, моей старостью и доверчивостью. Прикинулся заботливым, а сам всё время выжидал, как бы поживиться. Но я не позволю! Пока я жив, я буду защищать то, что так дорого нам со Светочкой.
В зале воцарилась полная тишина. Игорь резко побледнел, опустил глаза. Его свидетели съёжились.
Судья удалилась на короткое совещание. Вернулась и огласила решение — доверенность признать полностью недействительной, поскольку подпись на ней является поддельной. Сделку отменить, дачу вернуть законному владельцу. А Игорю ещё и назначили существенный штраф за мошенничество.
Первого июня, в самом начале дачного сезона, Григорий Петрович приехал в свою «Черешню», что под Одессой. Он сменил замки, починил калитку — Игорь там что-то сломал от злости. Обошёл весь участок — всё было на своих местах, только немного запущено.
Розы Светланы зацвели пышным, ярким цветом, словно они ждали возвращения хозяина. Григорий присел на лавочку в беседке, глубоко вдохнул их нежный аромат и почувствовал — Светочка где-то рядом, она одобряет. Он не сдался, не позволил себя обмануть, он защитил их общее наследие.
— Гриша! — услышал он знакомый голос. Тётя Галя заглядывает через забор, улыбается. — А я думаю, кто это приехал. Молодец, что отстоял участок-то! Мы все за тебя переживали.
К концу лета дача преобразилась. Григорий, несмотря на возраст и слабость, привёл всё в идеальный порядок. Сергей с женой приезжали помогать — грядки перекапывали, сорняки пололи. Соседи тоже не остались в стороне — кто принесёт рассады, кто поможет нужным инструментом.
Вечерами Григорий Петрович сидел в своей беседке, смотрел на цветущие розы и понимал — он отстоял не просто недвижимость. Он защитил своё право жить так, как считает нужным, сохранил бесценную память о любимой жене, доказал себе и всем, что не сломить его какому-то негодяю.
А Игорь… Слышал Григорий, что парень спешно уехал из города — стыдно стало, видимо. И это правильно. Предательство близких — это такое дело, которое просто так не прощается.
Осенью, собирая последний, богатый урожай, Григорий Петрович думал о том, что жизнь — удивительная штука. Казалось бы, в его годы какие могут быть битвы? А вот пришлось сражаться за своё, за справедливость. И он победил. Пусть он уже не богатырь, пусть силы не те, но дух его не сломлен. И это, наверное, самое главное.
Как вы думаете, насколько важно сохранять память о близких людях через материальные вещи (дом, дачу, семейные реликвии), когда жизнь уже изменилась? 👇
