Задумывались ли вы когда-нибудь, что такое настоящее счастье? И стоит ли оно потери доверия тех, кого мы любим больше всего? Давайте вместе погрузимся в эту непростую историю.
Людмила Семёновна стояла перед зеркалом в прихожей, методично нанося помаду. Рука слегка дрожала — не от возраста (в сорок пять лет руки дрожат разве что от волнения), а от предвкушения важного момента. Сегодня Анатолий должен был познакомиться с Егором. Официально. Как её будущий жених.
— Мам, ты уверена? — Егор появился в дверном проёме, скрестив руки на груди. В свои двадцать три он выглядел старше — может, из-за привычки хмурить брови, а может, из-за того, что слишком рано повзрослел.
— В чём уверена? — Людмила Семёновна сделала вид, что не понимает.
— В этом всём. В твоём Анатолии.
— Во-первых, не «твоём», а моём будущем муже. Во-вторых, хватит меня опекать. Я взрослая женщина.
Егор только тяжело вздохнул. Они жили вдвоём с тех пор, как отец ушёл к молодой секретарше — банально до тошноты. Егору тогда было десять. Тринадцать лет они справлялись сами: мать работала бухгалтером в строительной фирме, он учился, потом устроился программистом. Двухкомнатная квартира в спальном районе Киева, ипотека почти выплачена. Нормальная, спокойная жизнь.
А потом появился Анатолий.
Звонок в дверь прозвучал ровно в семь. Людмила Семёновна вздрогнула, поправила причёску и пошла открывать. На пороге стоял Анатолий — невысокий, плотный, с аккуратно подстриженными усами. В руках — коробка конфет «Світоч» и бутылка грузинского коньяка.
— Проходите, — Людмила Семёновна отступила в сторону.
— Людмила, ты сегодня просто красавица, — Анатолий галантно поцеловал ей руку. Егор, наблюдавший эту сцену из коридора, поморщился.
За столом повисла неловкая тишина. Людмила Семёновна суетилась с салатами, Анатолий рассказывал о своей работе прорабом, Егор молчал.
— Ну что, молодой человек, — Анатолий налил коньяк, — за знакомство.
— Я не пью.
— Как это? Мужчина должен уметь выпить!
— Должен — не значит обязан.
Людмила Семёновна нервно засмеялась: — Егор у нас за ЗОЖ. В зал ходит, бегает по утрам.
— Хм, — Анатолий откинулся на спинку стула. — А работаешь где?
— В IT-компании. Разработчик.
— Компьютеры, значит. Ну, это сейчас модно. А руками работать не пробовал? Настоящая мужская работа закаляет характер.
— У каждого своё понятие о мужской работе.
Егор встал из-за стола: — Мам, спасибо за ужин. Пойду к себе.
— Егор, ты же почти ничего не съел!
— Аппетит пропал.
Когда за сыном закрылась дверь, Людмила Семёновна виновато посмотрела на Анатолия: — Он просто… не привык. Мы столько лет вдвоём.
— Ничего, привыкнет. Парню отец нужен, а то вырастет маменькиным сынком.
Внутри что-то кольнуло. Егор никогда не был маменькиным сынком — скорее наоборот, слишком рано стал самостоятельным.
Через два месяца Анатолий переехал. Людмила Семёновна сияла — наконец-то она снова «замужняя женщина»! На работе удивлялись её преображению: новая причёска, яркие платья, блеск в глазах.
— Люда, ты прямо помолодела! — говорили коллеги.
Дома всё было сложнее. Анатолий сразу начал устанавливать свои порядки. Передвинул мебель («так удобнее к телеку»), занял половину шкафа («мужику нужно место»), стал контролировать расходы («я теперь хозяин»).
Егор терпел. Молча сносил комментарии о «сидячей работе», поучения о «правильной» готовке мяса, телевизор на полную громкость.
— Мам, — однажды вечером поймал он её на кухне, — нам надо поговорить.
— О чём? — Людмила Семёновна резала овощи. Анатолий любил, чтобы ужин был готов к его приходу.
— Об Анатолии. Тебе правда с ним хорошо?
— Конечно! Я понимаю, тебе трудно принять нового человека. Но я имею право на личную жизнь.
— Я не об этом. Посмотри, как он с тобой обращается. Как с прислугой.
— Егор! — она резко обернулась, нож блеснул. — Не смей! Анатолий заботится обо мне. Он настоящий мужчина!
— Настоящий мужчина не орёт из-за пересоленного супа.
— Он не орал! Просто… трудный день был.
— У него каждый день трудный. И каждый вечер он на тебе срывается.
— Хватит! — нож стукнул о стол. — Ты ревнуешь! Привык, что я вся твоя, а теперь…
— Что теперь? — горечь в голосе Егора. — Теперь ты выбрала его. Ясно.
