Перед своей кончиной Ольга Петровна вспоминала не мужа, с которым прожила сорок два года, не дочь и даже не внуков. Она вспоминала то лето. Лето, которое разделило ее жизнь на «до» и «после»…
— Да какого лешего, Лиза! — голос директора санатория прогремел, отражаясь от стен кабинета. — Ты думаешь, я не знаю, зачем ты просишься на это место? Думаешь, не вижу?
Лиза стояла, вцепившись в ручку видавшего виды чемодана. Колени предательски дрожали, а на шее проступили красные пятна, всегда выдававшие ее волнение.
— Василий Семёнович, я…
— Ты что скажешь? Что хочешь быть культмассовиком в санатории из чистого энтузиазма? Брось! — мужчина сделал глубокую затяжку и выпустил дым в открытое окно. — Знаю я, что ты задумала. Но вот что: приказ о твоем назначении я подпишу. Только помни — у меня везде глаза и уши.
Лиза сжала губы и опустила глаза. Василий Семёнович пристально смотрел на нее, словно пытаясь прочитать мысли.
— Свободна, — наконец произнес он и махнул рукой. — С завтрашнего дня заступаешь.
Выйдя из кабинета, Лиза прислонилась к стене, пытаясь выровнять дыхание. Она знала, что директор прав. Работа культмассовика в санатории «Черноморец» интересовала ее в последнюю очередь. Но это было единственной возможностью быть рядом с ним.
Июль 1978 года выдался необычайно жарким. Безжалостное солнце выжигало последние остатки зелени на холмах, окружавших Гурзуф. Море было единственным спасением, манящим каждого своей прохладой.
Борис вышел на балкон своего номера, щурясь от яркого света. Ему исполнилось сорок пять, но он выглядел старше. Глубокие морщины избороздили некогда привлекательное лицо, а в чёрных волосах серебрилась седина. Раньше Борис этого не замечал. Или не хотел замечать. Но после ухода из жизни Тамары, его жены, зеркало как-то особенно беспощадно начало показывать признаки возраста.
— Товарищ Шаталин! — окликнул его кто-то снизу.
Борис перегнулся через перила. Внизу стояла молодая женщина в голубом платье, придерживая широкополую шляпу.
— Не узнаете? Елизавета Николаевна, ваш новый культмассовик.
Борис неопределенно кивнул. Он не придавал значения местным сотрудникам — для человека его должности было естественно приезжать сюда, на закрытый курорт.
— Концерт сегодня в семь. Вы же придёте?
— Посмотрим, — ответил Борис и отвернулся. Женщина помедлила, словно хотела добавить что-то ещё, но потом развернулась и зашагала по центральной аллее.
Борис вернулся в прохладу номера. Снотворное, которое он принял ночью, еще не полностью выветрилось, и в голове стоял туман. Он подошел к столу, где лежала стопка бумаг — новый проект, который нужно было изучить до конца отпуска.
Вздохнув, он сел и взял в руки первую страницу. Слова расплывались перед глазами, а мысли уносились куда-то далеко. Куда-то в прошлое, где Тамара была жива, где не было этой пустоты и бесконечной усталости.
Ольга стояла у окна комнаты, которую делила с двумя другими горничными. Комната находилась на первом этаже служебного корпуса, и вид открывался только на задний двор санатория — там, где располагались подсобные помещения и стояли мусорные баки.
— Опять мечтаешь? — насмешливо спросила вошедшая Зинка, вытаскивая из карманов форменного платья конфеты. — На, держи. Стащила у поварихи.
Ольга покачала головой.
— Боишься? — хмыкнула Зина. — А зря. Жизнь коротка, особенно здесь, на побережье. Сегодня ты горничная, а завтра старуха с артритом.
— Я не боюсь, — тихо ответила Ольга. — Просто не хочу проблем.
— Проблем? — расхохоталась Зина. — Проблемы у тебя как раз оттого, что ты слишком правильная. Двадцать два года, а живёшь, будто тебе все восемьдесят.