Последней каплей стали деньги. Егор копил на новый ноутбук — фрилансил вечерами, откладывал. Хранил дома, в ящике стола. Триста пятьдесят тысяч гривен.
В пятницу пришёл — денег нет.
— Мам! — ворвался на кухню. — Где мои деньги?
— Какие деньги? — она не обернулась.
— Из моего стола. Триста пятьдесят тысяч!
Людмила Семёновна замерла: — Анатолий сказал, нашёл при уборке. Решил, что общие сбережения…
— Что?! Где они?
— Он… вложил в бизнес друга. Сказал, через месяц вернёт вдвойне.
Егор побледнел: — Ты дала ему МОИ деньги?!
— Егор, не кричи. Он же не знал…
— Не знал?! Они в МОЕЙ комнате лежали, в МОЁМ столе!
Вошёл Анатолий. Увидев Егора, ухмыльнулся: — Что, компьютерщик, бабки потерял?
— Верните мои деньги.
— Тон-то какой! Я их в дело вложил. Через месяц с процентами получишь. Скажи спасибо.
— Это воровство!
Анатолий шагнул ближе: — Ты в моём доме меня вором назвал?
— Это не ваш дом. Наша с мамой квартира.
— Егор! — вскрик матери. — Извинись!
— За что? За правду?
— Знаешь что, юноша, — палец Анатолия ткнулся в грудь Егора, — собирай манатки и выметайся. Достал со своим характером.
— Толик, что ты! — Людмила Семёновна побледнела.
— То и говорю! Пусть валит. Взрослый, сам проживёт. А мы заживём спокойно.
Егор посмотрел на мать. Она стояла между ними — и по её лицу понял: не станет возражать. Выбрала.
— Ясно, — кивнул. — Уйду. Но запомни, мам — он тебя использует. Когда поймёшь, будет поздно.
Егор съехал в тот же вечер. Взял необходимое — остальное потом. Людмила Семёновна плакала, умоляла, но он был непреклонен.
— Ты сделала выбор. Живи с ним.
Первую неделю звонила по десять раз в день. Егор не брал трубку. Потом Анатолий запретил «унижаться перед щенком».
Жизнь потекла по-новому. Анатолий окончательно стал хозяином. Людмила Семёновна вставала в шесть утра готовить завтрак («не могу же голодным на работу»), вечером — ужин из трёх блюд («мужик должен нормально питаться»), выходные — стирка, уборка, глажка.
— Люда, ты как загнанная лошадь, — удивилась подруга Ольга. — Где румянец? Где блеск в глазах?
— Всё нормально, устала просто.
— А Анатолий где?
— С друзьями… отдыхает.
Ольга покачала головой: — Странный отдых. Он с друзьями, ты с тряпкой.
Деньги не вернулись. Друг оказался мошенником, бизнес — аферой. Егор так и не узнал — Людмила Семёновна стыдилась признаться.
Потом начались другие «вложения». Анатолий находил «выгодные проекты», куда срочно надо вложиться. Зарплата Людмилы Семёновны уходила на эти проекты, содержание дома, прихоти Анатолия.
— Люд, дай тысячу, — он даже не смотрел, уткнувшись в телефон.
— Толя, у меня только на продукты…
— В долг возьми. Или у компьютерщика своего, раз такой богатый.
Упоминание Егора кольнуло сильнее всего. Сын не выходил на связь. От знакомых слышала — снимает квартиру на другом конце Киева, работает, встречается с девушкой. Живёт.
Без неё.
Переломный момент наступил через год. Людмила Семёновна вернулась раньше — отпустили с корпоратива. Дома тихо. Прошла на кухню, поставила чайник — и услышала голоса из спальни.
Женский смех. Голос Анатолия.
Замерла. Потом, как во сне, двинулась к спальне. Дверь приоткрыта.
На её кровати, на её простынях — Анатолий с молодой женщиной.
— …дура всё терпит, — донёсся голос Анатолия. — Думает, женюсь. Квартирка ничего, продам — хорошие деньги.
— А сын? — спросила женщина.
— Какой сын? Выгнал год назад. Людка даже не пикнула. Баба есть баба.
В голове зазвенело. Людмила Семёновна отступила, прошла на кухню, выключила чайник. Села и уставилась в одну точку.
Вот итог «семейного счастья». Сына потеряла, достоинство потеряла, деньги потеряла. Ради мужика, который за глаза называет дурой.
Когда «гостья» ушла, Анатолий вышел как ни в чём не бывало: — О, дома? Что на ужин?
Пустой взгляд: — Уходи.
— Что?
— Уходи из моего дома. Сейчас.
— Ты чего, с дуба рухнула? Мой дом!
— Моя квартира. На моё имя. Ты не прописан. Уходи, или полицию вызову.
Сначала не поверил. Потом угрожал. Умолял. Снова угрожал. Людмила Семёновна сидела каменная. В конце концов он собрал вещи и ушёл, пообещав «пожалеть».
В пустой квартире стало так тихо, что звенело в ушах. Прошла по комнатам — всё на местах, но чужое. Комната Егора — нетронутый музей. Села на его кровать и дала волю слезам.
Плакала до икоты, до головной боли. Потом набрала номер сына. Гудки, автоответчик.
— Егор, мама. Прости. За всё прости. Ты был прав. Я была дурой… Если сможешь, позвони. Пожалуйста.
Ответа не было. Ни в этот день, ни через неделю.
Продолжала работать, готовить ужины для одной, смотреть сериалы. Только теперь одиночество давило вдвойне. Раньше был Егор — молчаливый, но родной. Был смысл спешить домой.
Теперь — ничего.
Анатолий пытался вернуться через месяц. Пришёл с цветами: — Люда, ну что дуешься? Мы ж взрослые люди.
Не открыла. Он час стоял, уговаривал, обещал «измениться». Ушёл. Больше не появлялся.
Прошло полгода. Людмила Семёновна привыкла к одиночеству. Перестала ждать звонка, оглядываться на улице.
И вот, в субботу на рынке у прилавка с помидорами: — Мам?
Обернулась — сердце ёкнуло. Егор. Возмужавший, с короткой стрижкой. Рядом — симпатичная девушка с огромным животом.
— Егор…
— Мам, это Лена, моя жена. Лена — моя мама.
Жена. Слово ударило. Сын женился — она не знала. Беременная жена — скоро внук или внучка.
— Здравствуйте, — Лена улыбнулась. — Егор много рассказывал.
— Здравствуйте…
Неловкая пауза.
— Мы тут рядом живём. Квартиру купили. Однушку пока.
— Хорошо… Очень хорошо.
— Анатолий ещё с тобой? — осторожно спросил Егор.
— Нет. Давно.
— Понятно.
Лена тактично отошла к соседнему прилавку.
— Егор, я звонила… Много раз.
— Знаю. Слушал сообщения.
— Но не ответил.
— Не смог. Слишком больно.
Кивнула. Что скажешь? Сама виновата.
— Когда родится?
— Через месяц. Мальчик.
— Мальчик… — улыбка сквозь слёзы. — Внук.
— Да.
— Можно мне… видеться? С внуком? Понимаю, не имею права, но…
Долгое молчание. Потом вздох: — Мам, я не могу простить. Не сейчас. Может, когда-нибудь… Но ребёнку нужна бабушка. Приходите. Когда родится — позвоню.
— Спасибо… Спасибо, сынок.
Попрощались. Егор с Леной ушли, а Людмила Семёновна осталась стоять, не в силах сдвинуться.
Эпилог
Внука назвали Артёмом. Людмила Семёновна приходила по воскресеньям — пироги, игрушки, помощь по дому.
С Егором — вежливо, но отчуждённо. Прежней близости не вернуть. Рана слишком глубока. Но хотя бы так — видеться, знать, что у него всё хорошо.
Лена оказалась тактичной — не лезла с расспросами, не пыталась мирить, просто принимала как есть.
Когда Артёмке исполнился год, Егор задержался на кухне: — Мам, хочу кое-что сказать.
Напряглась.
— Я долго думал. Про нас, Анатолия, твой выбор. Понял — ты просто хотела быть счастливой. Как умела. Всю жизнь для других — для отца, для меня. Для себя — никогда. И когда появился шанс пожить для себя, ухватилась. Просто… не того выбрала.
— Я выбрала его вместо тебя. Это непростительно.
— Да, было больно. Очень. Но благодаря этому я рано стал самостоятельным. Встретил Лену. Построил семью. Может, к лучшему.
— Не говори так. Я была ужасной матерью.
— Ты была матерью, которая ошиблась. Все ошибаются. Просто некоторые ошибки дороже.
Не может поверить. Прощает?
— Не говорю, что всё забыто. Но жизнь идёт. Артёмке нужна бабушка. Лене — помощь. Мне — отпустить прошлое. Давай попробуем. Заново. Осторожно.
Закрыла лицо руками, расплакалась. Егор неловко обнял: — Всё, мам. Хватит. Что было — прошло.
Из комнаты — смех Артёмки. Жизнь продолжается. Не как мечталось, но настоящая. И в ней у Людмилы Семёновны снова семья. Не муж, за которого заплатила слишком дорого, а сын, невестка и внук.
Этого достаточно.
Как вы считаете, прав ли был Егор, поставив свою маму перед таким жёстким выбором? А на месте Людмилы, что бы вы сделали? Жду ваших мнений в комментариях.