Ольга отвернулась к окну. Она не могла объяснить Зине, почему не может поступать иначе. Не могла рассказать, как выросла с вечно пьющим отцом, который мог в любой момент сорваться и начать дра.ку. О том, как научилась быть незаметной, тихой, никогда не перечить. Это вошло в привычку — существовать, не привлекая внимания.
Снаружи послышался шум — у черного хода остановилась машина. Ольга невольно подалась вперед, пытаясь разглядеть, кто приехал.
Из автомобиля вышел высокий мужчина в светлом костюме, за ним — молодая женщина в ярком платье. Директор санатория встречал их, кланяясь и улыбаясь. Ольга знала, кто это — один из высокопоставленных чиновников, который приезжал в санаторий каждое лето.
— Смотри-ка, товарищ Шаталин прибыл, — присвистнула подошедшая Зина. — А с ним не жена в этот раз. Секретарша, видать.
— Его жена уме.рла в прошлом году, — тихо сказала Ольга.
— Откуда знаешь? — удивилась Зина.
— От Лизаветы. Она… — Ольга запнулась, не зная, как объяснить.
— А, наша новоиспеченная культмассовик, — хмыкнула Зина. — Бывшая студентка, которую выперли из института за аморалку. Как думаешь, почему она так рвалась сюда, на должность? — Зина многозначительно подняла брови. — Кстати, это твой этаж, второй. Смотри не попадись ему под горячую руку, говорят, нрав у него тяжелый.
Ольга кивнула, не отрывая взгляд от мужчины, который сейчас поднимался по ступеням к служебному входу. Что-то в его осанке, в том, как он двигался — сдержанно, но с каким-то внутренним напряжением — заставило ее сердце забиться чаще…
На следующее утро Ольга стояла у двери номера 212, набираясь решимости постучать. Из-за двери доносились звуки радио — передавали последние новости.
Она постучала. Радио смолкло, и через несколько секунд дверь открылась.
— Горничная, — тихо сказала Ольга, избегая прямого взгляда. — Я могу прийти позже, если вам неудобно.
Борис смотрел на нее, и в его взгляде не было ни раздражения, ни интереса — только усталость.
— Входите, — коротко сказал он и отошел в сторону.
Ольга проскользнула в номер, сразу направившись к прикроватной тумбочке, чтобы протереть пыль. Она старалась двигаться бесшумно, как тень. Годы практики не прошли даром.
— Как вас зовут? — неожиданно спросил Борис.
Ольга вздрогнула, едва не уронив вазу.
— Ольга, — ответила она, удивляясь собственному голосу. — Ольга Смирнова.
— И давно вы здесь работаете, Ольга Смирнова?
— Третий год, — она повернулась и впервые посмотрела ему в глаза.
Что-то промелькнуло в его взгляде. Интерес? Любопытство? Она не могла понять, но это заставило ее почувствовать себя странно неловко.
— Вы местная?
— Нет, приезжая. Из Рязанской области.
— Далеко от дома, — заметил он, не отводя взгляда.
Ольга молча кивнула и вернулась к уборке. Она чувствовала его взгляд на себе, но не смела обернуться.
— Знаете что, Ольга Смирнова, — внезапно произнес Борис. — Давайте договоримся. Вы будете приходить ровно в десять утра. Не раньше, не позже. И будете убираться не дольше получаса. Я… я не люблю, когда нарушают мой режим.
— Хорошо, товарищ Шаталин, — ответила она, удивляясь, откуда ему известно ее имя.
— Борис Андреевич, — поправил он. — Так проще.
Когда она закончила уборку и собиралась уходить, Борис снова окликнул ее:
— И еще, Ольга. Я бы предпочел, чтобы мой номер убирали только вы. Никаких замен. Это возможно?
— Я постараюсь, — тихо ответила она, не понимая причин такой просьбы, но чувствуя странное волнение…
Лиза наблюдала за Шаталиным издалека. Он сидел на скамейке в парке, читая газету, а рядом на столике стоял стакан с минеральной водой.
— Товарищ Шаталин! — окликнула она его, подходя ближе. — Как вам у нас отдыхается?
Борис поднял глаза, и его лицо сразу приобрело официальное выражение.
— Благодарю, хорошо.
— Сегодня вечером у нас танцы под оркестр. Обычно наши отдыхающие очень любят это мероприятие, — она улыбнулась, подчеркивая каждое слово.
— Благодарю, но я, пожалуй, пропущу, — сухо ответил Борис и вернулся к чтению газеты.
Лиза не сдавалась:
— А завтра мы организуем экскурсию на водопад. Очень живописное место. Я могла бы быть вашим персональным гидом.
Борис опустил газету и посмотрел на Лизу. В его взгляде читалось понимание ее намерений.
— Послушайте, Елизавета… Николаевна, верно? Я ценю вашу заботу. Но я здесь, чтобы отдохнуть и поработать над документами. В одиночестве. Надеюсь, вы понимаете.
Лиза вспыхнула. Этот разговор происходил на открытой площадке, и несколько отдыхающих невольно стали свидетелями ее унижения.
— Конечно, понимаю, — произнесла она с натянутой улыбкой. — Но если передумаете, вы знаете, где меня найти.
Она развернулась и быстро зашагала прочь, чувствуя, как горят щеки от стыда и злости. Внутри крутилась только одна мысль — Шаталин — он ее единственный шанс выбраться из этой дыры, вернуться в Москву, возможно, даже восстановиться в институте. Она не собиралась сдаваться так легко.
Дни сменялись днями. Ольга приходила в номер 212 ровно в десять утра и уходила через полчаса. Поначалу Борис просто находился в номере, читая газету или бумаги. Но постепенно между ними начали возникать короткие разговоры.
— Вы не рассказали, почему уехали так далеко от дома, — как-то заметил он.
— Здесь море, — просто ответила Ольга. — У нас в Рязани таких мест нет.
Борис улыбнулся — впервые на ее памяти.
— А еще здесь нет отца, — неожиданно для себя добавила она.
Борис внимательно посмотрел на нее:
— Сложные отношения?
— Он пьет, — тихо ответила Ольга. — И когда пьет… он становится другим человеком.
Она замолчала, удивляясь сама себе. Никогда и никому она не рассказывала об этом. Даже Зине, которая была ближе всех к тому, чтобы называться ее подругой.
— Я понимаю, — неожиданно мягко сказал Борис. — Мой отец тоже пил. До того, как его забрали в тридцать седьмом.
Ольга подняла глаза. В их взглядах было что-то общее — какая-то глубинная боль, которую не выразить словами.
— Вы любите книги, Ольга? — внезапно спросил он.
— Да, — ответила она. — Особенно Чехова.
— Чехова? — удивился Борис. — Почему именно его?
— Он пишет о людях, которые не могут ни жить полной жизнью, ни найти в себе силы что-то изменить, — Ольга вдруг смутилась. — Извините, я… я, наверное, не так выразилась.
— Нет-нет, вы очень точно выразились, — задумчиво произнес Борис. — Знаете, у меня есть с собой несколько книг. Может быть, вы хотели бы что-то почитать?…
С того дня их отношения изменились. Они никогда не встречались за пределами номера 212, но те полчаса, что Ольга проводила там каждое утро, стали для обоих чем-то особенным. Она не просто убирала — они говорили о книгах, о музыке, о жизни. И постепенно сквозь официальность Бориса, сквозь его усталость и отчужденность начал проступать другой человек — глубокий, тонко чувствующий. И одинокий…
Лиза не оставляла попыток привлечь внимание Шаталина. Она всячески старалась оказаться рядом с ним: «случайно» сталкивалась в парке, организовывала мероприятия, которые проходили мимо его излюбленной скамейки, даже начала регулярно обедать за соседним столиком в санаторной столовой.
Однажды, когда Борис после завтрака направлялся к выходу, Лиза поравнялась с ним:
— Борис Андреевич, у нас сегодня кинопоказ. Привезли новый фильм Рязанова. Вы не хотели бы…
— Елизавета Николаевна, — прервал ее Борис, останавливаясь, — я ценю ваше внимание. Но давайте будем откровенны. Я знаю, чего вы добиваетесь. И это бесполезно.
Лиза на мгновение потеряла дар речи от такой прямолинейности.
— Я просто выполняю свои обязанности, — наконец произнесла она. — Забочусь о культурном досуге отдыхающих.
— Неужели? — холодно усмехнулся Борис. — Тогда почему вы не проявляете такой же заботы о других гостях санатория?
Лиза сжала губы:
— Вы несправедливы.
— Возможно, — согласился Борис. — Но справедливость — это не то, чем славится наше время, не так ли?
Он оставил ее стоять посреди холла, чувствуя себя униженной и разгневанной одновременно.
Зина, наблюдавшая эту сцену издалека, подошла к Лизе:
— Не повезло тебе, красавица. Не по тебе мужик оказался.
— Зат.кнись, — процедила Лиза. — Ты ничего не понимаешь.
— О, я-то как раз все понимаю, — хмыкнула Зина. — Ты не первая, кто пытается через постель вернуться в столицу. Только вот такие, как Шаталин, обычно ищут женщин попроще. Без амбиций.
Лиза окинула Зину презрительным взглядом:
— Например, таких, как ты?
— Или таких, как Ольга, — неожиданно сказала Зина. — Кстати, а ты не замечала, что она с недавних пор ходит какая-то просветленная? И только с его этажа.
Лиза замерла, впервые обратив внимание на эту информацию.
— Что ты несешь? Ольга? Эта серая мышь?
— Не такая уж и серая, когда присмотришься, — пожала плечами Зина. — А мужики, знаешь ли, любят тихих и покорных. Особенно такие, как твой Шаталин — привыкли командовать на работе, а дома хотят покоя.
Лиза смотрела в след уходящей Зине, чувствуя, как внутри нарастает злость. Нет, этого не может быть. Эта девчонка из Рязани не могла привлечь внимание человека такого уровня. Но если это правда… то нужно что-то предпринять…
В тот день, когда все изменилось, Ольга, как обычно, пришла в номер 212 ровно в десять. Борис встретил ее необычно взволнованным.
— Ольга, я хотел бы поговорить с вами, — сказал он, как только она вошла. — Не как постоялец с горничной. Как… просто как человек с человеком.
Ольга растерянно кивнула, не понимая, к чему он ведет.
— Сядьте, пожалуйста, — он указал на кресло, и Ольга, поколебавшись, села на самый краешек.
Борис опустился в кресло напротив.
— Я понимаю, как странно это прозвучит, но за эти две недели вы стали для меня… важным человеком.
Ольга смотрела на него широко раскрытыми глазами, не веря своим ушам.
— Борис Андреевич, я…
— Нет, подождите, — остановил он ее. — Дайте мне договорить. Я знаю, что между нами огромная разница — в возрасте, в положении, во всем. Но впервые за долгое время я чувствую себя живым, когда разговариваю с вами.
Он встал и подошел к окну, словно не решаясь продолжать, глядя ей в глаза.
— После того, как я овдовел, я существовал как автомат. Работа, дом, снова работа. Никаких эмоций, никаких желаний. Но с вами… с вами я снова что-то чувствую.
Ольга молчала, не зная, что сказать. Внутри нее боролись страх и радость, сомнения и надежда.
— Я уезжаю через неделю, — продолжил Борис. — И я хотел бы… я хотел бы, чтобы вы поехали со мной.
— Куда? — едва слышно спросила Ольга.
— В Москву. Я могу помочь вам устроиться. Может быть, даже поступить в институт, если вы захотите. Я знаю, это звучит безумно. Но…
— Я не могу, — вырвалось у Ольги.
Борис замолчал, глядя на нее с болью и пониманием.
— Конечно, — тихо произнес он. — Я понимаю. Простите меня. Я не должен был…
— Нет, вы не понимаете, — Ольга встала, впервые за все время глядя ему прямо в глаза. — Я не могу, потому что боюсь. Боюсь изменить свою жизнь. Боюсь, что однажды вы посмотрите на меня и увидите просто наивную девчонку из провинции. Боюсь, что не справлюсь с жизнью в большом городе, с вашим окружением, с… с вами.
Борис шагнул к ней, осторожно взял ее руки в свои:
— Ольга, я не прошу вас давать ответ сейчас. Я лишь хочу, чтобы вы знали: у вас есть выбор. Всегда есть выбор.
Их пальцы переплелись, и Ольга почувствовала, как внутри нее что-то окончательно надломилось — стена страха, которую она выстраивала годами.
В этот момент дверь номера распахнулась. На пороге стояли директор санатория и Лиза.
— Так-так, — протянул Василий Семёнович, оглядывая сцену. — Приятная картина. Культурный отдых в разгаре.
Ольга отпрянула от Бориса, ее лицо залила краска.
— Василий Семёнович, вы неправильно поняли, — начал Борис, но директор перебил его:
— Борис Андреевич, я все понимаю правильно. Вы здесь главный гость, и вольны развлекаться, как пожелаете. Вот только персонал санатория должен заниматься своими прямыми обязанностями, а не… — он сделал паузу, — не лишними активностями.
Лиза стояла за спиной директора, и в ее глазах читалось торжество.
— Смирнова, вы уволены, — отчеканил директор. — Освободите комнату до вечера.
Ольга стояла, не двигаясь, словно окаменев. Все, что она построила здесь за три года — работа, крыша над головой, относительная стабильность — рушилось в один момент.
— На каком основании? — резко спросил Борис. — Девушка ничего противозаконного не сделала.
— На основании внутреннего распорядка санатория, — парировал директор. — У нас строгие правила морального облика сотрудников. А теперь прошу простить, но мне нужно идти. Вас, Борис Андреевич, ожидает машина через час, для поездки на прием к секретарю обкома.
Он развернулся и вышел, Лиза последовала за ним, но в дверях обернулась и с победной улыбкой посмотрела на Ольгу.
Когда они остались одни, Борис попытался подойти к Ольге, но она отступила.
— Не надо, — тихо сказала она. — Так будет лучше. Для всех.
— Ольга, послушайте…
— Нет, — она покачала головой. — Вы должны ехать. У вас своя жизнь, своя работа. А я… я справлюсь. Всегда справлялась.
Она развернулась и вышла из номера, чувствуя, как слезы застилают глаза. Больше всего ей хотелось убежать, скрыться ото всех, но она заставила себя идти медленно и с достоинством…
Зина нашла Ольгу на пляже, в дальней его части, куда редко заходили отдыхающие из-за крупных камней.
— Вот ты где, — выдохнула она, подходя ближе. — Я всех на уши подняла.
Ольга сидела на камне, глядя на море. Лицо ее было спокойным, только в глазах застыла какая-то решимость.
— Ты уже знаешь? — тихо спросила она.
— Весь санаторий гудит, — кивнула Зина, присаживаясь рядом. — Эта с.т.е.р.в.а Лизка все подстроила. Выследила, когда ты пойдешь к Шаталину, и притащила директора.
— Какая разница, — пожала плечами Ольга. — Это должно было случиться рано или поздно.
— Что должно было случиться? — не поняла Зина.
— Жизнь, — просто ответила Ольга. — Настоящая жизнь, а не существование.
Зина смотрела на подругу с тревогой:
— Ты что, влюбилась в него? В Шаталина?
Ольга повернулась к ней:
— Нет, Зин. Я в себя влюбилась. В ту, какой могла бы быть, если бы не боялась.
Она встала, отряхнула платье:
— Я решила ехать в Москву.
— Что? — Зина вскочила. — С ним? С Шаталиным?
— Нет, — покачала головой Ольга. — Сама. Поступать в педагогический.
— Ты с ума сошла! — воскликнула Зина. — На какие деньги? Где жить будешь?
— Не знаю, — честно ответила Ольга. — Но я больше не могу так. Не могу просто существовать, ни на что не надеясь, ничего не желая. Лучше рискнуть и проиграть, чем всю жизнь гадать, что могло бы быть.
Зина смотрела на подругу с изумлением. За три года их совместной работы она впервые видела в глазах Ольги такую решимость.
— И когда ты уезжаешь?
— Сегодня вечером. Последняя электричка на Симферополь, а оттуда поездом до Москвы.
— А вещи?
— Какие вещи, Зин? — грустно усмехнулась Ольга. — Все мое богатство в одном чемодане. К тому же, мне кажется, комендантша сама будет рада меня выпроводить. Ей лишние проблемы не нужны…
Лиза курила на балконе административного корпуса, наблюдая за тем, как по центральной аллее санатория идет Борис Шаталин. Его походка была быстрой, целеустремленной. Он направлялся к служебному корпусу.
«Ищет свою рязанскую тихоню», — с горечью подумала Лиза.
План не сработал. Она рассчитывала, что после скандала Шаталин дистанцируется от Ольги, не захочет портить репутацию. А потом, возможно, обратит внимание на нее, Лизу. Но что-то пошло не так.
Борис поднялся по ступеням служебного корпуса и исчез внутри. Лиза затушила сигарету и решительно направилась туда же.
— Ее здесь нет, товарищ Шаталин, — комендантша развела руками. — Ушла час назад с чемоданом. Даже ключи не сдала, просто оставила на столе.
Борис стоял посреди коридора, чувствуя странную пустоту внутри.
— А куда она направилась, не сказала?
— Нам, простым людям, высокие чины не докладываются, — хмыкнула комендантша. — Да и чего вы за ней бегаете? Девка как девка, ничего особенного.
— Спасибо за помощь, — сухо ответил Борис и повернулся, чтобы уйти.
В дверях он столкнулся с Лизой.
— Борис Андреевич! — воскликнула она с наигранным удивлением. — А я вас везде ищу. Секретарь обкома уже ждет, машина подана.
Борис посмотрел на нее долгим взглядом, и Лиза невольно отступила, ощущая холод, исходящий от этого человека.
— Знаете, Елизавета Николаевна, — произнес он тихо, но отчетливо, — есть люди, которые строят свою жизнь, разрушая чужие. И есть те, кто, несмотря на все трудности, остаются людьми. Мне жаль, что вы выбрали первый путь.
Он прошел мимо нее, не оглядываясь. Лиза стояла, сжимая кулаки от бессильной ярости.
— Подумаешь, — процедила она сквозь зубы. — Очень надо. Таких, как ты, в Москве пруд пруди.
Но в глубине души она знала, что проиграла не только Ольге, но и самой себе…
Поезд Симферополь-Москва монотонно стучал колесами, убаюкивая пассажиров. Ольга сидела у окна, глядя на проплывающие мимо пейзажи. На соседней полке храпел пожилой мужчина, а напротив молодая мать тихо укачивала ребенка.
Ольга достала из сумки книгу — томик Чехова, который ей подарил Борис. На форзаце была надпись: «Ольге. Помните, что у каждого человека всегда есть выбор. Б.Ш.»
Она провела пальцами по буквам. Странно, но она не чувствовала ни разочарования, ни горечи. Только спокойную уверенность, что поступает правильно. Впервые в жизни она сделала выбор сама, не подчиняясь обстоятельствам или чужой воле.
Вагон качнуло на повороте, и из книги выпал конверт. Ольга удивленно подняла его. Это был не просто конверт, а записка: «На случай, если вы передумаете. Адрес на обороте. Буду ждать. Б.Ш.»
Ольга улыбнулась, аккуратно сложила билет и записку обратно в конверт, а конверт — в книгу. Она еще не знала, воспользуется ли этим адресом. Но теперь у нее был выбор. А это уже много…
Москва встретила Ольгу шумом, суетой и безразличием. Огромный город поглотил ее, как песчинку, не заметив и не почувствовав. Первые дни она провела на Казанском вокзале, не решаясь никуда идти, боясь потеряться в этом каменном лабиринте.
На третий день, собрав всю решимость, она отправилась по адресу, указанному в записке Бориса. Это был многоэтажный дом в центре, с консьержем в подъезде и лифтом с зеркальными стенами.
— Вам кого? — строго спросила консьерж, пожилая женщина с недоверчивым взглядом.
— Бориса Андреевича Шаталина, — ответила Ольга, чувствуя, как пересыхает в горле.
— А вы кто ему будете?
— Я… — Ольга замялась. — Знакомая. Из Крыма.
Женщина окинула ее оценивающим взглядом:
— Борис Андреевич в командировке. Должен вернуться через неделю.
— А можно… можно мне его подождать? — неуверенно спросила Ольга. — У меня больше некуда идти.
Консьерж вздохнула:
— Дочка, я тут двадцать лет работаю. Всякого навидалась. Но Борис Андреевич человек порядочный, никогда ни о ком плохо не отзывался. Если ты действительно от него, то он бы не оставил тебя на улице.
Она достала из ящика стола ключ:
— Седьмой этаж, квартира 24. Но учти, если ты соврала, и Борис Андреевич тебя не знает, я милицию вызову.
Ольга благодарно кивнула, взяла ключ и направилась к лифту. С каждым этажом ее сердце билось все сильнее. Что она делает? Зачем приехала? Что скажет Борису, когда он вернется?
Квартира оказалась просторной и строгой. Никаких излишеств, только необходимая мебель, книжные шкафы от пола до потолка и несколько фотографий на стенах. На одной из них Ольга узнала Бориса — совсем молодого, в военной форме, рядом с красивой темноволосой женщиной. «Тамара», — догадалась Ольга.
В первые дни она боялась дотрагиваться до вещей, ходила на цыпочках, спала, не раздеваясь, на краешке дивана. Но постепенно освоилась. Нашла в холодильнике продукты, приготовила себе еду. Обнаружила в шкафу старый женский халат — видимо, принадлежавший жене Бориса — и после некоторых колебаний надела его.
Книги стали ее спасением. Ольга проводила часы, читая то, что раньше было ей недоступно — Хемингуэя, Ремарка, Булгакова. И с каждым днем все больше понимала, как много в жизни она упустила из-за страха.
Борис вернулся раньше, чем ожидалось. Ольга услышала звук ключа в замке, когда стояла на стремянке, доставая книгу с верхней полки. От неожиданности она вздрогнула, потеряла равновесие и упала бы, если бы вошедший Борис не подхватил ее.
— Ольга? — в его голосе звучало удивление и радость.
Она стояла, прижатая к его груди, чувствуя, как бешено колотится сердце.
— Я… простите… я не должна была, — начала она, но Борис осторожно приложил палец к ее губам.
— Тише. Я рад, что ты здесь. Очень рад.
Он помог ей спуститься со стремянки, но не отпустил руки.
— Ты все-таки решилась, — тихо произнес он. — Я боялся, что ты не приедешь.
— Я тоже боялась, — честно ответила Ольга. — И все еще боюсь. Но… — она глубоко вздохнула, — но я больше не хочу жить в страхе.
Борис смотрел на нее с нежностью и восхищением:
— Знаешь, многие считают меня сильным человеком. Но мало кто понимает, что настоящая сила — это не власть над другими, а умение преодолеть свои страхи. И ты, Ольга, оказалась сильнее меня.
Он осторожно привлек ее к себе и поцеловал — легко, словно спрашивая разрешения. Ольга на мгновение замерла, а потом ответила на поцелуй, чувствуя, как внутри разливается тепло, вытесняя холод прошлой жизни…
В эту ночь она впервые в жизни поняла, что значит быть любимой — не из жалости, не из прихоти, а по-настоящему, всем сердцем.
Москва постепенно раскрывалась перед Ольгой, как книга с яркими иллюстрациями. Борис показывал ей город — не парадный, с памятниками и площадями, а свой, личный: уютные дворики в центре, где прошло его детство, тихие аллеи парков, маленькие кафе, известные только постоянным посетителям.
Ольга поступила в педагогический, как и мечтала. Борис не использовал свои связи — она сама прошла по конкурсу, блестяще сдав экзамены.
Их совместная жизнь не была безоблачной. Косые взгляды коллег Бориса, шепот за спиной, анонимные письма в партком. Но они справлялись со всем вместе.
В тот день, когда Ольга узнала, что беременна, она долго не решалась сказать об этом Борису. Ему было уже за пятьдесят, у него была взрослая дочь от первого брака.
— Я не знаю, нужен ли тебе еще один ребенок, — тихо сказала она, опустив глаза. — Если ты не хочешь, я пойму.
Борис посмотрел на нее с изумлением:
— Не хочу? Ольга, ты даришь мне то, о чем я не смел даже мечтать — новую жизнь, новую семью. Как я могу этого не хотеть?
Он опустился на колени, прижался щекой к ее все еще плоскому животу:
— Спасибо тебе.
С дочерью Бориса отношения складывались непросто. Наталья, похожая на мать как две капли воды, смотрела на Ольгу с плохо скрываемым презрением.
— Пап, не смеши меня, — говорила она. — Она же младше меня! Что у вас может быть общего?
— Наташа, я не прошу тебя любить Ольгу, — спокойно отвечал Борис. — Просто уважай мой выбор. И ее выбор тоже.
Со временем лед начал таять. Особенно после рождения маленького Андрея — Наташиного брата, так похожего на их общего отца.
— Знаешь, — сказала однажды Наталья, наблюдая, как Ольга укачивает плачущего ребенка, — а ведь ты сделала то, что не смогла моя мать.
— О чем ты? — не поняла Ольга.
— Ты сделала его счастливым. По-настоящему счастливым.
Шли годы. Жизнь менялась — иногда плавно, иногда резко, с поворотами, которых никто не мог предвидеть. Перестройка, развал Союза, лихие девяностые. Борис рано вышел на пенсию — новому времени нужны были новые люди. Но они справлялись — благодаря его пенсии и работе Ольги в школе.
Когда Андрею исполнилось семнадцать, Борис перенес первый инфаркт. Врачи не давали больших надежд, но он выкарабкался — во многом благодаря заботе Ольги.
— Ты мой ангел-хранитель, — говорил он, держа ее за руку. — Всегда был и остаешься.
Второй инфаркт, случившийся пять лет спустя, Борис не пережил. Он умер у Ольги на руках, успев прошептать:
— Не жалей ни о чем, слышишь? Каждый день с тобой был счастьем.
Ольга похоронила мужа и продолжила жить — растить сына, помогать Наталье с детьми, работать в школе. Она не позволила горю сломить себя, помня, чему научил ее Борис — выбирать жизнь, а не существование.
Когда пришла ее очередь уходить, рядом был сын, уже взрослый мужчина с первыми сединами на висках, так похожий на отца. Была Наталья, давно ставшая ей близким человеком. Были внуки и даже правнуки.
Она закрыла глаза, вспоминая то далекое лето в Гурзуфе. Лето, которое изменило всю ее жизнь. И улыбнулась, зная, что прожила ее так, как хотела — без страха, полно, открыто.
Она сделала свой выбор тогда, в 1978-м. И никогда о нем не жалела…
